Над бедными районами азиатских стран шли обильные рыбные дожди. Большая и малая рыба, сверкая серебристой чешуей в струях дождя, падала с небес к восторгу людей, билась в лужах, маня доступностью и съедобностью, ее собирали, бросаясь в дорожную грязь и просторы рисовых полей. Она забивала фильтры водопроводов, наполняла арыки и колодцы, разрушала кровли домов, порою падая прямо в котлы, предназначенные для приготовления пищи.

Мир словно взбесился – полчища комаров пришли в европейские города, тучи больно жалящихся мух заполнили пригороды, по улицам появились серые голохвостые пасюки. Собравшись в бесчисленные стаи, они прошли по северному побережью, оставляя за собой пустые дома и обглоданные трупы, и скрылись в серо-зеленых холодных водах северных морей.

Гринды и косатки выбрасывались десятками на побережья северных островов.

Большая группа арабских террористов на внедорожных джипах лихо промчались по пескам по сектору Газа и закончили путь в пучинах Средиземного моря, бросившись на невероятной скорости со скал гергесинских в морскую бездну.

Над городами и весями ночами печально пела невидимая труба.

В осеннюю ночь Нечаева мучила бессонница. Он уже вышел на пенсию, хотя его начальство немало удивлялось принятому им решению, оно сопротивлялось, пряча написанные Нечаевым рапорта, а то и просто раздраженно рвало их, но Нечаев все-таки настоял на уходе. На другую работу он пока не устроился, хотелось быть свободным, чтобы осмыслить все, что произошло, и понять, что последует следом.

Все чаще его посещала мысль о необходимости дальней поездки. Где-то в Израиле были люди, которые краешком прикоснулись к тайне, но с которыми можно было поговорить о младенцах. Рассказывать о младенцах людям, ничего не знавшим об эксперименте, Нечаеву было страшно.

К утру, когда погас синий экран маленького телевизора, стоявшего на кухне, когда последняя сигарета превратилась в пепел и дым, а лужицы на городских дорогах и тротуарах покрылись ледяной корочкой, Нечаев понял, что должен ехать. Что-то подталкивало его в дорогу. Он даже знал, куда ему надо поехать, и прекрасно понимал почему.

Утром телевизор сообщил о новых диковинах и чудесах.

В президента Евросоюза Анри Коммона с безоблачного неба прямо в центре Страсбурга ударила молния, оставив на правом предплечье странную татуировку, образующую неприличную надпись, настолько неприличную, что президент немедленно лег в косметическую клинику, откуда написал прошение об отставке.

Американские военнослужащие в страхе бежали из Сомали, где находились последние десять лет в целях укрепления демократии и гражданских свобод. Они бросили все тяжелое вооружение и технику, организованно перешли границу с Эфиопией, причем никто из них, включая командующего группировкой войск Станислава Крейга, не мог назвать объективных причин, побудивших их к бегству.

В некоторых городах и поселках стали встречать умерших людей. Многим сразу же вспомнилось предсказание прорицательницы Ванги, которая в конце двадцатого века произнесла загадочную фразу: «И будут мертвые ходить средь живых!»

Оказалось, что это следует понимать буквально. Два таких человека в Черногории были задержаны полицией. Они ничего не помнили о своей кончине и смеялись над теми, кто говорил об их смерти. Вскрытие захоронений обнаружило, что могилы пусты…

В течение трех дней над территорией Европы наблюдались странные миражи: в воздухе шла какая-то забытая старинная битва, метались кони с всадниками, одетыми в старинные мундиры, вырывались клубы дыма из жерл старинных пушек, толпы солдат схватывались в небесах под знаменами Франции и Испании.

Римский Папа призвал всех католиков готовиться ко дню Страшного суда.

Над Римом выпал дождь из гранитных обломков.

– Ну куда ты собрался? – сказала Нечаеву жена. – Не видишь, что в мире творится? Господи, неужели это правда?

– Ты о чем? – спросил Нечаев.

– Да о конце света, – сказала жена. – Сегодня в магазине одна старуха говорила, что он уже совсем близок. Мертвые из могил встают, над Сальском, говорят, три дня Богородица плакала, в Казанском соборе икона мироточит, в Еглани крест на церкви по ночам светится.

