Я проморгалась, вернулась обратно к ребенку и, присаживаясь перед ним на корточки, заговорила:

— А обманывать не хорошо… Манахай…

Глаза маленького панта резко изменились — зрачки сузились, а взрослые панты удивлённо переглянулись.

— Тебе не говорили, что Чаарити все видят, все слышат и все знают, а также очень сильно не любят, когда кто-то кого-то обманывает? — ласково спросила я у мальчика. Он молча отвернулся и кивнул. — Так куда же ты дел монеты?

Маленький пант стыдливо покосился на родителей. Видимо он боялся, что за признанием последует наказание. И я решила прийти на помощь ребенку:

— Давай ты нам сейчас честно во всем признаешься, а я попрошу твоих родителей сильно не ругать тебя?

— А они послушают? — тихо спросил мальчик.

— Я очень сильно их попрошу, — я повернулась к пантам, те, не задумываясь, одновременно кивнули. Тогда младший заговорил:

— Я видел, как наш сосед, дядя Арман, выгружал у дома самокаты… Он собирался продавать их завтра, на виджае, — мальчик опустил глаза в пол, шмыгнул носом и уже начиная плакать закончил: — А я так хотел самокат…

На эту фразу ребенка у его родителей была странная реакция. Они почему-то рассмеялись. Причем панта громко, а ее муж более сдержано.

— Мы же эти деньги как раз на самокат и копили. Даже попросили уже Армана отложить один самокат для тебя, — ответила панта.

— Правда? — мальчишка поднял на маму мокрые, но счастливые глаза.

— Правда.

— Простите меня… Я… Я больше так не буду… — ребенок вытер глаза.

— Обещаешь? — уточнила я.

— Обещаю. Клянусь онкой, покровителем нашего рода, — произнес мальчишка и бросился в ноги к матери. Панта обняла сына.

— Но наказание все же будет, — сурово произнес пант. — Мы с мамой подумаем над этим.

— Но не очень строгое. Он же честно признался, — попросила я. Глава семейства, пока сын не видит, с улыбкой кивнул. А панта залезла в карман, достала, а потом протянула мне на раскрытой ладошке две монеты.

— Я же ничего не сделала, — категорично заявила я. Одно дело брать деньги за медицинскую помощь, а тут.

— Вы помогли, — настоятельно заявил пант, начиная хмуриться. Панта продолжала держать раскрытую ладонь с деньгами, и я все же взяла плату, правда, одну монету.

Супруги недовольно покачали головой. Эх, зря я, надо было брать обе монеты. Но здесь панта вдруг предложила:

— А приходите завтра в полдень на главный кшетр.

— А что там?

— Как что? — удивилась женщина, — виджай, просвещенный последнему дню перед великим постом Дерга. Мы с мужем держим лавку сладостей. Мы вас угостим. Наш мадху, между прочим, лучший во всех южных сурешиатах, вы потом долго его не попробуете, — гордо заявила она. Я попыталась вспомнить, что такое "кшетр" и "мадху", и подсознание сразу выдало информацию: кшетр — здесь называют площадь, а мадху — вид сладости из меда. Но вот что такое пост Дерга, я не знала, но выяснять не стала, ведь начни я спрашивать могу вызвать подозрения. Если уж этот пост Великий, значит он распространяется на всю Пантерию. — У нас, кстати, самое удобное и красивое место, напротив фонтана, — добавила панта с улыбкой.

— Шанкар за приглашение, — вежливо ответила я.

— Приходите. Почтите виджай своим визитом. Местные панты будут рады видеть свою целительницу и сочтут это за добрый знак, — поддержал жену пант.

— Шанкар, ещё раз, я подумаю.

Панты довольно улыбнулись и взявшись за руки, направились к выходу. Я пошла провожать чету до крыльца. Спустившись по которому, панта вдруг поинтересовалась:

— В вашем саду ягоды необычные растут, что это за бадари такой?

— Малина называется. Очень вкусная и сладкая ягода, — ответила я и, тоже спустившись, подошла к кустам. Сорвав несколько ягодок, вернулась к пантам и протянула им горсть спелых ягод: — Попробуйте.

Панты посмотрели на меня с сомнением. И тогда я демонстративно съела пару малинок. Младший пант тут же взял с моей ладони ягоду и положил ее в рот.

