– Говорит, будто их батюшка после разговора с посланцем Короля на два дня в немощи слегли.

– И что с того? Моя мамка уже две недели хворает, да к ней, поди, от Короля никто не являлся, – вставил Плим, и с наслаждением отхлебнул эля.

– А то, что их дочка сказали моей дочке, что отец их, наш бургомистр, во сне бредил и всё говорил про какую-то гору. По мне так и ладно. Хоть бы он совсем сдох. Только она говорит, что их батюшка метался и повторял: «Ваше Величество, гора ведь совсем рядом. Бедой это закончится, если кто узнает! Совсем рядом эта проклятая Лысая гора. Бедой закончится».

– Всё, хватит, какая ещё гора? Вокруг одни горы да лес.

– Этого они нам не сообщили.

– Ну так и не придумывай больше чем надо. А то сразу: «Дело особой секретности». Мало ли что человек наговорит в горячке! Горячка была у бургомистра – вот тебе и всё послание от Короля. А дочке скажи, пусть свои фантазии потуже в узел завязывает, – Лисс опустошил плошку и вернул её Крузо: – На, держи!

– Сами просили новость, а теперь ругаетесь.

– Какая ж это новость? Сплетня, которой ты приклеил длиннющую бороду. Гляди как бы своим языком беду ни накликал. Айда, Плим!

– Ты иди, Лисс, а я поищу Терецию.

– Хочешь узнать у девчонки, не врёт ли этот гусь? Ну иди, иди. Я тебе скажу уже одно – не поехал бы вестовой по нашей дороге ночью. На ней и днём-то шею свернёшь, а потемну только дурак сюда сунется. Не было никакого послания. И бургомистр наш не хворал. Сам сегодня увидишь, выйдет здоровый и розовый, как новорождённый поросёнок.

– Не собираюсь я ничего выведывать. Дело у меня к ней.

– Дело? Слышишь, Крузо, у Плима есть дело к дочке бургомистра… Какое может быть дело у безродного осла к горной козочке?

– Не говори так, – у Плима сжались кулаки.

– Ладно, беги к своей Тереции, только смотри, чтобы наш Крузо не сделал из этого новость быстрее, чем ты добежишь.

Тереция с завязанными глазами двигалась на крики: «Огонь слева!», «Огонь справа!», «Огонь прямо!». Игра называлась «Башня». Ей нужно было обойти всех участников, не дотронувшись до них, ударить по колокольчику, привязанному к вытянутой руке одного из игроков, и крикнуть «Пожар!». Пока она ни разу не «обожглась». Плим подошёл к мальчишке, который выполнял роль «башни», подмигнул ему и аккуратно перевесил колокольчик с его руки на свою.

– Берегись, огонь слева! Правее, ещё правее! Теперь прямо! Огонь приближается сзади! Торопись!

За Терецией на каждый десятый счёт делала два шага чумазая девчонка с растрёпанными волосами – главная угроза для «пожарника».

– Огонь приближается, торопись!

Тереция потерялась в пространстве. Лево, право, сзади перестали для неё быть направлением и превратились в карусель, вращающуюся по кругу. Иногда один голос умышленно пытался сбить её с толку – простуженный голос Кая, мальчишки, живущего со своей бабкой. Она старательно не поддавалась на его провокации, но один раз всё же, чуть не угодила в «огонь».

– Огонь совсем близко. Левее, левее… Осталось совсем чуть-чуть. Колокол прямо перед тобой.

Дзинь!

– Пожар! – крикнула она и сорвала с глаз повязку.

Увидев перед собой улыбающегося Плима, она растерялась.

– Нечестно! Когда ты успел подменить игрока?

– Что ж тут нечестного? Ты ведь выиграла. Идём забирать приз.

– Нечестно, потому что ты меня напугал.

– Напугал? Все мне твердят, какой я в своём сюртуке обворожительный, а ты говоришь: «Напугал»?

Плим рассмеялся и начал звонить в колокольчик.

– Пожар, пожар… – подхватила детвора.

Кто-то выхватил из рук Тереции повязку, и игра началась заново.

– Давай прогуляемся к колодцу, – предложил Плим.

– Не могу, скоро будет выступление отца, я не хочу его пропустить.

– Пожалуйста, ненадолго. Туда и назад. Мне нужно тебя кое о чём спросить.

