«Не забывай себя такую…» Не забывай себя такую среди житейской суеты. Я не смогу любить другую – какой, быть может, станешь ты… Встречать я не смогу иную, ты это помни, это знай. Не забывай себя такую, словно меня, не забывай… 1963 Волге Ты всё на свете понимаешь, ты можешь каждого понять. Волною, как платочком, машешь, тревожа, радуя меня. Баюкая ночные пристани, скользя в сплетеньях ивняка, глядишь заботливо и пристально и на меня, и на века… Ты так высо́ко поднимаешь, добрее делаешь, сильней. Ты всё на свете понимаешь. И учишь мудрости своей. 1963 Осколки Облазив весь курган, бежали к Волге, на лодочные шумные причалы. Щербатые холодные осколки в карманах оттопыренных стучали. Хотелось по реке поплавать очень, но не хотел никто нас в лодку брать. И к сторожу причала шли мы молча – осколки на грузила предлагать. От дяди Гриши пахло стружкой, краской, В делах рыбацких понимал он толк. «Опять осколки? Принесли бы каску: хороший получился б котелок». А мы ему галдели на всю Волгу об истине понятной и простой: что касок на кургане очень много, да не пробитой нету ни одной… И сторож кашлял, Гитлера ругая, не торопясь, осколки в ящик клал, и гладил нас тяжёлыми руками, и в лодку нам садиться разрешал. В привязанной надёжно плоскодонке играли мы до вечера в войну. «Фугаски» выли и «сирены» долгие, и «мессер» падал в черную волну! …Костры вдоль Волги медленно дымились, усталые, мы шли домой с «войны». Светились звёзды, и дома светились, и каска непробитая луны. 1963 Второе февраля Заснежены киноплощадки летние. Метель ушла. И вечер стих. Снега лежат густые, лепкие. Давно уж не было таких. Сугробы бережною негой у Волги белой улеглись. К земле прижаты ветви снегом, заденешь чуть – и грянут ввысь!.. Снежки летают. Не гранаты… Вот намело, так намело! Красиво в городе, лохмато, до мирной до зари светло… 1963 Катер
На багровеющем закате чернели птицы над рекой. Из Волги поднимали катер, потопленный былой войной. Лебёдки грузные скрипели, и ветер звуки уносил, а мы по-взрослому смотрели, по-детски губы закусив. Мы по слогам читали в книжках слова «бомбёжка», «бой», «война». Стояли мы, толпа мальчишек, да, помню, девочка одна. Смотрели в чёрные пробоины, пробитые, казалось, только что, и, помню, было очень боязно представить катер этот тонущим… А ночью беспокойно спали мы, нам снилось небо почерневшее, и катер возникал, как памятник, перед глазами повзрослевшими. Казалось, что по Волге огненной он снова плыл, стрелял опять, нам помогая слово «Родина» не по слогам уже понять. 1963 Партизанским тропам в Крыму Ходоки ваши где-то вспоминают о вас. Улыбаются деды, начиная рассказ. Рано старятся годы, но убита война. В их улыбках та гордость, что победой дана. Заросли вы спокойно и как будто тихи, лишь мальчишка какой-то написал вам стихи. Но, когда новой бурей взрывы гасят миры, – по обрывам как будто проступаете вы и хотите напомнить об убитых тогда. И спешите на помощь трудным мирным годам. Партизанские тропы, пусть не грянет беда. Пусть никто вас не тронет никогда, никогда. Будьте вечно спокойны, будто скалы, тихи. А мальчишка какой-то пусть вам пишет стихи. 1963 «А сирень – весь город подожгла…» А сирень – весь город подожгла, от аэропорта до причала. А потом к дому моему подошла и в окно искрами постучала. В город вышел я, а сирень – везде: у людей в руках, в киосках стеклянных. Что же я, чудак, дома был весь день, даже в окна ни разу не глянул? Потухали дома, фосфорилась река, на камнях брызги крупно сияли. И чуть слышный звон плыл издалека через город, горящий садами. Стала сразу ночь чище, синей. Лишь к утру, словно что-то пропало, приумолкла сирень, погрустнела сирень, ну а может – просто устала. Угасали клубы звёздного дыма, становилось спокойней, серей… …Пять ночей она ко мне приходила. Пусть и к вам приходит сирень. 1963 |
