Мысли молодой женщины блуждали далеко и от этого рынка, и от Барглина, и, что таить, от всего происходящего вокруг.

«Это снова случилось!» — думала Эбби, вертя в руках какую-то деревянную штуку. Она и понятия не имела, что это такое и для чего эта вещь предназначена. Просто остановилась подле очередного лотка, взяла в руки очередную штучку, делала вид, что рассматривает ее, поглаживает, приценивается, а сама…

Вот уже неделю, как они с Питером живут в этом городе. У них появились знакомые — Эбби почти каждый день выезжает в гости, а когда никуда не направляется сама, гости приезжают к ней. Дамы из высшего общества Барглина, молоденькие девицы, сопровождающие своих матерей, почтенные матроны и благотворительницы. Скука. Тоска.

А Питер вот рад. И даже похвалил ее как-то. Сказал, что она молодец, что так быстро смогла подружиться с миссис Ларентайн и с остальными дамами, просил продолжать в том же духе.

А сам пропадал все время. В ратуше. В кабинете своем, который Эбби уже возненавидела всей душой. Зарывался в бумаги, писал письма, что-то там решал…

— Как же все это мерзко! И тоскливо!

— Да что вы такое говорите?! — громкий возмущенные окрик заставил молодую женщину вздрогнуть и оторвать взгляд от деревяшки, которую она все еще сжимала в руке. — Что мерзкого-то? Что?

Женщина. Немолодая, раздавшаяся как в груди, так и в талии, неопрятная, в бесформенной сером одеянии и ярком цветастом платке, повязанном вокруг головы, стояла по ту сторону прилавка, уперев руки в бока и злобно сверкала глазами на Эбби.

— Простите? — удивленно вскинула брови миссис Барроу. — Это вы… мне?

— Тебе, а кому же еще?! — даже не подумав уменьшить громкость, возопила торговка. — Ишь ты, выискалась тут… привереда! Не нравится ей! А что не устраивает-то? Что? И неча в руки товар брать, неча! А ну поклади на место!

Эбби только плечами пожала и положила деревянную штучку, которую до сих пор сжимала в руках на место. Отошла на шаг и даже думать забыла про хамоватую торговку, но та, видимо, сильно оскорбилась этим фактом. А может, ей просто было скучно, и она возжелала хоть как-то повеселить себя, пусть и за счет кого-то другого? Эбби только и успела, что отойти на шага три или четыре, как торговка выбежала из-за своего прилавка и почти бросилась молодой женщине наперерез, потрясая кулаками. Хотела напасть? Или просто пыталась разжечь ссору?

Этого так никто и не узнал, потому что дорогу ей ловко заступил высокий широкоплечий мужчина в коротком меховом пальто.

— А ну, охолони! — тихо, но с явной угрозой в голосе произнес он.

Торговка осеклась. Сникла даже как-то и словами своими захлебнулась. Стояла только и рот свой, то открывала, то закрывала, точно бы рыба, выброшенная из воды на берег.

— Иди назад, — все так же тихо и угрожающе произнес мужчина и, больше не обращая внимания на торговку, неторопливо последовал за Эбби.

Этот эпизод привлек внимание молодой женщины. Она остановилась, обернулась через плечо, поморщилась чуточку брезгливо, когда взгляд ее упал на мужчину, и небрежно передернув плечами, поспешила дальше. Она хотела бы и вовсе убежать от него, скрыться, спрятаться за чьей-нибудь широкой и надежной спиной и никогда-никогда не видеть ни фигуры этой, высоченной и широкоплечей, мощной, ни лица мужчины. Но выбора не было. Совершенно.

Почти неделю назад, на утро после того, как ее истинная порочная суть в очередной раз проснулась и возжелала свое, Питер встретил Эбби внизу. Спустилась в тот день она поздно — заснула только ближе к рассвету — но чувствовала себя великолепно. Она всегда чувствовала себя великолепно в такие дни. Вдохновение бурлило внутри, энергия разливалась по телу жидкой карамелью, кровь бурлила в венах, хотелось… много чего, а еще, в такие дни Эбби обычно чувствовала, что способна почти на все. Она летала. Порхала, точно диковинная птица, широко распахнув свои радужные крылья, купалась в солнечном свете и упивалась восхищением.

