Впрочем, с осмотром места происшествия управились быстро. Гадать не надо было – ставил мужик какой-то свой научный эксперимент, только в расчеты его вкралась маленькая ошибка. Так оно и бывает: надеешься на победу, а в результате слушаешь похоронный марш. Что за эксперимент ставился в лаборатории, Земляков и представить не пытался. У него в школе по физике твердая тройка всегда выходила, а это означало, что первый закон Ньютона он с грехом пополам еще мог вспомнить, а вот все остальные – не стоило и пытаться.
После звонка Землякова приехали на «уазике» деловитые ребята из ООО «Стикс», которые последнее время похоронами горожан занимались, извлекли покойника из посуды, разбив ее при этом на несколько частей, погрузили его в «уазик» с задними дверями и уехали.
– Володя, – жалобно сказала Милена. – Мне сейчас в морг ехать, там вдова этого самого Иванкина должна подойти на опознание. Ты мне не поможешь?
Земляков конечно же согласился. Ну как он мог Миленке отказать?
Вдова категорически отказывалась разглядывать труп, непрерывно рыдала, размазывая по лицу косметику. Нос ее от постоянных всхлипываний распух и совсем не украшал в обычном состоянии довольно миловидное личико. Всхлипывая, вздыхая и жалуясь на свою многотрудную и полную лишений жизнь, вдова все-таки припомнила обручальное кольцо, на котором когда-то сделала трогательную надпись, про две металлических коронки с правой стороны верхней челюсти и про сломанные пальцы на правой ноге (это он еще в детстве когда в футбол играл, хотел по мячу ударить, а получилось, что землю загреб). И кольцо, и коронки, и застарелые переломы на правой ноге оказались на месте, и можно было смело констатировать, что в результате случившегося ночью несчастья погиб именно инженер Иванкин Сергей Викторович, одна тысяча девятьсот шестидесятого года рождения, местный житель, работник завода по производству ПЭВМ.
– Двое детей! – рыдала вдова. – Вот как теперь жить? Как?
И от этих ее прямых вопросов не по себе становилось даже привыкшим ко всему работникам ООО «Стикс», которые хорошо представляли, как надо жить, только не могли сообразить, как такого уровня жизни добиться вдове, оставшейся с двумя детьми на содержании.
Глава третья,
в которой жизнь продолжается
Прокуратура конечно же возбудила уголовное дело по вопиющим фактам нарушения правил техники безопасности на производстве, но наступил август, и Милене Ружич надо было идти в отпуск, поэтому дело она приостановила за неустановлением преступников. А что вы хотите? Ей областная прокуратура путевку выделила в дом отдыха на побережье Черного моря, и вы думаете, она вместо этого в Кулибинске разными глупостями заниматься будет? Такие путевки, особенно бесплатные, на дороге не валяются. А у Милены имелись новые джинсы, настоящие «Леви Страус» и вечерние гарнитуры ей известная в Кулибинске портниха весь год шила, да и купальник Милене из Москвы привезли такой, что смело можно ручаться: даже отчаянный женоненавистник не смог бы пройти по пляжу, не оглянувшись на стройную обладательницу такого купальника.
Владимир Земляков проводил ее до поезда Псков – Адлер, и Милена долго махала ему голубым платком из приоткрытого тамбура десятого вагона, увозившего ее на юг. Она даже всплакнула немного, но так, чтобы цвета лица не испортить и импортную косметику слезами не смыть.
Вдова Иванкина своего погибшего инженера похоронила. Хоронили его в закрытом гробе, деньги на гроб и все остальные печальные принадлежности выделил завод, он же помог с продуктами на поминки, а вот с водкой вдове помог директор коопторговского магазина Возген Гексенович Варданян. Он оказался мужчиной чутким к человеческому горю и с широкой душой, как всякий облеченный властью торговый работник и известный своим традиционным хлебосольством пусть и бывший житель гор.
