Комната без единого окна и дверей. Был слышен тихий звук, напоминающий монотонное гудение вентилятора. Я не чувствовала сырости или холода, как в погребе или подвале; лежала на тонком матрасе, уложенном прямо на пол, под покрывалом из грубой ткани, рядом стоял табурет — это все, что смогла разглядеть.

Приподнявшись с неудобного ложа, почувствовала головокружение, но мне было необходимо побороть слабость. Обстановка настораживала, и я уже не считала, что нахожусь в гостях. Просидев в неподвижном состоянии несколько минут, я еще раз оглядела комнату, затем придвинула к себе табурет и, стараясь не делать резких движений, оперлась о него обеими ладонями и встала на дрожащие и подкашивающиеся ноги. Пришлось прислониться плечом к стене. «Я в норме. Я справлюсь», — мысленно успокаивая и подбадривая себя, сделала шаг, затем передвинулась дальше. Неуклюже и борясь с желанием снова улечься, продолжая держаться за стену и ощупывая ее, я обошла половину комнаты, но безрезультатно. И те крохи сил, что смогла собрать, испарились напрасно, а впереди половина пути и не единой зацепки или намека на дверь, рычаг или что-нибудь подходящее.

Над головой послышался скрип. Я задрала голову вверх и увидела желтоватый огонек, как у свечи, размытый и слабый.

— Ну, и как успехи?

Голос принадлежал девушке, и что-то в нем показалось знакомым: или интонация, или манера говорить, но я не могла вспомнить, а ее лицо скрывала темнота.

— Ужасно.

— О, мы уже разговариваем? А я думала, что все потеряно.

— Где я?

— В гостях, — в голосе незнакомки прозвучал сарказм, от которого стало не по себе.

— А похоже на тюрьму, но без неба сквозь решетку.

— Если есть ирония, то будешь жить, — прозвучала пауза. — Недолго.

— Не поняла.

— А что непонятного? В скором времени я убью тебя.

В том состоянии, в котором я находилась, было сложно реагировать адекватно, наверное, поэтому я не испугалась и даже не удивилась, скорее уж разочаровалась.

— Зачем? И ты, вообще, кто?

— Не узнаешь?

— Не вижу отсюда.

— А вот так?

Огонек колыхнулся от резкого движения, осветив лицо с красивыми восточными чертами. Катрин?! Наступил миг, соединивший воедино сразу все эмоции, которые еще секунду назад не желали пробуждаться.

— Вижу по выражению на твоем лице, что узнала, — Катрин улыбнулась. — А если тебе рассказали обо мне достаточно, то не будешь задавать лишних вопросов.

Я знала многое и видела собственными глазами, на что она способна, но во мне еще остались крохи мужества, и я не поддалась на провокацию. Необходимо выведать как можно больше, особенно меня интересовала причина моего (боюсь даже произносить вслух) похищения. Но для этого придется подтолкнуть к откровенности. Как же это сделать? Выбрать покорность и ждать или сыграть на тщеславии и вывести из себя? Что ж попробуем второе. Дерзких привлекают дерзкие.

— Это почему же? — я вложила нотки иронии в интонацию, с которой задала вопрос.

— Так ты до сих пор ничего не знаешь?

— Знаю, но не все. А если думаешь, что боюсь тебя, то глубоко заблуждаешься. Я же еще жива.

— Как я уже сказала, это ненадолго.

— Пусть так, но узнать причину своего заключения могу?

— Можешь. Но зачем?

— Чтобы спокойно сдохнуть в этой дыре.

— Ладно, так уж и быть, — Катрин понравилась наша игра, это было очевидно. — Твоя смерть — это месть Алексу и всем, кто меня отверг. Он должен почувствовать твою боль, а затем его поглотит одиночество невосполнимой потери. Дыра внутри будет расти, и ничем ее не заполнишь. Наш упрямый волк начнет сходить с ума. И если его слегка подтолкнуть в нужном направлении, он допустит ошибку и станет квалесцент. Вот такой несложный план для восстановления справедливости, — на губах девушки заиграла самодовольная улыбка, но она исчезла так же быстро, как и появилась, сменившись гримасой презрения. — Но о чем я говорю. Квалесцент? Насмешили. Они все думают, что мы теряем душу, ничего не чувствуем, жаждем крови и неконтролируемы. Как же они ошибаются. И я могла бы им доказать, но мне это не выгодно. И мне все равно до чьих-то убеждений. Главное — сила, и я получу ее.

