— Я? Нет.

— Тогда, наверное, пойду.

— Тебя ждут? Иди.

— Кто меня может ждать? В резервации почти никого нет.

— А как же подруга?

— Не знаю. И мне неинтересно.

Внезапно все изменилось, и вместо хмурого неба над головой я увидела радугу. Кем бы эта девушка для Алекса не являлась, он остался со мной. Но я не показала, как рада его решению и, надев на себя ту самую маску безразличия, которую он так любил использовать, прошла в комнату. А когда засыпала, загадала: «Хочу, проснувшись утром, увидеть тебя рядом».

Звон, как от разбившегося стекла, нагло влез в мой сон. Я посопротивлялась немного и приоткрыла один глаз. В комнате темно, за окном ночь. Но ведь не померещилось? Или это такой сон со звуковыми спецэффектами? Пошарив рукой по тумбочке, нащупала свой телефон и включила экран. На часах без четверти пять. Жуть. В голове спросонья полный кавардак. Но если звон приснился, то непрекращающееся шуршание — явно нет. Пришлось выползти из-под одеяла и выйти посмотреть, кто же хозяйничает в доме без моего ведома.

На кухне ожидала чудесная картина: полуголый и босоногий парень заметающий осколки стекла. Я аж залюбовалась. Но Алекс выпрямился и предоставил на обозрение свою спину: на ребрах красовались три шрама в форме параллельных полос, словно ему гризли спинку почесал, а на правом предплечье — один широкий и прерывистый, видимо, от рваной и глубокой раны. Если обладаешь взрывоопасным характером, без потасовок в жизни не обойдется, но чтобы настолько ужасно — мне и в голову не приходило. Сонное состояние улетучилось в миг.

Алекс обернулся и на этот раз не выглядел самоуверенно, очень уж было похоже на смущение.

— Доброе утро. Что-то рано ты начал все бить.

— Привет. Задел. Вот убираю следы побоища с посудой.

Никто не рассказывал о шрамах на теле Алекса, и я решила о них не расспрашивать. Мало ли как он отреагирует.

— Ладно. Все равно надо собираться. А во сколько ты пришел?

Алекс замер, не ответив, и слегка нахмурился. А я мысленно выругалась. Соображать надо быстрее. Он остался на ночь — должна была догадаться по внешнему виду.

— Или не уходил? — я улыбнулась, стараясь сгладить неудобную ситуацию.

— А это проблема?

— Нет. Но ты так яростно защищаешь ваши правила. Вот и удивилась.

— Я уснул.

— Ну с кем не бывает. Кушать будем или пойдем голодные?

Через полчаса после совместного завтрака мы покинули резервацию и пошли узкими тропами сквозь лесную чащу. Изредка попадались поляны, залитые ярким солнечным светом, но в основном весь путь шли под тенью густых крон. Ветер, бушующий всю ночь, к утру стих и баловал легкими дуновениями на открытых участках. В основном мы молчали или говорили о повседневных вещах: работа, друзья, развлечения. К наступлению ночи температура резко упала, я вся продрогла и из-за кромешной тьмы не видела дальше нескольких сантиметров, идти стало сложнее.

— Алекс, сколько нам осталось?

— Устала?

— Замерзла. Ног не чувствую. Все болит.

— Придется останавливаться на ночлег. Не подготовлена ты для длинных переходов.

— Останавливаться? Где?

— Через минут двадцать подойдем к дому, там переночуем.

— А чей он?

— Наш.

Многообещающий ответ. Чей наш? Воренов? Или всего племени? Иногда этот индеец разговорчивостью не отличался. Наверное, его надо чем-нибудь разозлить, тогда и подробности появятся. Но вскоре и вправду вышли к одноэтажному дому из деревянного сруба, с навесом перед входом, тремя широкими ступенями и крыльцом, окружающим половину строения. На конусообразной крыше возвышалась широкая труба печного отопления, окна закрыты металлическими ставнями. Дом в свете луны выглядел таинственно, но как-то уж слишком знакомо. А внутри сохранилось тепло и витал слабый аромат тушеного мяса и горелого дерева.

Алекс зажег две свечи, протянул одну мне и пошел в комнату, а я устало поплелась за ним. Не осталось сил даже разуться, а насчет осмотра жилья можно и вовсе не говорить. Все завтра. И вот он мой долгожданный берег в форме огромной кровати, накрытой двумя шерстяными пледами. Дайте до него добраться и оставьте в покое хотя бы на пару минут. Хочу ощутить под щекой мягкость ткани и забыть о вертикали.

— Аврора, не спи, — я почувствовала, как меня легонько тормошат за плечо, — Снимай обувь. Надо посмотреть твои ноги.