– Ты бы больше сплетни собирала, – с легким раздражением сказал Нечаев. – Вон в газетах пишут, что по Венеции дева Мария разгуливает! Почему по Венеции? Зачем по Венеции? Почему именно дева Мария?

– А я сама слышала, как по телевизору передавали, – возразила жена. – По дну Атлантического океана по направлению к Рио-де-Жанейро идет деревянная статуя Христа. А как дойдет, так всему конец и настанет!

Нечаев встал из-за стола.

– Он уже наступил, только они еще этого не поняли! – он швырнул полотенце на стол.

Надо было ехать. Самое глупое заключалось в том, что он не мог объяснить жене, зачем ему нужна эта поездка. Он сам ничего не понимал. Просто подталкивало что-то изнутри – в дорогу пора, в дорогу.

– Старый дурак, – сказала жена. – Это ж в какую копеечку нам твоя поездка обойдется?

– Ты же конец света встречать собралась, – хмыкнул Нечаев. – На кой черт тогда деньги нужны? Там, куда мы попадем, что в раю, что в аду, все бесплатное, как при коммунизме, который нам когда-то обещали.

– Так что ж тогда, – вспылила жена, – трать все, да? Избавляйся от нажитого?

– А ты собралась все барахло с собой тащить? – засмеялся Нечаев.

Жена заплакала и торопливо ушла на балкон.

«Господи! – с отчаянием подумал Нечаев. – Я даже ей ничего не могу рассказать, не подвергнув ее опасности. Ничего невозможно сделать. Никто не поверит. Никто. Будут считать, что я сумасшедший, и даже не попытаются связать мои слова с тем, что происходит в мире. Посадят в дурдом и станут колоть аминазин и транквилизаторы, чтобы избавить от глупых и ненужных представлений о мире. Даже к попу не пойдешь с исповедью, он ее просто не примет, ибо рассказанное мной никогда не совместится с его представлениями о Боге и станет подрывать его мифологию, куда хлеще атеизма».

Неуютно жить на свете, когда ты являешься единственным обладателем тайны, которая может перевернуть представления о мире и сказать, каким будет будущее. При всем этом Нечаев все так же не верил в Бога, он просто считал, что если в чаше и была кровь, то не божества, нет, скажем неведомого и могущественного существа, способного повлиять на судьбу мира. Но если говорить по совести, какая разница, кто это был – Господь, обитатель далеких звездных миров или один из тех, кто населял планету Земля до человека?

Важным было то, что существа, пришедшие в мир волею и разумом доктора Медника, могли многое, и что еще важнее – Нечаев сам убеждался в этом с каждым прожитым днем.

Самолет шел на высоте семи с половиной тысяч метров, и под ним белым бесконечным саваном землю накрывали облака. Смотреть в окно быстро надоело, и Нечаев взял с тележки стюардессы красочный иллюстрированный журнал.

Журнал оказался из разряда гламурных, читать в нем было нечего, только красивые картинки разглядывать. Нечаев лениво перелистывал журнал, размышляя над непредсказуемостью причин, заставивших его сорваться с места и отправиться черт знает куда…

– Боже, как красиво! – отвлек Сергея Ивановича от грустных мыслей чей-то восхищенный крик.

Посмотрев в иллюминатор, Нечаев увидел фантастическую картину: облака клубились, белые шары разных размеров отрывались от облаков, всплывали выше, наливаясь разными цветами, и вскоре они заплясали по равнине под самолетом, делая белую равнину похожей на праздничную площадь, на которой проходит парад.

Некоторые шары устремлялись еще выше, окружали со всех сторон летящую в небесах машину, подпрыгивали, скакали по облачному подножью, делились и снова сливались в единый шар, лопались, оставляя за собой миллионы разноцветных пузырьков. Казалось, что белая пелена, лежащая под машиной, подрагивающей и стремящейся в темно-фиолетовую, почти черную пустоту, в которой почти не было видно звезд, скручивается в жгуты, обретающие цвета.