Я нёсся по лесу, проскакивая мимо деревьев. Их длинные, колючие ветки без признаков листвы так и норовили хлестнуть меня по роже, но опять сказывался опыт учебки – там были и полезные моменты, вроде марш-бросков по лесам в полной экипировке. Мы в средней броне, с плазмерами наголо, с штурмовыми рюкзаками, пот хлещет в глаза; на пути ещё и лежат тренировочные мины. Рядом сержант, укрытый силовым полем, который подгоняет нас, активно крича и помахивая в сторону цели. Хотя бы пистолетом-шокером не пользуется, а ведь и такое мог от большой балды. При всём этом со стороны, в которую мы бежим, в нас несутся лучи турели в режиме парализатора. Мы были вынуждены и пригибаться, и падать рылом в грязь, и прятаться за деревья. За это, нас, кстати, материли на чём свет стоит – мол, как вы, мясо, смеете останавливаться. Охренели! Потом, помнится, мы с товарищем догадались высадить пару батарей плазмера в одну из грёбаных турелей. К нашему удивлению, наши плазмеры были заряжены боевыми. Турель-парализатор взорвалась, обдав землю в радиусе пяти метров осколками и взрывной волной. Но угрозы больше не представляла, потому оставшиеся два человека от взвода в тридцать человек добрались до флага и нажали на кнопку окончания испытания. К нам подошёл сержант, пожал руки и вырубил обоих шокером. Но не пистолетом. Мы пытались бунтовать против оглушений, но как нам объяснил майор Громов, это упрощает способ перевозки солдат и сильно закаляет нас на случай других оглушений уже не союзниками.

А пока я вспоминал свои учебные будни в лесах Эгиды, наша парочка всё ещё бежала, но не так резво, как раньше. Потому разрыв между нашими спинами и серыми гигантами стал намного меньше. Но тут к погоне подключился верховой, и расстояние стало буквально нулевым. Он стоял перед нами, направив на нас кривой меч и злобно скалясь, смеряя нас взглядом.

Мы с лейтенантом встали как вкопанные, оказавшись в окружении серых великанов. Офицер направил пистолет на лидера орды, а я выхватил из ножен штык-нож и встал в боевую стойку. В этом конечно смысла не было, ибо серые однозначно пустят нас на фарш и моя маленькая заточка ничего им не сделает. Как комариный укус слонозавру. Но попытаться надо. Хотя бы не опозорю Колониальную Пехоту, которая подарила мне такую прекрасную учебку, такие весёлые будни и такую высокую смертность среди курсантов.

– Я ДРАКОВОЖДЬ! ВАША НА МОЙ ЗЕМЛЯ! ПУЩУ КРОВЬ! ПРОЧЬ! – рычал он на общегалактическом, таком же ломаном, как у девы в невидимости, но всё же погрубее.

– Драковождь? Хм. – мой единственный союзник человеческого вида, не опуская пистолета, приблизился к великану и горделиво заявил, – Я – лейтенант Шим, офицер Колониальной Пехоты, на данный момент уполномоченный представитель Колониального Союза! Я требую неприкосновенности для меня и моего…

Лейтенант не закончил, потому что взмахом кривого меча «драковождь» отделил голову от тела и отправил её в дальний полёт. Тело, лишившееся мозгового центра, не выпуская пистолета из рук, повалилось сначала на колени, а потом и попросту на землю, окропляя траву кровью. Со звоном из кармана выскочили медали, блестящие на палящем солнце.

Бластер торчал из под левой руки, и я мог бы его достать, но если я рвану к нему, то кольцо серых великанов, которое медленно сужалось, схарчует меня заместо морковки, что, безусловно, мне не нужно от слова совсем.

Я сделал несколько шагов к телу, поглядывая на верхового. Клинок его меча молчаливо следовал за мной, а сам драковождь лишь тяжело дышал, пиля меня взглядом. Серые делали шаги вместе с моими. Это мне совершенно не нравилось. Всё это сопровождалось гробовым молчанием, что напрягало меня ещё больше. Меня не покидало чувство неправильности происходящего. Слишком большое количество совпадений. Или не совпадений. Плевать. Один чёрт всё плохо.

Я слегка пригнулся и потянул руку к бластеру, за что заработал общественное порицание в виде рычания. Потому я отвёл руку обратно. И встал. Как и они.

Я всё ещё стоял, практически недвижимый.

И они тоже.

И опять.

Сколько уже? Минут пять? Я тяжело вздохнул, опустил нож и повернулся к вождю.

– Слушай, друг, тебя самого ожидание не достало, не? Мы тут торчим уже минут пять, у лейтенанта уже вытекло всё что можно, да и смысла в этом не особо. Ты мне проясни нормальным языком, чего тебе от меня надо? И желательно объясни как избежать насильственной смерти от рук твоей подпевки.

