– Что ж, хорошо. А меня ты слышишь? Слышишь, как я спросил тебя про собак? – дриада просто стояла спиной к дереву и смотрела в пустоту.

– Если ты меня не слышишь, давай включись, надо поговорить.

Дриада повернулась. Он почувствовал, как в голове будто открылась дверь. Плим напрягся сильнее, надеясь, что ощущение «открытой двери» связано с тем, что женщина идёт на контакт.

– Это хорошо! Хорошо, что ты готова поговорить. Хотя, признаюсь, мне неприятно, что кто-то вот так запросто может влезть ко мне в голову.

– Дровосек, ты не боишься, что у тебя сейчас глаза лопнут? Ты хочешь меня о чём-то спросить?

Плим обалдел, услышав голос дриады не в голове, я вот так – двумя штуками, расположенными по правую и левую сторону головы. Когда бы ещё он мог удивиться тому, что слышит ушами?

– Ты можешь говорить? Э… ртом?

– Разумеется, если рядом никого и нет необходимости доносить до тебя мысль, минуя лишние органы.

– Лишние органы – это уши? Потому что именно ими я сейчас слышу лай собак. Там, наверху.

– И что? Это может тебе как-то помочь?

– Конечно! Полагаю, это не просто лай собак – это ищут меня.

– Ну что ж, тогда просто расслабься и жди. Сейчас сюда спустятся люди и спасут нас. Но в первую очередь, конечно, тебя.

– Послушай, я понимаю, что наше знакомство не заладилось. Но давай попробуем что-то придумать, – Плим говорил скороговоркой, боясь упустить шанс на спасение. – Поверь, там, наверху, целая орава здоровых мужиков. Просто нужно… – Плиму казалось, что сейчас из него выскочит какая-то гениальная идея. Но, похоже, идея была таких размеров, что просто не протиснулась наружу.

Дриада вопросительно смотрела на него.

– Ну? Почему ты замолчал? Ты сказал: «Просто нужно…» Мне интересно услышать, что же нужно? Попросить троллей позвать твоих друзей на подмогу? Или вот это, – дриада приложила ладони к губам и звонко закричала: – Эй, на помощь, добрые люди! Тролли обернулись на крик, но даже не двинулись с места.

– Ты чего орёшь? Прекрати! Давай перейдём на мысленное общение. Как ты там это делаешь?

– Давай! – громко сказала дриада, и следующую мысль Плим услышал уже в голове. – Видишь, даже эти безмозглые твари понимают всю безнадёжность нашего положения.

Она с сочувствием посмотрела на дровосека. Ему стало не по себе от этой неприкрытой жалости. Ведь она пережила столько страданий, что ему и не снилось.

– Бестолочь! Если ты хочешь отсюда выбраться, ты должен не бежать от неудобных вопросов, а задавать их и искать ответ. Твой отец просто сильно хотел спать в ту звёздную ночь. Он отмахнулся от тебя как от назойливой мухи с этим твоим «зачем светят звёзды?». Действительно, зачем, если от них не так уж много света? А ведь вопрос был хороший. Но тебе дали неверный ответ. Дровосек, если ты ещё надеешься увидеть свободу, спроси себя, кто ты, и помоги мне это понять. Не беги от этого вопроса. Звёзды горят не для того, чтобы утолить любопытство бездельников. Они горят, потому что их кто-то зажёг! Для чего-то зажёг!

На холме, куда накануне вечером поднялся дровосек, вьюжило сильнее всего. Сверху открывался вид на торную колею, по которой с утра туда-сюда сновали люди с собаками. Сейчас густая снежная пелена скрыла впадину, на дне которой люди развели костры. Блики от них заиграли внизу незадолго до того, как усилился снегопад, и теперь, когда не было видно самих людей, ориентироваться приходилось только на всполохи.

Приглушённый снежной пеленой, лай собак то усиливался, то почти растворялся где-то вдалеке. Обалдуй укрылся за каменными глыбами, удивительно смахивающими на него самого. С тех пор как зажглись костры, попытку подняться на холм никто не предпринимал. «Как только стемнеет, они будут вынуждены убраться отсюда. Когда это случится, можешь спуститься в пещеру», – сказала ему старуха.

