– Мрачное место, – сказал я, – этот аукционный дом. Напоминает места, описанные Конан Дойлом, где непременно что-то должно случиться.

– Может, не стоит тень на плетень наводить? – Татьяна придвинула к себе сумочку.

– Какой у вас, однако, гранатовый браслет!

– Чудо, правда? Это мне Иван подарил. – Девушка смотрела на меня с недоверием и с интересом. – Алексей Николаич, вы же хотели не о браслете сказать, а о чём-то другом.

– Да, о другом… я ведь не хотел вас пугать. Раскаиваюсь впрок.

– Знаете, а здесь действительно мрачно, я не ожидала. Вон сколько серых коридоров!

– А сколько видеокамер! Только в аукционном зале я насчитал четыре.

– Если всё записывается, то как же они плутуют?

– Разберёмся. Видите того мужчину возле окна? Лицо у него удивительно живое и подвижное, а глаза смотрят зорко и прямо, что весьма редко сочетается с седыми волосами. Я навёл справки: это Михаил Юрьевич Подобедов, директор аукционного дома.

– Теперь вы засыплете меня градом дат и деталей?

– Ну, кое-что я уже нащупал… И выводы мои не так отрицательны, как вы думаете.

– Вот ещё, ничего такого я не думала. – Девушка нетерпеливо щёлкнула пальцами. – С чего вы это взяли?

Ответить я не успел. Какой-то мужчина в чёрном костюме подошёл к Подобедову и что-то зашептал ему на ухо. Потом они вдвоём нырнули в тень грязно-зелёной арки.

– А вы заметили, – сказала Татьяна, – что у директора даже рот сжался, превратившись в прямую линию, когда явился этот «костюм»?

– Заметил.

– Куда же они делись?

– В арке есть дверь, к ней и охранник встал.

– Правда, это и я видела. Ой, кажется, коловращение людей начинается!

– Пора бы, ведь через десять минут торги…

Уже вскоре зал заполнила разношёрстная публика.

Многие вели себя как завсегдатаи, они перешушукивались и перемигивались между собой. Это были в основном посредники, работающие не на себя, а на богатых хозяев, которые сами в торги не вступают.

Рядом расположился огромный мужчина с военной выправкой. Видимо, он был задействован в очередном деле своего шефа и напоминал человека, который после третьей рюмки может стать нелюбезным. Когда я спросил, что сегодня пойдёт с молотка, то он метнул на меня мрачный настороженный взгляд, как будто подозревая какую-то увёртку. Здоровяк вынул из кармана толстую коричневую сигару и зажал её между указательным и средним пальцем левой руки. Так и сидел, пока не пришёл аукционист.

Низенького роста, азиатские черты лица, дублёная кожа. Я глядел на того, кто доставал из распухшего портфеля молоток с наковальней, и не верил своим глазам. Гринёв, тихий, с вялыми движениями висельника, оказался аукционистом. Странные бывают сближения. Но думать об этом я уже не мог, секретарь комиссии огласила лоты, и торги покатились по написанному невидимой рукой сценарию.

– Р-р-раз! – Пётр Андреевич Гринёв щёлкнул деревянным молоточком по игрушечной наковальне, вверх взметнулись разноцветные карточки с номерами претендентов на покупку муниципальной собственности.

Аукцион проводился по известному принципу – «кто даст большую цену»… Его озвучил аукционист. И как он преобразился! Следующие два с лишним часа, без тени тошноты на лице, он повторял одно и то же.

– Пятьдесят две тысячи сто рублей за метр квадратный в год. Р-р-раз! – Цепкий глаз Гринёва выхватил первого, кто успел поднять карточку. А выхватывать уже особо и некого, цена зашкаливала далеко за ставки открытого рынка. Торговались только черноволосый господин и рыжая дама.

На лицах других полутора десятков, подавших заявки на этот лот, – недоумение. Они пришли сюда побороться за льготную ставку – тысячу рублей за метр квадратный в год, а здесь просто грабёж, дороже, чем до кризиса. Конечно, объект под аренду уж очень хорош, двести метров в самом центре, первый этаж. Но вот цена кусалась.