– Я ДРАКОВОЖДЬ ГРУМЗА! ЛИТЬ ТВОЯ КРОВЬ!

– Гений, чесслово. Краткость – сестра таланта?

– ПРОЧЬ С МОЯ ЗЕМЛЯ!

– Я бы с радостью, но вы как-то не даёте. Встали кругом и пристали как банный лист.

– ЧТО ТВОЯ ХОТЕТЬ?! ПРОЧЬ!

– Ты, кажется, меня не понимаешь. Ладно, попробуем по-твоему. – я набрал воздуха грудью и сказал на выдохе, – МОЯ УХОДИТЬ ПРОЧЬ! ТВОЯ ПУСКАТЬ МОЯ! ИЛИ МОЯ ТВОЯ СЕКИР-БАШКА!

– СЕКИР-БОШКА? ТВОЯ МОЯ? ХА-АХ-АХА-ХАХА-ХА-ХА! – серые великаны разразились громким, жутковатым смехом, и этот момент общего ржания я умудрился подхватить бластер из-под руки трупа и упрятать его в карман куртки.

– ХОЧЕШЬ МОЯ СЕКИР-БАШКА? ГРОБ-НАЗАР! – прорычал драковождь, и слез со своего монстра, направляясь ко мне.

– ГРОБ-НАЗАР! ГРОБ-НАЗАР! ГРОБ-НАЗАР! – вторила ему толпа, расширяя круг. Судя по единству их скандирования, это что-то ритуальное. Поединок, если мои домыслы верны.

Я влип, верно?

– Влип! – прошептал мне курсант по правую руку, отскакивая в сторону и старательно делая вид, что к делу причастности не имеет. Также, как и несколько других курсантов, окружавших меня.

Ко мне на скорости лёгкого глайдера нёсся сержант-инструктор. Его берет был скособочен под углом, близким к прямому, но сохранял удивительный баланс на голове и не думал падать. Руки инструктора были, однако, по швам, что придавало его приближению комичности. Но эта комичность сводилась на нет его гримасой, которая выражала если не ненависть, то жуткое желание набить мне рожу. Когда между нами было примерно метров десять, он согнул правую руку и направил указательный палец на меня, разразившись тирадой:

– Ты! Грёбаный уродец, который по непонятным Господу причинам топчет этот сраный полигон и мои нервы! Коммунистический пидорас-хуесос! Ты типа самый умный, да?! Ты будешь жевать дерьмо до тех пор, пока сам в него не превратишься! Уж я то тебе устрою!

– Виноват, сержант-инструктор, сэр, разрешите узнать причину вашего недовольства! – ответил я на его вполне слабенькие вопли. Он может и сильнее.

– Ах узнать хочется?! Слушай, маленький подвыпердыш! – сержант подскочил ко мне в упор и начал тыкать пальцем мне в глаза. – Ты, кусок пирога с черникой и хуетенью, засирающий эту сраную галактику, умудрился использовать стандартный пехотный плазмер и уничтожил учебную бронемашину! Она стоит дороже не только твоего годового оклада, но и твоей жопы вместе взятых! Как?! Как ты умудрился, чёрт подери?!

– Сержант-инструктор, сэр, вашим приказом было провести наступательную операцию с полным уничтожением сил противника. – сказал я, сделав самую невинную мину из доступных

– И?!

– Бронемашина со спаренным плазмером относилась к силам противника, сэр.

– ТЫ ДОЛЖЕН БЫЛ УНИЧТОЖИТЬ ВРАГА, КОТОРЫЙ КОНТРОЛИРОВАЛ МАШИНУ, СОЛДАТ!

– Сэр, этой детали в вашем приказе не было, а перед операцией не были оговорены ограничения на уровень разрушений.

– Я ЧТО, ДОЛЖЕН ТЕБЕ ОБЪЯСНЯТЬ, ЧТО МОЖНО А ЧТО НЕЛЬЗЯ?! ТЫ СОЛДАТ, ИЛИ НЕТ?!

– Сэр, виноват, сэр, но, цитируя вас, укажу на то, что мы не являемся полноценными солдатами, пока не переживём первый бой в течении пятнадцати часов, сэр.

– ТЫ НЕ ОТВЕТИЛ НА МОЙ ПЕРВЫЙ ВОПРОС, УБЛЮДОК!

– Сэр, неточность приказа может повлечь ненужные разрушения, сэр, и, как мне известно с теоретических занятий, ответственность в таком случае ложится на плечи командующего, ибо именно неточность его приказа привела к чрезвычайной ситуации.