«Я сошёл. Я один, как перст…» Я сошёл. Я один, как перст. С расписанья автобус сбился. Целый год не видал я мест, Где, родившись, не пригодился. Поглядев на Оки слюду, Как над нею туманы тают, Я в Успенский овраг сойду, Где о том, что приеду, знают. Я с дороги посплю, устав, А с обеда, пера рабочий, Захочу посетить места, Что мне, грешному, любы очень. Здесь порушен Кастрова дом В мавританском изящном стиле, Здесь в дожди с великим трудом Пробираются автомобили, Здесь за двадцать безумных лет, Остро ранящих, словно жало, Потихоньку во Вторчемет Всё снесли, что плохо лежало, Здесь гоняет с утра коров (Их всего-то пяток осталось!) Поликарп Лукич Иванов. Он по-чёрному пьёт под старость. Схоронивший Федосью, он (Как подпорка, рухнула вера!) Если утром не похмелен, Стал опаснее бультерьера. Если водка не будет греть И наступит похмелье снова, То ему костылём огреть Не составит труда любого… Дом Кастрова – притон и склад… Храм Ильи подпирает тучи. Город мой, ты мят-перемят, Подпалён из канистр вонючих. Под ветвями листвяных крон Остов летом сгоревшей школы… Поплывёт колокольный звон От Успенья и до Николы. Этот звон как набат, как гуд. Песне Господу вечно длиться! Не спалят тебя, не сомнут — Сколько можно вот так глумиться?! Имена А у матери моей Имя – Евдокия… В наше время имена Не дают такие! И стыдятся, а чего, А чего стыдятся? Евдокией отчего Нынче не гордятся? Мчатся годы и века… Мчится юность наша… Дуновенье ветерка — Дунюшка… Дуняша… «Мне снится дом, где нынче к непогодине…» Мне снится дом, где нынче к непогодине Половиками выстланы полы, Где запахи аниса и смородины Сродни навеки запаху смолы. Где, ещё дедом втиснутый в простенок, Мои рубахи сохранил комод. В углу висят иконы, а на стенах Семейных фотографий хоровод. Где мать одна, сложив худые руки, На табурете в комнате сидит И под метели неуёмной звуки В ночную тьму тревожную глядит. Укрыты шалью худенькие плечи, А на столе – мерцающий ночник… И снится мне грядущей нашей встречи Неповторимый и прекрасный миг. «Скоро соберусь я и последую…»
Скоро соберусь я и последую, И поеду – даже плохо верится! — Вновь туда, где матушка последыша Ласково баюкала, как первенца. Как она меня любила, холила! Сказки мне рассказывала вечером… Так любила, что уже до школы я Помогал семье, а не бездельничал. Своего последыша из города Скоро встретит мама, выйдя из дому. Скоро, скоро задышу я молодо, Заготовлю дров, поправлю изгородь. Даже и не верится, что встречусь я С красотой мещерскою, неброскою, Где так лунно и так звёздно вечером Над рекой и рощею берёзовой. ««Ты не спи на закате…» «Ты не спи на закате! — Тормошит меня мать. — Мне тревожно, сынок, Я боюсь, понимаешь? Ну проснись же, пора, Мой хороший, вставать! На закате не спят — Неужели не знаешь? — Это что же за вид!..» — «Ах, а я и не помню, Как заснул на диване! Ты скажи, отчего Голова так болит?..» Полусонный, встаю И пиджак надеваю. Выхожу на крыльцо — Там в полнеба закат! Я заката огромней Не видел, не помню. Он на соснах могучих Кроваво распят, Он рекою течёт По зелёному полю… «Не грусти, дорогая, И не верь в чудеса, Что навеки уснуть На закате возможно. Просто, мама, к ненастью Так красны небеса, И болит голова, И на сердце тревожно». «Собери ты мне наскоро ужин…» Собери ты мне наскоро ужин, На плите разогрей чугунки. Вновь я северным ветром простужен, Налетающим из-за реки. Возле печки, натопленной жарко, Отогреется быстро спина. От хворобы спасёт меня чарка Твоего золотого вина. За отца, что давно на погосте Спит, ладони сложив на груди, И за сына, пришедшего в гости, Ты немного сама пригуби. Вот метель налетела, как птица! Не с того ль так тревожна душа? Я хочу в этот вечер забыться — Больно брага твоя хороша! Мама, мама, ведь я не ребёнок. Что ты плачешь? Никак не пойму! Ах, не ты ли учила с пелёнок В жизни всё разрешать самому? Мама, мама, не хмурь свои брови! Лишь забрезжит предутренний свет, Всепрощающей силой любови Буду вновь я, как прежде, согрет. |