Ночью она снова обращалась в фурию, но на этот раз не просто красовалась своей мощью, а притащила с собой человека. Человек был без сознания. «Вероятно, житель той деревни, что находится внизу. Хотя с такой мощью и скоростью горгулья вполне могла похитить его из города. Кто он? Кто-то из свиты Короля? По одежде не скажешь – слишком уж беден его наряд», – думал Обалдуй.

Утром старуха велела следить за дорогой. Вскоре со стороны деревни донеслись звуки: люди, собаки, какие-то трещалки (значит, человек всё-таки из деревни). Они промелькнули внизу и пошли дальше, мимо занесённых снегом зарослей ежевики.

Обалдуй сел прямо на снег, опершись спиной о камни и стал терпеливо ждать наступления темноты. С темнотой надежда исчезает, а значит, исчезнут и люди, которые пришли сюда, чтобы спасти своего брата. Таков закон – тьма прогоняет надежду. А завтра, когда серое утро снова забрезжит над лесом, надежда будет так слаба, что их напугают и мороз, и новые сугробы, и вчерашние неудачи. А это значит, что Обалдую не придётся больше сидеть на морозе и охранять холм от незваных гостей.

Лисс со странным чувством поглядывал на холм невдалеке от того места, где они разбили лагерь. Ему не так часто приходилось бывать в лесу, но этот холм… Голый, почти без единого деревца. Одни камни да кустарники. Возможно ли, чтобы кто-то проредил лес, за которым скрывалась эта громадина с каменными валунами наверху? Какие могли быть объяснения тому, почему он раньше всего этого не замечал?

Они уже несколько раз прочесали все места, где мог быть Плим. Углублялись далеко за просеку, сворачивали с колеи, звали и били в колотушки. Но не то что Плима, даже следов зверя, который мог бы напасть на него, не нашли. Да и вообще, в лесу было необычно тихо. Всё было странно в этом исчезновении Плима, но бургомистр всё объяснил: «Парню надоело жить в деревне, вот он и подался за лучшей жизнью в город!» Лисс закатил глаза, когда услышал это.

Вечерело. Он убедил бургомистра, чтобы его люди последний раз прочесали округу.

– Да не найдём мы вашего дровосека. Говорю же, в город он сбежал. Нет? Так давно бы уж нашли или осла, или телегу!..

– А что там? – Лисс показал одному из псарей на холм, который теперь не давал ему покоя.

– Почём мне знать? Думаешь, парень бы полез туда? А, всё одно, собаки след не берут, а значит, искать можно где угодно, хоть на краю Лавритонии.

Лисс прикинул, сколько времени понадобится ему, чтобы подняться наверх. Вероятно, подумал он, я успею обернуться туда и назад до возвращения людей бургомистра. А нет – так подождут! Его сиятельство не сильно уходились, сидя весь день в санях да попивая чай.

Лисс подошёл к обочине и внимательно осмотрел кусты. В одном месте веточки ежевики были надломлены. Он раздвинул заросли и шагнул вперёд. Нога тут же увязла в снегу. Эх, кабы не снег, всё было бы куда проще. Он выдернул ногу и вернулся к костру за снегоступами.

– Куда это ты собрался? – бургомистр отхлёбывал из плошки ароматную дымящуюся жидкость и не особо скрывал радость от того, что скоро можно будет сматывать удочки и возвращаться к мягким перинам.

– Поднимусь вон туда, – Лисс кивнул в сторону вершины, на которой громоздились покрытые снегом каменные глыбы.

Бургомистр вытаращил испуганные глаза.

– Нет-нет! Мы ведь договорились! Уже темнеет. Слышишь, собаки лают, следопыты возвращаются. Ты должен остаться здесь и помочь всё собрать, потушить огонь и… Всё, Лисс, поиски окончены. Домой и ещё раз домой! Мы весь день делали то, что должны, а теперь – к жёнам, к работе, к ребятишкам.

– Мы столько времени и сил потратили на поиски, что один подъём ничего не решит. Если ваши люди вернутся раньше меня, можете не ждать и отправляться в деревню, – кузнец надел снегоступы и двинулся к кустам ежевики.

– Стой! – Лисс обернулся. На лице бургомистра застыла маска замешательства.

– Я пойду с тобой, потому что это слишком…

– Слишком что? – спросил Лисс.