— Авваатер и Хардол ваши, род славной Нингали. Я вместе с соборной улетаем на Каторею, нас сопроводит и Кориктофис-казначей, ведь, кажется, валюту вам придётся менять — все капсулы крови Кориктофис лишит своей силы и номинала, чтобы они не спорили по ценности с нашарскими душами. Я надеюсь, у Инанны хватит в сокровищинце запасов душ, чтобы возместить каждому из граждан Хардола все его обесценившиеся сбережения в новой валюте. Инанна ведь любит вас, я в это верю, и будет готова расстаться с запасными фондами ради вас, ради экономического единства Нашара и Хардола… Нашардола? Может быть, так теперь будет называться новая страна, а может иначе, если она вообще возникнет. Желаю всем вам удачи, благополучия, достатка и сытости! Доброй и вечной жизни вам, драконы! Прощайте!

— И тебе того же, — тихо проговорила ему Нарата.

— Жалко, что Радвер не нав, — Шилонен прятала улыбку за лапой. — Нам такие добрые и заботливые лидеры в любой вселенной яви бы пригодились!

Удивлённые хардольцы так и стояли, глазея на Нарату и явно не понимая, что именно произошло. Кажется, их отдали в лапы новой власти, но после избавления от навов это было лучшей новостью — потому разжались сначала жидкие, а потом зазвучавшие всё чаще хлопки в лапы, после которых драконы взялись за лапы и трижды прокричали имя Инанны.

Похоже, работа здесь предстояла немалая…

— Ну наконец-то! — Хубур упала прямо на застелённую кровать и принялась крутиться, взбивая покрывало. Нарата вопросительно посмотрела на подружку — её так обрадовала возможность снять платье или же просто на кровать завалиться? — Я так устала! — проговорила драконесса, подтверждая второе предположение Нараты. — Все эти Арислодары, Воплощения, демиурги… Ужас!

— Я сама ужас, — Нарата доброжелательно оскалилась, прикладывая лапку к груди, и присаживаясь на край той же кровати. — Но мне тоже по нраву то, что нам не придётся снова далеко таскаться. Хотя Нармэлу жалко — она теперь здесь застряла…

— Здесь у неё отец… но я понимаю её чувство, — Хубур сразу успокоилась и притихла, залезая под плед. — Жить без одного родителя почти так же, как без двух сразу.

— Я сочувствую тебе… Мои родители любят меня по-своему, но… Они хотя бы у меня есть.

Погрустневшая Хубур улыбнулась. Очень неестественно, так и читалось на её мордашке: "плохо у тебя получается утешать".

— Что ты ещё хочешь от дочери кобника… — пробормотала Нарата скорее себе, чем подруге, укладываясь сбоку, но поверх пледа, благо кровать себе Нингаль подобрала по статусу "мал-сарки". — Отец учил, что утешение не решает проблему. Даже во время войны с Базал-Туратом он никогда не выступал с речью "держитесь и надейтесь". В ту войну они и погибли, да?

— Да, — голос Хубур дрогнул ещё сильнее. — Как — я не знаю. Но в этом виноваты те, кто напал — люди.

— Люди напали по вине людей, как и драконы нападают по вине драконов. Кто-то считает, что в одиночку никто не может стать причиной великих событий — но это не всегда так, — Нарата всё же сочувственно приобняла Хубур, слишком уж нервной она выглядела.

Вжав голову в плечи, чешуйчатая выпростала передние из-под пледа и вцепилась в пушистую, всхлипнув и горестно жмурясь. Словно бы она впервые за долгое время нашла кого-то родного. Несмотря на то, что долгое время жила с целой деревней друзей. Неужели Мирдал не нашёл слов утешить свою ученицу?

— Хубур, ты же… — начала было Нарата, но не договорила. Всё-таки она не была ещё копией своего отца, и не была беспристрастным Воплощением.

— Всё… всё, — попыталась чешуйчатая собраться и больше не плакать. Только от этой попытки сдержаться она стала реветь уже не беззвучно, вжимая в себя Нарату, как большую утешающую плюшку, и тыкаясь носом в её плечо. Нингаль совсем растерялась. Не зная, как утешить рыдающую драконочку, она стала поглаживать её, прижимая к себе всё сильнее… Как же всё-таки мило она выглядит, несмотря на всю эту ситуацию.

