— Ну что ж, — удовлетворенно произнес Смерть. — Думаю, пора поговорить.

Я перешагнул через тело работодателя и последовал за двумя всадниками Апокалипсиса к столику у окна, отметив по пути, что все без исключения очереди к кассам укоротились.

Перед разговором Смерть заглотил свой обед. Я терпеливо ждал. Наблюдал, как он ест, глазел на Мора, Мор глазел на меня; я разглядывал пешеходов на улице, многие поскальзывались или спотыкались на ходу, некоторые получали небольшие травмы. Позади меня обалдевшему и все еще тошнившему младшему управляющему помогли встать и проводили с глаз долой. Общее волнение публики улеглось.

Я вновь посмотрел на Смерть. На нем были черные «док-мартензы», синие джинсы и белая футболка. На футболке фигурировал веселый мультяшный зверек, а под ним жирными черными буквами надпись: «Я ДРУГ СЕМИОКОГО АГНЦА». Бляха в форме косы красовалась у агнца на хвосте. Я поглядел на Мора — его взгляд все еще сверлил дыры у меня в черепе. Его облачение оказалось экзотичнее. В белом костюме, рубашке и штиблетах он выглядел как низкопробный двойник Либераче[50].

Что же до меня, то:

— Вид у вас дерьмовый, — сказал Мор.

— Извините, — ответил я.

— Ваш наряд вас унижает.

— У меня в этом нет выбора.

— Шутить изволите?

Я пожал плечами.

— Ладно, — сказал Смерть, доев второй абрикосовый десерт «Дважды-Слаже» и облизываясь, — давайте к делу. Штука в том — и вряд ли кто-либо из нас станет это опровергать, — что вы, когда в последний раз трудились на Агентство, нас огорчили.

— Полностью разочаровали, — поправил его Мор.

— Вам не удалось следовать протоколу, вы демонстрировали небрежение к правилам Агентства, а ваши действия привели к выживанию двоих наших клиентов.

— Моих клиентов.

— Обычно, — продолжал Смерть, — это означало бы полный разрыв связи между нами — за исключением светской, конечно. — Он слабо улыбнулся. — Однако Шеф, похоже…

— А мне что с этого?

Мою реплику встретили молчанием. Будь я теплокровным — залился бы румянцем от неловкости; в действительности же я просто ждал ответа, который Мор в конце концов и предложил:

— Предлагаю сунуть его в Хранилище на тысчонку лет. Может, научится кое-каким манерам.

— Это лишнее, — сказал Смерть. — Я перейду к тому, что мы вам предлагаем, совсем скоро, но сначала должен объяснить, зачем мы здесь. — Он побулькал молочным коктейлем через соломинку, после чего поцыкал зубами. — Штука в том, что у нас неувязка. Я лично считаю, что решение можно было бы отложить на век-другой, мы все-таки переезжаем на большую площадь. Но у Шефа иное видение. Пункты назначения покойников уже расписаны, процедура в разгаре, но по неведомым причинам было решено, что вы должны нам помочь. Задача, естественно, простая…

Последнюю минуту или около того Мор постукивал желтым ногтем по гнилым передним зубам, и это раздражало меня невообразимо. Так или иначе, я понятия не имел, о чем Смерть толкует, а интересно мне это было еще меньше. Я вновь отпустил ум блуждать. Задумался, очухался ли младший управляющий от своего недуга, сколько пройдет времени, прежде чем мое отсутствие заметят и запомнят, и будут ли у моего поведения серьезные дисциплинарные последствия. Я знал, что обязан вернуться на пост, в особенности в такое оживленное время, и это чувство долга так тяжко меня прижало, что возникли физические симптомы. Я ощутил давление в груди, сокрушительную панику, начал задыхаться, взбудоражился; в желудке что-то завозилось, руки неуправляемо затряслись…

— Что скажете? — спросил Смерть.

Я тупо уставился на него.

— Говорил я тебе, это ошибка, — оскалился Мор. — От него и по первому-то разу толку не было, а с тех пор он явно скатился еще ниже. Мы все знаем, что мозги у них с возрастом портятся — Иеронима взять, к примеру. С тем же успехом можно было бы нанять орангутанга.

— Таков приказ Шефа.

Мор прищелкнул языком, но не возразил.

