А думы были не очень хорошие. Дело в том, что оба амбала, охранявших директора, исчезли, так и не позаботившись о дальнейшем благополучии своих семей. Остались брошенными их молодые жёны и малые дети, которые кстати, прибывали в полном неведении о нынешнем местонахождении своих кормильцев. Да и, по словам их товарищей, так предать родню, те не могли, а это значит только одно, парней убили, а тела спрятали. И снова становиться ясно то, что ничего в этом деле не понятно. Сам Алон, никак не мог справиться даже с одним своим телохранителем, значит, в этом "грязном" деле, ему кто-то помогал. Возникает закономерный вопрос: "Кто?" — И он, естественно, остаётся без ответа.
Время работало на беглеца и именно поэтому, по столице разбежались мальчишки, высматривая детей Алона. Если беглый директор ещё не покинул столицу, то кто-нибудь из его сыновей, обязательно вылезет из своего временного убежища. Все помнили, что оба отрока зарекомендовали себя подвижными, неугомонными сорванцами, а это значит что длительного "заточения" они не выдержат. Не использовать этот пусть мизерный, но шанс Авраам не мог. Ну а амбалы Каца, ездили по округе, выспрашивали на вокзалах носильщиков, или беседовали с ямщиками. Однако вороватого директора нигде не видели, и как он умудрился покинуть столицу, было непонятно. А если так, то жизненно необходимо вычислить, кто мог помочь ему бежать и наказать всех виновных. Чтоб это сделать, желательно как можно более оперативно выяснить, кто из горожан, в эти дни неожиданно куда-то уезжал. А тем временем, "веселье" продолжалось и набирало обороты.
Поиски бежавшего предателя шли непрерывно, не прекращаясь ни на минуту, и они пока что были безрезультативны. Но, человек не может исчезнуть без следа, поэтому, рано или поздно, есть шансы его обнаружить. А там, при должной удаче, можно и схватить виновника этого грандиозного переполоха, после чего, задать ему множество вопросов. Отрабатывался ещё один вариант, по которому, на этого "Иудушку" можно выйти и через реализаторов "липы", так как именно он мог продать аферистам базу клиентов. Конечно, изготовители фальшивок могли взять образцы подписей и бланки чеков во время какой-либо сделки. Но. Как быть с теми редкими случаями, когда клиенты ни разу не выписали, ни единого чека? Снова одни лишь вопросы.
К великой радости Каца, именно в этом направлении уже произошли некоторые сдвижки и появились шансы на успех. Так что, в один прекрасный день, поближе к вечеру, Авраам посетил один из тайных подвалов находящихся на территории принадлежащих его амбалам угольных складов. Когда он в него вошёл, то его взору открылась следующая картина, большая комната с округлёнными сводами потолка, множество весящих на каменных стенах масленых светильников, принесённых сюда и зажжённых только по причине его появления. Посреди этого помещения стоит четыре тяжёлых, железных стула с высокими спинками и на каждом из них, сидит голый юноша. Более точно, описание должно звучать именно так: "Пленные сильно избиты, обнажены и привязаны кожаными ремнями к своему пыточному месту. Рядом с каждым узником стоит пара амбалов, весьма свирепого вида, и сверлящих свои жертвы кровожадными взглядами". — С минуту постояв, с неким сочувствием во взгляде, рассматривая невольников, он обратился к своим людям:
— Ну почему же вы сынки такие непослушные. Я же говорил, что не надо так сильно издеваться над этими отроками. Необходимо было припугнуть их легонько, и не более того.
— Так хозяин. Мы-то сперва и не хотели их бить. Ток ма они, нас, стало быть, оскорбляли какими-то иноземными словечками. Как-то так, и всем своим видом давали понять, что не желают с нами общаться. Мол, не ровня мы им.
— Эх. Как были дуболомами, так ими и остались. Эх-хе-хе. Ну ладно, пошли вон, бездари. Я сам с людьми поговорю. Доброе слово, оно и кошке приятно.
Надо сказать, что этот немудрёный спектакль подействовал на пленных так, как на это и рассчитывал старый ювелир. Ему уже было известно, что задержанные в разных местах столицы юноши пытались реализовать поддельные чеки, на чём и попались. Скрутив, их обыскали, но обнаружив у них в бумажниках ещё по несколько фальшивых расписок, этих молодцев не сдали в полицию, а конфисковав подделки и "навешав тумаков" вытолкали из банка взашей. А когда они пропетляв по переулкам и проходным дворам, удалились достаточно далеко и после короткого разговора, взяв у неприметного мещанина ещё пару бумаг, были через пару кварталов захвачены и доставлены в эту темницу. Ну а за этим странным субъектом, с которым контактировала вся четвёрка, было установлена скрытая слежка. Но, не о нём сейчас ведётся речь. После двух часового избиения, унижения и прочих издевательств, появление спокойного, в чём-то даже жалостливого еврея было как стакан прохладной воды для измотанного жаром пустыни странника.
"Ну что отроки, надеюсь вы сами понимаете, что попались на воровстве. Причём, это преступление имеет один отягчающий момент, для похищения моих денег вы использовали поддельные документы". — Пленники молчали, а Авраам изображая из себя усталого, но очень добродушного дедушку, поочерёдно рассматривал пленных. Хотя, в условиях плохого освещения, поспешно и неаккуратно выбритые налысо, с разбитыми лицами, парни были почти неразличимы. Всего-то разницы, у кого-то сильнее расквашены губы, у кого-то закрыт отёком правый глаз, у кого-то левый, на этом всё. Все вместе, они, как могли, то есть позволяли последствия недавно перенесённых побоев, смотрели на Авраама и молчали.
"Ну что сынки, так и будем в молчанку играть? — окончив свой неспешный осмотр, поинтересовался Авраам. — О вэй’з мир. Мамочка роди меня обратно. Куда же катится этот мир? Ну, никто не желает общаться со старым, добрым евреем, абсолютно никто. А всему виной, таки моё чрезмерное добродушие и человеколюбие. С этим срочно надо что-то делать. Да-а-а, они прямо-таки, игнорируют меня".
Вновь, ответом на эти слова было безмолвие. Под сводами подвала, только и слышалось якобы старческое кряхтение Авраама, сопение перебитого носа одного из пленников, и лёгкое, неразборчивое поскуливание самого крупного на вид узника. Выждав ещё минуты полторы — две, Кац снова тяжко вздохнул, сокрушённо покачал головой и, как будто разговаривая с самим собою, бубня себе под нос, но при этом не слишком тихо, так чтоб услышали все кому это адресовано, пробормотал:
"Да. Времена и нравы уже ни те-э-э. Испортилась молодёжь, да-а-а, как есть, испортилась, эти поцы не желают уважать мою старость и её седины. Да и когда с ними говоришь по-хорошему, они тем более не понимают моей доброты, или не желают понимать. Да-а-а, видимо, правы мои парни, не ценят молодые господа, когда к ним хорошо относишься. Эти гои принимают добродетель за слабость. Да-а-а, дела-а-а. Ну что же, пусть мои мальчики делают с этими шлемазл что хотят, "общаются" с этими неблагодарными гоями так, как сочтут нужным. Глядишь, и в самом деле, от этого будет больше толку. Да-а, пора старому еврею на покой, становлюсь слишком сентиментальным".
Обиженно бормоча, и слегка жестикулируя руками, Авраам продвигался к двери нарочито неспешной, шаркающей походкой и когда он протянул к двери руку, чтоб постучаться, раздался долгожданный, отчаянный крик:
"Штойте, гошпадин еврей! Я вщё шкажу! Штойте ше! — это был тот крепыш, что всё это время тихо поскуливал, а шепелявил он видимо оттого, что ему во время первичной "обработки", выбили передние зубы. — Тока прошу, не отдавайте меня швоим палащам! Пожалушта! "
Авраам замер, неспешно обернулся, одобрительно посмотрел на сломленного невольника и лилейным голосом проговорил: "Таки приятно видеть умного и главное, правильно воспитанного господина. Вас, любезный друг, сейчас отведут в другую комнату, выслушают ваш рассказ, потом обмоют, обиходят раны, оденут, и отпустят на свободу. Вы уж не держите на моих мальчиков зла. Так они парни хорошие, вот только слишком "горячие", поэтому немного и перестарались. И таки ещё один момент, надеюсь, вы понимаете, что о том, что вы побывали у нас, вам лучше забыть, дольше проживёте. Запомните, для всех кто будет интересоваться, и задавать вопрос: "Кто вас так сильно побил?" — Ответ приблизительно такой: "На меня напали грабители, я отважно отбивался, да вот неудача, не сдюжил с этой толпой и не смог убежать. Вот они, эти тати, не только забрали мои вещи и деньги, так ещё обрили голову своими ржавыми ножами". — Вот как-то так. И ещё раз напомню, молчанье не только золото, но и жизнь, очень долгая и счастливая жизнь. А следовательно, не умение держать свой язык за зубами, наоборот, лютая смерть".