Хубур теперь действительно чувствовала, что её не оставят, разделяют с ней горе, а не пытаются от него избавить. Этого хаосистке и не хватало долгое время. Поэтому истерика плавно затухла сама собой, на душе полегчало, и самка обнимала другую уже из благодарности, наав отвечать на плглаживания. Передние лапки уже не вцеплялись в Нарату под крыльями, а бережно водили когтями по чёрным полосам в тёмно-буром меху.

— Ты не одна, — утешающе ткнувшись носиком в плечо Хубур, Нарата одновременно заставила Хубур прилечь на подушку. — У тебя есть друзья.

— Но нет семьи, — смущённо и тихо проговорила чешуйчатая. Близость Нараты возбуждала её, и рисовала в фантазии драконочки самые замысловатые картины, уже прогнав все плохие мысли…. Но оставив одну. Она же в постели с дочерью сар-волод!

— Я не могу заменить тебе семью… — теперь та тоже чувствовала смущение, уши грозили отодраться от стыда. — Материнство Тьмы это явно не то, что ты ищешь, и я не Герусет, чтобы…

— И не надо, — Хубур поспешила зажать Нарате пасть поцелуем, чтобы она прекратила нести вздор и глупости.

Но эти объятия были приятны не всем. Судьба не уберегла Торстейна. Он хотел было поговорить с Наратой о чём, то, поднимаясь в её спальню… но забыл, о чём, остановившись на её пороге. Схватившись лапой за грудь, где остро пронзило пропустившее два удара сердце, самец беззвучно осел по стене коридора. В голове шумело, как после удара по ней или наутро по пьяни.

Адора еле поймал Торстейна, чуть не спрыгнувшего со скалы в озеро Ныр:

— Думал, тело твоё не найдём и не воскресим? Ошибаешься!

— Пусти! — вопреки словам, дракон даже не думал вырываться, поджав лапы и прижав крылья, так, чтобы уместиться на лапах Адоры. — Я утонуть хочу!

— Трезвым? Тонуть и так неприятно, а тонуть без выпивки ещё и скучно.

Несколько раз рыжий открывал пасть то чтобы едко ответить, то чтобы обвинить, но наконец понял, от чего именно его спасли — от его собственной глупости. А ещё — увидел, кто его ценит на самом деле.

— Адора… — бессильно обернулся к другу Трэвейл, — я же с ней… Не только по приказу был.

— С Наратой? — Верно предположив, Адора отводил всклокоченного Торстейна со скалы под сень леса. — Что случилось с вами?

— Скажем так — я лишний… — Торстейн устало приобнял дерево и провёл когтями по стволу, вычерчивая какую-то руну. Он и без вина едва не падал от расстройства. — Для Нараты. Наверное, слишком долго ждал, чтобы ей признаться…

— Думаешь, если бы признался, она бы сразу согласилась с тобой танцевать в небе и постели? — подумав, оглядевшись, видит ли их двоих кто, Адора проявил на ладони нюхательный мох и протянул щепотку Торстейну. — Она избалованная, но не падкая. Её что-то привлекло в другом партнёре, значит, надо самому проявлять…

— Партнёрше, — поправил Торстейн, по незнанию проглотив мох вместо принюхивания.

Адора усмехнулся выражению морды Торстейна, когда тот раскусил, что взял в пасть.

— Значит, что-то действительно привлекло. Но она ещё подросток, так что вполне возможно, что это пройдёт. Если слухи это правда, её мать в детстве тоже была куда распущеннее.

— Запить… — высунув язык, Торстейн закатил глаза. — Галюны…

— Отвлекающий манёвр успешный… — Адора мрачно заметил, впихивая флягу в ладонь временно ослепшего Торстейна. — Но это — так, анестезия перед операцией. Надо лечить саму проблему, как учит Мирдал.

— Что? — Торстейн тут же прижался спиной к дереву, испуганно глядя на самца. — Ты намекаешь на… Нет! Я расстроен, но не до такой степени! И мох тут не при чём!

— Ты что? — Адора отмахнулся обоими крыльями. — Выжившая тебя убьёт за такое. Лучше поговори с Наратой и признайся хотя бы сейчас, чтобы знала, кого потеряла. Высказать можешь всё, что угодно.

— Нет, — Торстейн откинулся на ствол. — Пусть лучше не знает. А я буду рядом, может, это когда-нибудь пройдёт.