Гриц некоторое время разглядывала фотографии, потом подняла взгляд на инспектора и отрицательно покачала головой.

– Даже этот? – инспектор ткнул пальцем в одну из фотографий. – Густав Вахт, он два года учился в Московском государственном университете. Вы не встречали его в Москве?

Он спросил это для проформы. Судя по тому, как равнодушно женщина смотрела на фотографии, никто из изображенных на них ей не был известен.

– Я никогда не жила в Москве, – ровно сказала женщина. – Я жила в провинциальном городе под названием Царицын, а в Москве была три раза – когда оформляла документы на выезд и позже, когда из Москвы вылетала в Вену. У меня никогда не было знакомых из числа иностранных студентов, учившихся в Москве. Вы разрешите мне покормить ребенка?

– Разумеется, – инспектор собрал фотографии, сунул их в лежащую перед ним папку. – Воля ваша, но вам еще придется разговаривать с представителями израильской контрразведки. Вы же понимаете, нас очень тревожит то, что случилось. Зачем им был нужен ваш ребенок? Чтобы надавить на вас? Для чего?

Стало слышно, как захныкал за дверью ребенок. Эллен Гриц тревожно оглянулась.

– Пожалуйста, – сказал инспектор, распахивая дверь.

Женщина взяла ребенка у врачей и, не обращая внимания на инспектора и других людей, принялась освобождать тугую круглую грудь. Инспектор смущенно отвел глаза, задумчиво побарабанил пальцами по столу, потом встал, стараясь не смотреть на женщину, и вышел из комнаты.

Третий день дул хамсин.

В это время у Маркиша всегда болела голова, подскакивало давление, и хваленые таблетки доктора Познера не помогали. Самым действенным средством было бы поплавать в прохладной воде закрытого бассейна, но сегодня Маркиш оказался лишен такой возможности. Обстановка не позволяла.

Поэтому он хмуро и раздраженно смотрел на докладывающего суть дела Григоровича. На сегодняшний день они имели три трупа, полную неясность ситуации, отсутствие каких-либо версий и неприятные звонки сверху. Впрочем, начальство тоже можно было понять, на начальство давили журналисты, представляющие широкие слои общественности. Черт! Стоило ли уезжать из Советского Союза, чтобы и здесь столкнуться со всем тем дерьмом, от которого убегал!

– Эллен Гриц, – сказал Григорович, бросая на стол пачку фотографий. – Уроженка Царицына, там же окончила школу, работала официанткой в кафе «Лакомка». Никаких государственных секретов. Да и кафе вне подозрений. Мысли о том, что она связана с продажей наркотиков, просто смешна. И долгов у нее особых не было. Правда, был один случай. После «Лакомки» она торговала на промтоварном базаре, взяла у знакомых деньги под проценты, тут случился этот русский обвал из-за махинаций правительства на рынке облигаций. Ну, естественно, она не смогла расплатиться, ее, как выражаются русские «поставили на счетчик». Чтобы расплатиться, она была вынуждена продать квартиру и жить с матерью в общежитии. Собственно, это и побудило ее к выезду из страны. Еврейская кровь начинает играть, когда случаются жизненные трудности. К нам приехала уже беременной. Русские коллеги заверили нас, что никаких трений у нее с кредиторами не было. Да и глупо думать, что ее приедут убивать из-за пары тысяч долларов.

– Все дело в ребенке, – кивнул Маркиш. – Охотились за ребенком. Выяснили, кто его отец?

– Мать-одиночка, – вздохнул Григорович. – Дитя одноразовой любви. В свидетельстве о рождении записан мужчина. Но ее мужем он никогда не являлся. Видимо, его записали со слов. Судя по всему, отец был случайным. Она не планировала ребенка.

– И все-таки все заключается именно в ребенке, – сказал Маркиш. – Вспомни, эти двое, они ведь сразу потребовали от медсестры показать им родившегося ребенка. А потом один из них удивился, сказав, что добраться до ребенка оказалось легче, чем снять проститутку в Хайфе. А потом…

– А потом они начали усердно резать друг друга. Кстати, Давид, а что, проститутку в Хайфе снять легко?

– Сейчас нравы простые, – Маркиш отсутствующе посмотрел на товарища. – Эти сефардки, они быстро поняли, что легче и быстрее всего можно заработать, раздвинув ноги.