Я нервно огляделся. Моего работодателя не наблюдалось вовсе. Обеденный персонал, казалось, обходится без меня. Мне ничто не угрожало — по крайней мере пока.

— Вы все еще не изложили, что предлагаете мне, — сказал я.

Мор продолжил постукивать по зубам, глядя в окно. Смерть спокойно всмотрелся в меня, ровно, долго.

— У вас тоска, — сказал он наконец. — Вы что-то ищете — и лишь я могу вам помочь это найти.

Зал начало кружить. Я подумал, что сейчас потеряю сознание.

Затем я потерял сознание.

Когда очнулся, я лежал головой на столе. В воздухе стоял резкий запах дезинфекции, смешанный с приторной вонью жира и жареной говядины. Ни Смерти, ни Мора нигде не было, а надо мной стояла Зоэ. На лице у нее читалась странная смесь сочувствия и любопытства, но Зоэ ко мне не прикасалась, за что я был ей признателен.

— …тебе получше?

Я кивнул.

— Кто этот чудик загорелый?

— Друг.

— Ты от всех своих друзей в обморок падаешь?

— Не от всех.

— Ага. Может, стол протрешь?

Я поднял голову. Она вручила мне тряпку. Я почти тут же принялся за дело, намереваясь устранить любые следы их присутствия.

Остаток дня я старался не думать об этой встрече со Смертью, а точнее, глушил подобные мысли работой. Выполнял нудные задачи на пределе сил и делал все, что мне велели. Не так-то и трудно. После обеденных треволнений обстановка была расслабленная: младший управляющий взял отгул на остаток дня, жалуясь на боли в желудке, тошноту, головную боль, жар, ломоту в конечностях, больное горло и двоение в глазах. В отличие от большинства соприкоснувшихся с Мором, он легко отделался.

В конце моей смены я желал лишь одного: тихо и без помех ускользнуть, но меня обеспокоили еще два события. Первое произошло, когда я переодевался из форменной одежды в повседневную: черные спортивные брюки, такую же куртку, кроссовки и длинное черное пальто с черной шерстяной шапкой. Туго натягивая шапку на череп, я почувствовал странное давление на кожу. Отвернувшись к стене, чтобы никто не видел, я снял шапку. На дне ее лежал сложенный листок пахшей сиренью писчей бумаги — записка с моим именем на ней. Имя было выведено кровью. Я слишком перенервничал и читать не стал.

Второе событие оказалось не менее тревожным. Я сунул записку в карман штанов, застегнул пальто и направился к выходу. Меня перехватила Зоэ. Она улыбалась, но руки туго сплела на груди и слегка покачивалась на пятках.

— Не хочешь выпить сегодня вечером? — спросила она.

— Нет, — ответил я.

Я навестил родителей. Навещаю я их каждый день, по дороге с работы домой: мне нравится рассказывать им, что со мной происходит. Надеюсь, они слушают, но наверняка это неизвестно. Они уже много лет как умерли.

Их тела погребены на кладбище, где пересекаются две дороги. Я не считаю ни шаги, ни время, нужное, чтобы туда добраться: туго запахиваю пальто, натягиваю шапку на глаза и занимаю внимание тротуаром и расстоянием до незнакомцев. Сегодня мне пришлось думать еще и о Зоэ. Почему она захотела провести со мной время после работы? Почему мой отказ был таким неизбежным? Почему бы мне попросту не сказать «да»? Эти вопросы крутились у меня в голове, пока та не заболела, и к церкви и узкой тропе на погост я подошел с облегчением.

Могила моих родителей расположена под дубом, в тени невысокой каменной ограды. Одинокое белое надгробие отмечает их совместную жизнь. Та жизнь меня более не интересует — не интересует она и их, покойников. Значение имеют лишь эти ежедневные визиты и мои слова, изливаемые в шесть футов грунта. Сегодня мой позыв разговаривать оказался необычайно силен, и едва я успел прижать губы к земле, как мой мозг избыл свой груз.

— Я встревожен, — сказал я.

Как обычно, ответа не последовало.

— У меня возникли желания. И грезы. Не знаю, ни что они означают, ни чего я хочу… До сего дня я справлялся. А теперь, повидав Смерть, не знаю, что дальше делать.