Катрин продолжала издеваться, насмехаясь над моим положением, мучая словами, но не это было важным, а ее эмоции, которые тщательно скрывались и изредка выползали наружу: во взгляде, в мимике, в дрогнувшем на мгновение голосе. Ее переполняли не только злость, самовлюбленность, амбиции, но и обида. Или померещилось? Может, надо обдумать это тщательней и использовать? Где бы еще сил раздобыть. Я чувствовала себя не намного лучше, чем при пробуждении. Энергия утекала, как песок сквозь пальцы. И мысли о копании в скрытых психологических причинах, сделавших из молодой девушки монстра, пришлось отложить на потом.

Катрин рассмеялась, но я прервала ее:

— А ты уверена, что это сделает тебя счастливой? Алекс тебе не нужен.

— Откуда тебе знать, нужен или нет? Я хочу его силу и власть. Он альфа, и за ним пойдет стая. Эти никчемные твари — оборотни второго сорта — не будут всегда подчиняться моим приказам. Так они устроены — необходим истинный лидер.

— Но Алекс никогда не станет послушной марионеткой, и ты об этом знаешь.

— Это сейчас он такой, а оступившись, захочет власти так же неистово, как и я.

— Я в это не верю.

— И не верь. Для тебя все скоро и так закончится.

— Он чувствует меня, значит найдет.

— Не успеет. Вечером ты уже не помешаешь моим планам на будущее.

Ну вот и озвучили мой приговор. Причину узнала. И как бы ни хотелось закричать от страха или броситься в ноги мучительнице и вымаливать свою жизнь, я продолжала изображать ничем непробиваемую скалу.

— Почему именно вечером, а не сейчас?

Катрин установила свечу в какой-то держатель и присела на пол, свесив ноги вниз. А мне все это время приходилось стоять, опираясь о стену и задрав голову вверх, что никак не способствовало улучшению моего состояния. И мы обе знали об этом. Я храбрилась, а Катрин наслаждалась зрелищем. Она молчала довольно долго, прежде чем ответила. Наблюдала за мной.

— Жду гонца с хорошими известиями.

— Можно поинтересоваться, с какими?

— Я должна быть уверена, что Алекс страдает и находится на грани.

Я устало прикрыла глаза и тихо прошептала, уверенная, что мои слова расслышат:

— Мне тебя жаль.

— Почему же?

— Ты не умеешь любить, и все от тебя отказались.

— Тогда мне жаль тебя. Обычный человечек, связанный с оборотнем. А это значит… — в воздухе на миг повисло молчание. — Что это значит? — я вновь посмотрела на Катрин, ожидая продолжения, а она улыбнулась и ответила на свой же вопрос. — Что твое место в тени и всегда будет именно там. Ты никто и никем умрешь.

Слова достигли цели, но, наверное, не совсем так, как она хотела: я разозлилась, и прошло несколько секунд, прежде чем смогла совладать со своими эмоциями. Да, Катрин в чем-то права, но я не имела права подарить ей победу над собой. Не сейчас!

— Я согласна! Для тебя я никто, но меня любят, и это самое главное.

— Поздравляю. Есть ради чего умирать.

Она думала, что продемонстрировала свое превосходство, но заблуждалась. Обида и боль, притаившиеся в самых недрах души, показали свои лица. Сильная Черная волчица была беспомощна перед правдой и не могла этого скрыть. Ей с трудом удавалось контролировать себя.

— И ты знаешь, я согласна с твоим мнением насчет потерявших душу оборотней. Это скорее ложь или выдумка. Ты чувствуешь боль, а человек без души лишается такой способности.

— Насмешила. Ты не представляешь, на что я способна. И никакой боли во мне нет, а если хочешь в этом убедиться, то могу показать, что такое настоящая боль.

Катрин оказалась в нескольких сантиметрах от меня за считанные доли секунд. Хищница с жаждой уничтожать. Свет над нами освещал женское лицо желтым маревом, уродуя красивые черты. Ее питала злость, словно богиню войны, сброшенную с небес и готовую на все, чтобы вернуть свое господство.