Земляков быстро забыл о том, что случилось на заводе. Не до того было. Непосредственно его дело не коснулось, никто ему за этот несчастный случай не выговаривал, нервы не портил. А жизнь, она ведь не стоит на месте: с маслосырбазы украли две тонны швеллера, потом ограбление магазина случилось, да и народ своего участкового, разумеется, не забывал – нет-нет да и подкидывал ему десяток жалоб. А тут еще кампания по борьбе с самогоноварением началась. Как известно, любая кампания в органах внутренних дел заканчивается наказанием невиновных, выдвижением неспособных и награждением непричастных. Только сначала эту кампанию надо пережить. Самогон в Кулибинске гнали все, причем в изготовлении самогонных аппаратов проявляли поистине кулибинскую смекалку и мастерство. Иной раз можно смело сказать, что перед вами, скажем, сепаратор. Но это будет ошибкой – перед вами оригинальный самогонный аппарат. Или вы думаете, что перед вами зарубежный радиоприемник или магнитола, созданная мастерами неизвестной фирмы. И опять ошибетесь – это тоже всего лишь самогонный аппарат. Конечно, в таких случаях легко ошибиться. Участковый Семенец изъял на одном подворье алюминиевый бидон, в который был впаян змеевик и внизу был пристроен краник для спуска жидкости. Казалось бы, чего там гадать, несомненно, что подобный агрегат является самым примитивным самогонным аппаратом. Но Семенец ошибся, все, что было смонтировано внутри бидона, служило одной единственной цели – повысить срок хранения молочных продуктов до умопомрачительных пределов. В результате Семенец получил строгий выговор, а аппарат, созданный талантливым кулибинцем, поехал на ВДНХ, как несомненное достижение представителей народного хозяйства. После этого самогонные аппараты изымать никто не торопился. Ограничивались изъятием готового продукта, который актировался и торжественно уничтожался, когда скапливался у старшины Кулибинского РОВД в достаточных для этого количествах. Участников обряда уничтожения старшина подбирал сам, поскольку занятие это было трудное и опасное. Не каждый человек для этого годился. Обычно уничтожение проводилось в знаменитой на весь Кулибинск Соловьиной роще. Соловьев там и в самом деле хватало, только вот отличались они одной особенностью – это были непоющие соловьи. Основная причина заключалась в том, что во время рейдов изымалось значительное количество первичного продукта, из которого в дальнейшем получался прекрасный самогон. Нетрудно догадаться, что этот первичный продукт являлся обыкновенной брагой. Брага старшиной заботливо отцеживалась и оставшаяся гуща выливалась чуть в стороне от основной поляны прямо в кусты. Поскольку это в основном был хлебный и фруктовый продукт, соловьи быстро приноровились к дармовому угощению. Уже через полгода они издавали звуки, достойные ворон и сорок, а через год пристыженно замолчали, поняв, что петь уже никогда не будут. Нормальный соловей разливает трели, чтобы приманить самочку. Нашим соловьям петь уже было незачем, самочки по причине поголовной импотентности их абсолютно не интересовали. Они уже и летали-то с большим трудом.
Комиссия во главе со старшиной уничтожение изъятого самогона проводила регулярно. От непосильного и опасного труда лица старшины и остальных членов комиссии стали кирпично-красными, а голоса хрипловато-мужественными. Начальник отдела внутренних дел попытался изменить порядок уничтожения утратившего доказательственное значение продукта и одно время приказал выливать его прямо на глазах у начальства в раковину умывальника. Но старшина и здесь не растерялся. Совместно с пятнадцатисуточниками он соорудил хитроумную систему с краником. Повернешь его в одну сторону – и вода спокойно уходит в общую канализационную систему, повернешь в другую – и сливаемое вещественное доказательства по специальному резиновому шлангу устремляется в установленные в соседнем помещении канистры. Начальство, разумеется, ни о чем не догадывалось, а пиршественные возлияния в Соловьиной роще возобновились, но уже на более осторожном уровне – без бравых выходок, без стрельбы неучтенными патронами по движущимся мишеням и без лихих песен.