«Безоблачный май, словно ягода, красен…» Безоблачный май, словно ягода, красен. И льдины, и брёвна Ока пронесла. У дома напротив состарился ясень, А липа у наших окон подросла. Отжившего ясеня вешнее горе. Но знаю я, знаю: однажды, увы, И липе моей, словно воину в поле, Наступит пора – не сносить головы. Поёт в вышине златогорлая птица. Я в небо гляжу – замирает в груди. Ах, я не мальчишка, чего кипятиться? И что меня, что меня ждёт впереди? Но снова меня ожидает дорога. И липе цветущей махну я рукой В тот час, как услышу с родного порога Гудок парохода над тихой Окой. «Дождя серебристая сетка…» Дождя серебристая сетка. Ой, радуга как расцвела! Вот снова она, семицветка, На старице плещет крыла. Опущенных крыльев изгибы Неясного цвета полны. Какие-то крупные рыбы Взлетают на гребень волны. Всего лишь мгновение ока Парят над водою, легки, И, радужны, снова глубоко Уходят в пучину реки. Но вот тяжелы, словно пули, Ударили капли… И вмиг Мои поплавки затонули И свет поднебесный поник. «Не пролистаны мая листы, не прочитаны…» Не пролистаны мая листы, не прочитаны, Еще ямины с полой водой глубоки, И не скрылись в листве ещё гнезда грачиные — Из былинок и веточек тонких клубки. По Оке, по Мещёре, по бору-заказнику, Что свои корабельные сгрудил стволы, Вольно, рыская, вешнему ветру-проказнику Вместе с птицами петь, воздавая хвалы Всепроснувшейся жизни: цветенью, гудению, Шелестенью и всем проявленьям чудес, Что людей молодят и ведут их к спасению В набухающий клейкими почками лес. «Ветер обрывает абрикосы…» Ветер обрывает абрикосы В придорожной лесополосе. Вишенья опущенные косы Тяжелеют в утренней росе. Мельтешенье бабочек и света. Приглядись: как многое с весны Изменилось на исходе лета — Всюду больше стало желтизны. Желтизна – она неизлечима. Это скорой осени вина. И уже так ясно различима, Перестала прятаться она. Шалый ветер мчит по бездорожью, Клонит ниц высокую траву. Нынче поле с вызревшею рожью Сыпануло зёрен в синеву. Бражный дух расходится по сёлам. Что же загрустил ты и поник, Что ты долу клонишься, подсолнух, Лета златоглавый баловник? «Вот и лета прошла середина…» Вот и лета прошла середина. Утром низкая стелется мга. Лёгким инеем посеребрило За рекой заливные луга. И глаза твои, взор твой весенний Легкой дымкою заволокло. На холодной заре предосенней Так туманится в доме стекло. Так яснее становится, строже Лес, объятый осенним огнём… Не грусти же, прощаясь с погожим Благодатного августа днём! Понимаю: конечно, печально, Грустно осенью, что говорить! И, конечно, она не случайно Любит в жёлтое всё нарядить. Я и сам потеплее одетым Вечерами вдоль речки брожу, И уже не мальчишкой с разбега — Осторожно и тихо вхожу В осветлённые, чистые воды Невеликой речушки лесной, Ей, как прежде, желая свободы, Лишь свободы желая весной. «В синеве потонула округа…» В синеве потонула округа. На ложбины, поля и луга В одночасье, как зимняя вьюга, Опустилась вечерняя мга. Август свадебный пахнет грибами. Он извечным покоем прошит. Лёгкий ветер, стреножен, губами Чуть заметно сенцо ворошит. Вот баяна послышались всхлипы. Снова девушки песни поют. Снова месяц о старые липы Чешет рыжую спину свою. Поднимаясь, как птицы, с откоса Песни девичьи мчатся в полёт. Красноватым огнём папиросы Прочертил небеса самолёт. Бродят пары по рытвинам, кочкам, Их ругают дворовые псы, Им поют петухи среди ночи — Деревенского мира часы. Словно яблоки, звёзды падучи, А желанья ясны и близки. Но в девичьих напевах на круче Снова слышатся нотки тоски. «Всему есть конец и начало…» Всему есть конец и начало. Есть срок у дерев, у судьбы. Когда-то, как травы, качало, Клонило под ветром дубы. Их поросль младая окрепла, И сам я окреп и подрос. Душа не сгорела до пепла, Не тронуло время волос. Ещё я люблю и ликую, Не плачу о сроке земном. Зачем же тогда я тоскую, Увидев, как вы за окном, Осенней пронизаны дрожью, Роняете лист на жнивьё… Летит он по ветру, похожий, Похожий на сердце моё. |