– Спрашивай здесь.

Лицо у Тереции вспыхнуло, словно она и впрямь побывала на пожаре. С одной стороны, ей хотелось пойти с Плимом, с другой – она боялась, что их разговор не будет стоить и выеденного яйца. Всё её сердце было переполнено нежностью к Плиму, и она всей душой хотела услышать от него важные слова. Но до сих пор он только говорил о всякой ерунде, не имеющей отношения к её чувствам. «Прогуляться к колодцу, чтобы вернуться разочарованной? Побыть с ним наедине несколько минут и надолго потерять покой? Неужели он не знает, не видит, не чувствует, что для неё он не просто друг, а человек, с которым она хотела бы прожить всю свою жизнь?»

Ярмарка беззаботно шумела. Было столько всего интересного и захватывающего, но искушение убежать от звуков веселья и оказаться наедине с ним было куда сильнее. Сбежать, и пусть даже это короткое бегство потом аукнется болью в сердце. Перед таким предложением было трудно устоять, если не сказать больше – невозможно.

– Ну… Давай. Только ненадолго, – поправляя волосы, сказала Тереция.

Они пошли к выходу, пробираясь сквозь толпу односельчан, не замечающих вокруг себя ничего, кроме ярмарочной пестроты.

Выбравшись на дорогу, ведущую к «Богомолу» – колодцу, из которого вся деревня черпала питьевую воду, они сбавили шаг. Мягкая пыль под ногами поднималась лёгкими облачками и оседала на красных сапожках Тереции. В небе пели жаворонки, вдали бушевала зелень леса, укрытая тенью облаков, зацепившихся за верхушки гор. Шум от ярмарки становился всё более приглушённым. Они шли, но никто так и не решался заговорить первым. Тереция ждала вопроса, а он не знал, о чём спрашивать. Не было на самом деле никакого вопроса… Плим судорожно искал хоть какую-то зацепку. Столько в мире «как», «зачем» и «почему», а в его голове всё словно провалилось в бездонную яму. Так они дошли до самого колодца. В отличие от других дней сегодня здесь никого не было, только пчёлы и шмели жужжали над дикой расторопшей. Плим поднял с земли камешек и бросил его в колодец. Глухое «бульк» навело его на мысль – он вспомнил о голышах, которые положил утром в карман, чтобы удивлять ребятню фокусами.

– Я хотел спросить, ты любишь фокусы?

– Что? – Тереция с лёгким разочарованием изогнула брови. – Ну… Да, люблю.

– Отлично! Тогда отвернись на минутку.

– Ты позвал меня сюда, чтобы показать фокус?

– Ну давай же.

Тереция послушно отвернулась. Дровосек посмотрел по сторонам и увидел на одном из сиреневых цветков шмеля, пьющего нектар. Ловким движением он схватил его за жирное брюшко, выдернул жало и аккуратно опустил насекомое в карман сюртука.

– Всё, можешь поворачиваться.

Плим протянул Тереции один из приготовленных голышей.

– Итак, что у тебя на ладони?

– Камень. Гладкий тёплый камень.

– Ты в этом уверена?

– Да, я в этом уверена, как и в том, что скоро нам будет нужно возвращаться, – с лёгким раздражением сказала Тереция.

– Не торопи меня, иначе магия не сработает.

– О, так ты у нас не только дровосек, но ещё и волшебник.

– Я много кто, Тереция. Много кто! В моих руках есть власть превращать неживое в живое и… Хорошо, протяни мне ладонь и покажи свой камень.

Тереция вытянула руку.

– Вот, смотри.

– Теперь я буду медленно зажимать твои пальчики и считать до пяти, а ты внимательно следи, чтобы камень никуда не исчез.

– Плим, я думаю, что он куда-то всё-таки исчезнет. Например, в один из карманов твоего смешного сюртука.

– Не разрушай магию. Начинаем зажимать пальцы. Мизинец – раз, безымянный – два, средний – три, указательный – четыре, большой – пять. Он дунул и сделал какое-то бессмысленное движение. Теперь… – он отпустил руку и с довольным лицом отступил на пару шагов, – можешь сказать, что у тебя в кулаке?

– Это вопрос, который ты обещал мне задать на ярмарке?

– Не знаю.

– Думаю, что у меня в руке…

Тереция вдруг почувствовала, как в кулаке что-то зашевелилось.