– И что мы имеем?.. – уныло вздохнул Григорович.

– Мы имеем три трупа, сгоревшую машину и женщину, за которой охотятся по неизвестной причине. И женщина эта из бывшего СССР. Вот это мне совсем не нравится. С этими русскими всегда случаются разные непонятки.

– Давид, ты говоришь, словно сам не жил в Баку до тридцати пяти лет, – Григорович закурил. – Кстати, что с этим типом, который сгорел в машине? Что-нибудь прояснилось?

– Обгорел он хорошо, – Маркиш недовольно мотнул головой. – А так – ничего особенного. Машину он взял в Иерусалиме позавчера. В пункте проката. Машина оформлена на имя Герхарда Вахта, туриста из Германии.

– И что же?

– А то, – с неожиданной злостью выпалил Маркиш. – Этот самый Герхард Вахт оказался одним из молодых людей, посетивших прошлой ночью родильное отделение. Сейчас он лежит в морге с перерезанным горлом и не может ответить, кому он отдал ключи от машины. Кстати, он тоже выходец из России!

– Я думаю, что к больнице они приехали втроем. Двое пошли изымать ребенка, а третий остался в машине. Потом он увидел, что женщина уходит из больницы, решил исправить ошибку товарищей, но не справился с управлением машиной.

– Ты хочешь сказать, что он ждал у больницы три дня? – с сомнением сказал Маркиш. – Глупая версия. Самая глупая версия из тех, которые когда-то высказывались при мне. Впрочем, чего еще ждать от почти коренного еврея? Бог слишком ласково гладил вас по голове. Это с его-то ручкой! Но то, что они были вместе, не вызывает сомнения. Все трое из одной группы. Хотел бы я знать, зачем им нужен новорожденный еврейчик, который никогда не видел папы и еще не привык к материнскому молоку!

– Я все-таки думаю, что все дело в неизвестном нам отце. Быть может, заказ на ребенка поступил именно от него. Мы пока не знаем, с кем эта девица спала. Быть может, папа его из этих крутых новых русских и хотел вернуть ребенка в Россию. А может, он хотел избавиться от него, чтобы не иметь никаких имущественных проблем.

– Выглядит красиво, – снова засомневался Маркиш и принялся смотреть, как уплывают кольца сигаретного дыма в сторону окна, за которым плавило асфальт солнце. – Только вот писано это вилами по воде.

– Как-как? – заинтересовался Григорович.

– Вилами по воде, – повторил Маркиш. – Значит, безосновательно.

– Красивая идиома, – сказал Григорович. – Я запишу. Давай по слогам, Давид.

– Лучше отправляйся и собери всю информацию по этим двум туристам, – Маркиш щелкнул пальцами. – На этого Герхарда Вахта и второго… Его установили?

– Еще вчера, – сказал Григорович. – Зря ты говорил, что мы работаем медленно. Что можно, было сделано в первый же день. Это русский. Точнее – грузин. Мачарашвили Мелитон Гочиевич. Представлял в Германии московскую фирму «Элегант». Ничего особенного – торговля ширпотребом, залежавшимся в магазинах мюнхенских колбасников. Двадцать семь лет, бывший борец. Между прочим, мастер спорта международного класса по вольной борьбе. В 2006 году, после того как получил серьезную травму на ковре, ушел из спорта. Некоторое время подвизался в комитете по физической культуре, потом ушел на вольные хлеба в этот самый «Элегант». К нам прилетел рейсом «Ганза» в качестве туриста. Захотел поскорбеть у Стены плача. Между прочим, прилетел он одним рейсом с Вахтом, но места у них в разных салонах.

– Это ни о чем не говорит, – вздохнул Марки. – Кто еще летел этим рейсом? Подходящие кандидатуры есть?

– Подходящие в смысле чего? – поднял брови Григорович.

– В смысле третьего трупа… Того, кто сгорел в машине.

– Я попросил полицию принять меры к местонахождению каждого из пассажиров, прибывшим этим рейсом, в возрасте от двадцати одного года до тридцати пяти лет, среднего роста, среднего телосложения и к тому же блондина. Таких набралось семь человек. Двоих можно отбросить сразу, они приехали в Израиль в деловую командировку в Министерство сельского хозяйства. Остается пятеро. Их данные я списал из заполненных при въезде деклараций. Результаты проверки обещали сообщить к вечеру.