«Ты золотом кичишься…» Ты золотом кичишься, Дворцом до облаков. На иномарке мчишься — Охранники с боков. Мощна твоя машина. В ней его чертей движок. Нам всем по три аршина Отмеряно, дружок. Летишь ты, презирая Россию и ветра. Ключи от двери рая Не купишь у Петра. Под мрамором ли, бронзой Ты сыщешь ухорон, В аду тебя не бонзой Определит Харон. А как это ни странно (Ему что Влас, что Тот), Со всеми непрестанно Терзаться поместит. «Есть странность некая во мне…» Есть странность некая во мне — Вблизи не замечать колосса, Но различать в полночной тьме Далёких звезд златое просо. Ты где, звезда, что так мала? Взгляну на ковш: скажи на милость Она всё там же, где была, — На сгибе ручки приютилась. Мечтаю в полночь на юру — Не глупость ли, не наважденье? — Увидеть чёрную дыру Или сверхновой нарожденье. О мирозданье! Хошь не хошь, А ведь в живых и я не буду… Лей на меня, небесный ковш, Июльский зной, зимы остуду. Лей, Водолей! Недолог путь От полночи до синей рани. В последний раз когда-нибудь В твоей умоюсь Иордани. Быть лучше всё-таки живым. Печаль изведать и невзгоды. Годам межзвёздным, световым Я предпочту земные годы. Ведь жизни малые ростки По Водолея наущенью Самой природе вопреки Цветут к январскому крещенью. «Во мне должно быть что-нибудь от тигра…» Во мне должно быть что-нибудь от тигра: Коварство, злоба и свирепый вид. Я должен быть жестоким, как Аттила — Так гороскоп восточный мне велит. Но всё, увы, не так на самом деле. Скорей, мне добродушие к лицу. Обидно: я не дал на той неделе Достойного отпора подлецу. На хамство сотоварища и грубость Я должен был, короче говоря, Использовать не медля саблезубость, Загрызть его, пустить ему кровя… Я отступил постыдно и нелепо. Бессонницей страдая, в тишине Всё вопрошал, расстроенный: «О небо, Хоть что-нибудь от тигра есть во мне?» «Если тёмное, будет и светлое…»
Если тёмное, будет и светлое, И оно, нам твердят, впереди… Если чушь, то она несусветная, Хоть во что ты её не ряди. Умудрился же думский консилиум Большинством в приснопамятный год Выраженье «прожиточный минимум» Без стыда запустить в оборот. Дядю Ваню с супругою Зиною, Двух согбенных, в глазах – пелена, С потребительской встретил корзиною: В ней четыре пакета пшена… «Тусклее огня керосиновой лампы…» Тусклее огня керосиновой лампы Играет зарю пробудившийся кочет. Гусак, поджимая озябшие лапы, В остылом пруду искупаться не хочет. Он голову прячет, трусливый как заяц, И с берега топает важно к овину. Он молча таит неизбывную зависть К высоко по небу летящему клину. И мне бы на юг, да не водятся деньги Неделю-другую понежиться в Ницце, И не избежать нам судьбины-индейки: Мне – зимних раздумий и ощипа – птице… Зимнее рондо Сосен могучих скрип, по снегу – россыпь звёзд. Пишется манускрипт – пашня на сотни вёрст Испещрена письмом, коего смысл прост. Бор почивает сном, по снегу – россыпь звёзд. «Всё смешные мечты и желания мучили…» Всё смешные мечты и желания мучили. Всё хотелось того, что противно уму: Почему ты, луна, проплываешь за тучами, И они закрывают тебя почему? Астроном семи лет, я молил и настаивал: «Ниже туч соверши свой торжественный бег!» Я хотел, чтобы снег никогда не растаивал, Я хотел, чтоб весна не кончалась вовек. Много зим позади. Обезлистело дерево, Приготовясь к суровой и долгой зиме. Но остался я прежним, и что бы ни делал я, Всё не гаснут мечты и желанья во мне. Всё я жду и надеюсь, что мне тайна откроется, И по воле моей, по желанью в ответ Диск огромной луны не за тучами скроется. Невозможно? А вдруг? Почему бы и нет?.. «Жила? Нет, скорей доживала…» Жила? Нет, скорей доживала Отпущенный Господом срок. Подолгу горбушку жевала, Обмакивая в кипяток. Порою – не поздно, не рано — В больницу ходила и в ЖЭК. Был долгой зимою отрадой Ей оперы мыльной сюжет. Соседка ей ставила банки, Что выше живёт этажом… Однажды из шерсти собаки Наложенным платежом Ей пояс был прислан снохою: «Вы, мама, царица в меху!..» Казалось бы, надо плохою Назвать вот такую сноху, Она же ночами в кровати, Леча поясницу и грудь, «Прости её, Божия Матерь!» — Шептала, не в силах уснуть. |