А ею восхищались. Всегда. А в такие дни особенно. Она становилась привлекательной в сотни раз, притягательной для мужчин и они теряли голову от одного только взгляда на Эбби. мечтали о ней. Желали ее. Поклонялись ей. Преклонялись перед ней.

Но это длилось недолго. Нет, мужчины… всегда восхищались Эбби, а она сама… ей было этого мало. Внимания, обожания, желания, которое пронизывало воздух и заставляло голову кружиться и чувствовать себя пьяной. Было мало… Питера… он не мог, не справлялся… у него не получалось дать Эбби то, что ей было необходимо как воздух. И это злило Эбби. И Питер тоже злился. Понимал прекрасно, что не может удовлетворить супругу. И становился отстраненным, холодным… будто чужим.

А Эбби плакала, но ничего не могла с собой поделать. То, что жило в ней, было порочным, но страстным, горячим и оно брало верх, заставляло совершать безумства. Распаляло кровь и толкало на необдуманные поступки, только бы потушить этот пожар, только бы… загасить пламя, чтобы не сгореть самой.

И мужчины чувствовали это, тянулись к Эбби, мечтая окунуться с головой в эту страсть и погибнуть… Так было всегда. Даже до знакомства с Питером. И матушка Эбби сокрушалась по этому поводу, но так же не могла ничего поделать. Смирилась. Прикрывала. Покрывала. Помогала.

И в то утро Эбби спускалась вниз и твердым намерением сообщить супругу, что в этот раз она будет держаться. Что не станет смотреть на других мужчин. Хотела сказать, что кроме Питера ей никто-никто не нужен. Но не успела.

Супруг ожидал ее в гостиной. Выглядел хмурым, уставшим каким-то, под глазами залегли темные круги, кожа посерела, черты лица заострились. И движения были рваными, резкими.

— Эбигэйл, — произнес он, как только она вошла в гостиную, — дорогая, в связи с тем, что в последнее время происходит в Барглине, я принял решение.

Эбби затаила дыхание. Она смотрела на мужа, не замечая ничего вокруг. Ей почему-то казалось, что сейчас он скажет о том, что они уезжают, покидают этот город и возвращаются в столицу или, быть может, и вовсе переберутся на материк.

Но Питер, как и всегда, разрушил ее ожидания.

— Я не могу спокойно заниматься делами, зная о том, что ты можешь пострадать, как и все те несчастные.

— Питер, — Эбби наконец-то поняла, о чем супруг толкует и удивленно вскинула брови, — но ведь мы же с тобой уже говорили об этом. Я не буду выходить из дома по ночам, да и днем тоже, вряд ли окажусь на окраине. Мне там попросту нечего делать.

— И тем не менее, — сурово свел на переносице брови Питер, — я решил, что отпускать тебя одну из дома опасно.

— Я буду выходить только мисс Эрдлинг…

— Помилуй, мисс Эрдлинг, вряд ли сможет оказать сопротивление хоть кому-нибудь. Нет, Эбби, я решил нанять тебе охранника. Мужчину, способного противостоять любой напасти, пока меня не будет рядом.

Молодая женщина вздрогнула от этих слов.

— Но… но… Нет, Питер, только не сейчас. Пожалуйста. Ты же знаешь… ты понимаешь, что я переживаю и…

— Вот именно. Еще и поэтому, — как-то глухо отозвался супруг.

— Ты мне не доверяешь. Считаешь, что я… что опять случится то, что произошло в столице, да? Опять пытаешься уколоть меня, упрекнуть этим? — в голосе Эбби зазвучали слезы.

— Прекрати, — мужчина поморщился и отвернулся от супруги, взъерошил волосы, ладонями потер лицо, — я не это имел в виду. Просто… я хочу знать, что ты в безопасности.

— И потому решил приставить ко мне соглядатая?

— Нет! — Питер резко обернулся. — Решил защитить тебя. И прежде всего от тебя самой.

— И кто этот… защитник?

— Он местный. Сильный мужчина, способный противостоять недоброжелателям.

Эбби только усмехнулась горько, а Питер продолжал:

— Родственник мисс Эрдлинг, его зовут Ричард Спайк.

Несчастная женщина почувствовала, что пол уходит из-под ног. Она задохнулась от эмоций и с ужасом уставилась на супруга.

— Нет, Питер. Нет, пожалуйста, только не он. Он… он пугает меня…

— Вот и хорошо, — кивнул мужчина. — Будет меньше соблазнов.