– Продано. – Аукционист перевернул страницу. – Господину Беловошеву, номер тринадцать…

Мадам Богодушко поняла, что проиграла. Она кое-как развязала шёлковый шарф, убрала с рябого лица рыжую прядь и, растерянно посмотрев на свой калькулятор, умножила полторы тысячи евро на двести метров в год: какой бизнес при такой арендной ставке можно даже в этом месте вести? Казино открыть? Публичный дом?

Аукцион жил своей жизнью.

Стук молотка, очередные лоты, вздохи проигравших.

Татьяна, тихонько толкнув локтем, незаметно обратила моё внимание на черноволосого. Номер тринадцатый – лидировал. Выиграл несколько объектов, кстати, не так дорого заплатил, как за первый.

Аукционная комиссия потихоньку скучала.

Председатель складывал итоговые суммы торгов: было чем отрапортовать директору.

…На продажу выставили любопытный лот – лестничные марши и подвалы крупнейшего в нашем городе универмага. Как-то так получилось, что в своё время помещения магазина были проданы господину Ягужинскому без этих подвалов и лестничных маршей. Десять лет он в ус не дул, возобновляя у города аренду. Что произойдёт теперь, если эти лоты уйдут неизвестному покупателю? В лучшем случае он продаст хозяину его собственные лестницы и подвалы втридорога.

Но Ягужинский был занят лиловым галстуком, а не происходящим и, кажется, совсем не волновался. Я заметил, как в самом начале торгов он поставил свою собственную мету в какой-то бумажке и поспешно сунул здоровяку, который тотчас вместе с сигарой отправил её в карман. Больше мужчина с военной выправкой никак себя не проявил, его карточка так и пролежала весь аукцион на подлокотнике кресла. А коммерсант «в один шаг» вскоре выиграл свои лестницы с подвалами.

Гринёв собрался назвать стартовую цену очередного лота, но его прервали.

Из коридора послышался какой-то шум, и все повернулись в ту сторону. Охранник оттеснял женщин, пытавшихся прорваться в аукционный зал. Это были продавщицы сельскохозяйственного рынка «Царицынский», которым за полчаса до начала торгов сказали, что их заявка на аукцион признана недействительной, – какой-то бумажки не хватило. Ведь заявки принимаются за неделю до торгов, а результаты рассмотрения сообщают за полчаса до начала: что-то исправлять и доносить поздно, но таков порядок.

Теперь рынок, где женщины проработали много лет, собирались продать без их участия. Претендовали же на лакомый кусочек юная блондинка в красной кожанке и невзрачный старик со свёрнутой в трубочку газетой. Победила молодость: сделав один аукционный шаг, блондинка купила рынок по минимальной цене.

Наконец женщины были оттеснены в глубь коридора.

В дальнем его конце виднелся телефон, по которому охранник вызвал полицию; ещё дальше через полуотворенную дверь виднелись тесно сомкнутые ряды канцелярских папок, и ясно было, что дверь эта ведёт в кабинет директора аукционного дома.

Полицейские не заставили себя долго ждать и, явившись, быстро выдворили из аукционного дома возмущенных женщин.

Но не успели торги снова раскачаться, как Гринев провозгласил:

– Дамы и господа! Все выставленные на сегодня лоты успешно проданы. Если вопросов и претензий ни у кого не имеется, прошу подписать итоговый протокол, сдать таблички с номерами. И до новых встреч! – Аукционист раскрыл портфель и сунул туда молоток с наковальней.

Неожиданно с Петром Андреевичем случилась очередная метаморфоза: он вновь превратился в человека, которого только что вынули из петли. Он забормотал что-то невнятное, а может быть, застонал.

Впрочем, удачливые покупатели тоже не выглядели слишком счастливыми, видимо, аукцион был их тяжёлой работой.

Устала и комиссия, устал и директор.

Подобедова, кажется, доконал представительный мужчина в чёрном костюме. Его лицо было мне знакомо, но я не смог вспомнить, кто это такой. Он удалился раньше, чем закончились торги.

Я выглянул в окно: незнакомец сел в свой алый «кайен» и укатил, даже не кивнув директору. Подобедов же смотрел ему вслед ещё несколько минут.