Я отмахнулась от назойливого голоса, но он не унимался. Пришлось открыть глаза, а ведь находилась уже на пороге в мир сладких снов, где никто тебя не заставляет подыматься, снимать обувь и …: «Что это?!» — я ошарашено уставилась на свои ноги, погруженные по щиколотку в таз с кипятком; Алекс не только нагло прервал мой сон, но и умудрился ошпарить: «Мама дорогая — это жутко больно!» На самом деле вода была едва нагретой, просто кроме усталости я еще и конечности отморозила. А пока тело отогревалось, я вспомнила и русскую речь, и не совсем культурную ее часть.

— Красиво выражаешься, русская.

— Да пошел ты… — и череда эпитетов.

Прилив адреналина иссяк слишком быстро, и новая волна усталости вырубила меня в прямом и переносном смысле. Не помню, как сняла с себя куртку и свитер, как залезла под плед, но один момент помню отчетливо: улыбка на его губах, тревожный взгляд и тепло мужских рук, растирающих мои покрасневшие ступни. Как же это приятно, а с утра еще и немножко неловко. Чуть-чуть.

Новый день ворвался в дом ярким светом через незашторенное и припылившееся окно. Я зажмурилась от «солнечного зайчика», скользнувшего по лицу, и, приоткрыв один глаз, улыбнулась пустой комнате. Потянулась и вспомнила момент с упоительно нежным массажем ножек. Ну вот о чем я думаю? Алекс спасал меня от угрозы слечь с температурой, а я лежу и мечтаю не пойми о чем.

Прозвучал скрип, и я перевернулась на бок, а мой «принц из грез» наблюдал за картиной пробуждения, стоя в дверном проеме и держа в руке чашку с ароматным и пахучим напитком. Подложив под щеку согнутую руку, я улыбнулась. Ну не удержалась. Прекрасное утро всегда должно начинаться с чашечки кофе в постель. На кофе, правда, рассчитывать не стоит, но сойдет и любая другая бурда. Важно же — как, а не что.

Разглядывая Алекса, я думала о том, что хочу заморозить это мгновение, остаться в нем, но не навечно, а ровно на столько, сколько выдержит мой разум. Находиться рядом с сероглазым индейцем и не думать о будущем — так заманчиво.

— Доброе утро. Как себя чувствуешь?

— Доброе, — я задумалась над ответом и, смутившись собственных мыслей, спряталась под пледом. — Нормально.

— Точно? Ничего не болит?

Заерзав под колючей тканью, я приоткрыла лицо и, довольно улыбаясь, ответила, что все супер.

— Тогда просыпайся. Тебе поесть надо, да и мне не помешает.

— А который час?

— Полдень.

Сказка исчезла в одно мгновение. Умудрилась проспать полдня, сбила весь наш график, а ведь должны были прибыть в поселение сегодня к вечеру. Откинув плед в сторону, я поспешно села и заозиралась вокруг в поисках рюкзака.

— Шутишь? Почему не разбудил?

— Ты перемерзла. Ждал, пока организм справится с охлаждением и усталостью.

И это он вчера и позавчера бурчал о нежелании сопровождать, о быстром избавлении своей персоны от меня? Глазам не верится!

— Ты же хотел как можно скорее дойти до Панактунк?

— Хотел, но твое здоровье дороже, чем мои желания.

Его поведение изменилось. Было трудно не заметить, что он волнуется за меня и это не банальная учтивость.

— Завтра пойдем.

— Но…?

— Никаких НО!

— Ладно. Но тогда задержимся в пути дольше, чем все.

— Не опоздаем. А за твое здоровье отвечать придется мне.

Я и не сопротивлялась. Перспектива остаться с Алексом наедине чуть дольше, чем предполагалось — заманчива. Почему я должна отказываться? Даже жаль, что это всего одни сутки. Он здесь вел себя иначе: улыбался, не бурчал, словно недовольный всем старик, не кричал, заботился, заботился и еще раз — заботился! Не жизнь, а мечта. Если бы еще разрешал за пределы дома выходить. Я каждый угол изучила (изучила — громко сказано; всего две комнаты, кухня, прихожая), все полочки, шкафчики, даже в погреб нос засунула, но все попытки осмотреть близлежащую территорию, хотя бы на несколько метров вокруг, заканчивались возле двери или на крыльце. Алекс не ходил за мной по пятам, как Марьям, но выражение на его лице отбивало любое желание перечить, и я покорно возвращалась обратно каждый раз, как сталкивалась с ним на крыльце или возле входной двери. А вечером не выдержала и обиженно пробурчала: