Старые вагоны Поизносились старые, отжили: дороги выдавались нелегки. На магистралях главных отслужили, теперь ушли в глухие тупики. По малым полустанкам, по разъездам их развезли. Но вовсе не ломать. Ещё крепки – найдётся труд полезный, вагонам непривычно пустовать. Служенье людям их судьбою было, и люди, от иного далеки, их переоборудовали быстро под склады, общежития, ларьки. Они теперь, уж их удел таков, не на парней похожи натрудившихся, а на пенсионеров-стариков, общественной работой нагрузившихся… Лишь иногда, лишь только иногда, однажды ночью вдруг вагон проснётся, почуяв: на подходе поезда. И гул в колёсах ржавых отдаётся… И прогрохочет мимо товарняк!.. И до утра, в томящем содроганье, вагонам старым не заснуть никак: у каждого свои воспоминанья… 1965 «…Я у окна стою подолгу…» …Я у окна стою подолгу, тянусь в заснеженную тишь… Но ты звонишь, зовёшь из дома. «Весною пахнет…» – говоришь. Я выхожу. Белеет вечер. И колкий снег летит навстречу. Ты на углу у автомата стоишь с улыбкой виноватой. И где ж весну ты разглядела на этой улочке зальделой? Но, мне не дав сказать и слова, ты уверяешь в этом снова: «Смотри, деревья посвежели… Не видишь разве? Неужели… А я-то думала: весна… Нет?..» …Волга льдами стеснена. Бредём в молчанье по аллее. Застыли вязы. Иль олени?.. Пусть тёплые им снятся сны. Далёко, Галя, до весны… 1965 «Январские наивные деньки…» Январские наивные деньки. Блеск глаз людских и ёлочных игрушек. Слепи снежок, до тополька докинь. Заметь, как он подрос за год минувший. Снижаются снежиночки легчайше, огни и окна семенят, рябя… И очень рядом ходит-бродит счастье и ищет не кого-нибудь – тебя. 1965 «Увозят пристани…» Увозят пристани. Против теченья тянут большие деревянные дома. Холодный день. Снег реденький не тает. Увозят пристани. Теперь уж всё. Зима. Листвою правый берег замело, листвою красной, жёлтой и зелёной. Без лампочки фонарь, чуть-чуть склонённый, да лодки с пооблезшею смолой. Мы каблуками вразнобой стучим, идём с тобою – как тогда, в апреле… Холодный день. И завтра не теплее. Глядим на Волгу. Пара слов. Молчим. Ларёк забит. Луж серая слюда. И вдруг гудок внезапный, хриплый, долгий – увозят пристани. Как будто навсегда. Не надо уходить сейчас от Волги. 1966 «Стернёй вокруг ершится поле…»
Стернёй вокруг ершится поле, дымком окутано село. В который раз мне стало больно, что лето красное прошло. Уже делянки перерыли и от картошки нет следов. И пруд, где рыбу мы ловили, умолк в преддверье холодов. Не дрогнет жёлтая дорога, не зачернеет тучей даль. Какая тихая тревога, какая светлая печаль! Вдыхая пряный запах дола, как терпкий папиросный дым, поверишь ты, что долго-долго ещё ты будешь молодым. И августа уже не жалко… Лишь в серости ноябрьских дней поймёшь, что лето провожал ты, прощаясь с юностью своей… 1966 «Сухие пятна на заборе…» Сухие пятна на заборе, зимы ослабли удила, и серости холодной море синица звенью подожгла. И удивлённая трава все мрачные сминает тени. Гори, лежалая листва, дыши, апрельское цветенье! И в этой чистой тишине невольно расправляешь плечи и вновь идёшь, лицом к весне, своей судьбе земной навстречу. 1966 «То серый, то сиреневый…» То серый, то сиреневый, не плачь, ледок, не плачь. Под струнными деревьями шагает мокрый грач. Сугроб к обрыву пятится, открыв зелёный клад. К апрелю солнце катится, и нет ему преград. Парной земли истома. Травинка, как игла. И после ледолома на Волге синь и гладь. Сквозь талый запах ели, смешинками полна, коляской детской едет по улицам весна. И снова верит город, стряхнув зимы кору, что время – не к раздору, а к ладу и добру. 1966 |