— Мам! Это очень вкусно! Сладко.

Мама поверила сыну и тоже попробовала. Но не так быстро, как сын. Откусила, пожевала, посмаковала и только потом проглотила. На ее красивом лице застыло лёгкое удивление, и она с улыбкой спросила:

— А можно набрать немного?

Я кивнула в ответ и даже принесла из дома пластиковое ведёрко. Семья дружно заполнила ёмкость и, вежливо попрощавшись, ушла в сторону деревень.

А я, пока к дому ведьмы никто больше не спешил за помощью, зашла в комнату и принялась перебирать местные книжки в поисках определения неизвестного мне слова. И информацию я нашла. Дерга — Священный Великий пост, происходит раз в два пантерианский года и длится сорок дней. Во время поста строго-настрого запрещено употреблять в пищу все сладкое. Так же под запретом многое из того, что приносит удовольствие… Например, хм, интимная жизнь — некоторые панты старательно этого избегают, хотя это строго не запрещается, если оба партнёра не против…

Закрывая и убирая книгу, я с усмешкой задумалась. Ладно ещё интимная жизнь, но вот как определить все то, что приносит удовольствие? Допустим, тот же сон — мне он самое то, удовольствие, то есть. А пантам как?

В общем, хорошо, что я не пант. И мне совершенно не обязательно придерживаться этого поста. Сладкое для меня не столь важно. А вот "полусладким" согрешить я люблю… Нет, теперь без фанатизма, разумеется.

Кстати, насчёт приносящего удовольствия и не только. Надо составить список. А завтра отправить Аэлите сообщение с перечнем необходимого, а то мои запасы, не только гастрономические, но и фармакологические, уже заканчиваются.

Я сначала прошлась по кабинету, подмечая, что мне может потребоваться, потом вернулась в комнату и изучила свой холодильник. Список составляла не долго, но после этого моему организму захотелось подкрепиться. Я разогрела вчерашнюю курицу с рисом и с удовольствием отобедала.

Когда сытая и раскумаренная после еды я собралась немного подремать, в мою дверь громко постучали. Надевая на ходу маску, я тотчас поспешила на призыв.

На пороге дома, опираясь на косяк, стоял молодой пант. Довольно непотребного вида, в том плане — его лицо и руки покрывали глубокие ссадины.

— Ты ведьма-медик?

— Я, — отозвалась уже не реагируя на прицепившуюся ко мне кличку. Что ж теперь поделать?

— Помощь твоя нужна.

Спрашивать какая я не стала, итак, было вполне очевидно.

Я пригласила панта в дом, привела его в кабинет. Он тут же устроился на кушетке и даже стянул с себя рубашку.

— Лечи меня, — почти приказным тоном, заявил мужчина.

Я надела перчатки, приготовила перекись, зелёнку, вату и щипцы. Пока все это делала, приглядывались к царапинам панта. Почти месяц никто не приходил ко мне с подобным. Что ж… Видимо, бои на этот срок прекращались, а теперь опять возобновились. И причины и того и другого могут быть разные.

— Кто тебя так? — решила я поинтересоваться, выливая на плечо пострадавшего прозрачную жидкость.

— Ракшас один! Недомерок! — рявкнул пант.

Ну, хорошо, что не сослался на свою самку, как делали это другие.

— Почему недомерок?

— Потому! Мельче меня в одну треть, но юркий и изворотливый!

Я тихо, чтобы пант не слышал, усмехнулась. А затем спросила:

— Что ж вы не поделили?

— Деньги, — бросил он, а потом дернувшись, как будто опомнившись, злобно спросил: — А тебе какая разница?

— Никакой, просто интересно… Ты ж не первый у меня такой. Много я подобных ран уже полечила.

— Делай свое дело, быстро и без лишних вопросов.

Ах, вот так, не много этот пант себе позволяет? Грубить ведьме-медику?

Я просушила обработанные раны и от всей души принялась прижигать тело панта зелёнкой. Естественно, тут же услышала местный мат, а вслед за ним:

— Уф… Увижу эту черную морду — убью!

Резко остановившись, я спросила:

— Тебя так уделал черный тендуа?

Пант так же резко обернулся, сузил глаза, за ними сузились зрачки: