Дочь Инанны зарычала коротко, но скорее на саму себя. Она прилетела к демиургу явно не для обсуждения своего внутреннего состояния! Были же вопросы и важнее!

— Яролика, не хочу выбирать. Не заботит то, что произойдёт с потомком Инанны. Просто жалко драконов, которым служу и которым, как ты утверждаешь, служишь ты. У них пустые глаза. Некоторым хорошо, но они не развиваются. Некоторым плохо, но они боятся признаться, чтобы не потерять себя. Ты точно их защищаешь, или разводишь, как пасырь дилов? Но для чего?

— Именно поэтому ты решила заявится к нам самолично? — Радвер аккуратно поднял трость и положил на плечо Нараты, заставив взгляд той остекленеть. — Драконы — презабавные существа… Они намного интереснее и качественнее большинства разумных во всей Вселенной. Именно поэтому их важно сохранить, отгораживая от греховных и опасных задумок.

— От Тьмы и Света, захватывающих мозги, тоже, — коснулась крылом щеки Нараты Яролика, отводя её морду к себе. — Инанна не согласилась поручать нам ритуал твоего освобождения и теперь пожалела об этом. Славно, что теперь она одумалась.

— Освобождать меня не от чего. Когда захочу — сама избавлюсь, — произнесла драконица. — Но только когда я сама этого захочу, Ярр.

Яролика непонимающе взглянула в своё отражение в глазах Нараты — на секунду оно преобразилось в силуэт другого дракона, неизвестного потомку саров, но хорошо знакомого её матери. Через миг в глазах Нараты снова была лишь её золотая морда.

— С подобным недугом ты никогда не захочешь, это как наркотик, — Радвер слегка поднял трость, вглядываясь в шарик-планетку в его навершии. — Поэтому наркоманов лечат, не спрашивая.

— Ты считаешь, что сможешь победить саму Тьму? — зрачки Нараты дрогнули и расширились. — Ты не на своем слое, старый любитель молодых тел. Это с твоей подачки Яролика довела страну до состояния полуобморочного, так что на роль доктора ты не годишься.

— О нём никто и не говорит, дорогая… У драконов чаще заведуют самки, — Яролика, прищурившись, толкнула телекинезом Нарату. Она успела замедлиться и развернуться, но Радвер ткнул её со спины своим посохом, и бедняга, проклинающая Мирдала, вмиг влетела в его навершие.

Торстейн как-то не верил, что дипломатическая встреча действительно могла затянуться на столь продолжительное время. Не с характером пылкой Нараты, которая не теряет время и сразу переходит к главному, настаивая на своём. Долгие разговоры ни о чём и лавирование не в её характере… Всё ли с нею в порядке?

— И что бы ей нас не пустить… — распылялся он, ходя взад-вперёд возле дверей. Хубур тоже взволнованно смотрела на занавес Радвера.

— Они там уже довольно долго, — произнесла она.

— Это — политика, — вздохнула Зареслава. — А в неё даже друзей обычно не пускают.

Тишина вернулась, напряжённая, полная оглядок и недовольства. И повисла надолго, прерванная лишь через треть часа лежащем на диване Адорой, что запел песню, сочинённую людьми Базал-Турата ещё до поражения:

Муза, изобрази на холсте

Серый пепел на свежем листе

И алой крови приливный накат,

Что затмил мне охряный закат!..

— Не думаю, что это прилично петь при дворе демиургов… — поморщилась Нармела, но Торстейн уже сам подхватил, а вслед за ним, постепенно, и остальные, кто борясь со скукой, кто назло Светлым, а кто за компанию:

Ты, пьяный зал,

Что двух слов не связал,

Не знающий меру свою!

Чтоб слёзы горя промыли глаза

Я о боли сейчас пропою.

Хоть пой, хоть плачь,

Жил драконий палач,

Он малых любил обижать.

Немало бил для дознанья задач.

И убит, кто пытался бежать.

Он возомнил,

Что он Бога затмил,

Что низшие расы — отброс.

Ведь говорил про людей Хорламир,

Что они нечисты как понос.

Но Бог не любит

Всех тех, кто не люди,

Тем более, кто нелюдим.

Не нам перечить на Небе Царю -

Или перечеркнёт Господин.

Однажды днём

Загорела огнём

Большая деревня людей -

Палач их сразу же в полон увёл,

Пощады не ведал злодей.

Один малец,

Кому в глотку свинец

Палач через горло вливал,

Подумал было, что жизни конец

И забыл, что об ужасе знал!

И он свинцом

Блеванул на лицо

Зазнавшегося палача.

А шерсть, горя, опалила жарцом,

И зияют провалы в очах.

Не паладин

Палача победил,

Не воин покончил с тобой,

А мальчик тот, кому ты навредил.

Эта ода — ему в упокой.

Хубур поморщилась, Торстейн взглянул на самку с явным неодобрением, Адора скрестил лапы на груди. Но если они ещё не до конца сообразили, что произошло, то Яролика, взмахом крыла открывшая занавес, вынесла рецензию незамедлительно:

— В вас нет уважения не только к хозяевам дома, но и к самим себе. Вы ведь драконы, народ победителей, а поёте такие порочащие вас песни!

— Что поделать, если у хозяев дома нет уважения к гостям, — Адора парировал, вставая и выпрямляясь.

— Вы — не гости, — Яролика взглянула на молодых драконов с высокомерием. — Вы пришли сюда тайно и без приглашения. Так что будет лучше для вас же, если вы просто уйдёте.

— Отдашь Нарату, и уйдём. Ты же обещала её не убивать, — Хубур вышла вперёд.

— Я её и не брала, — пожала плечами золотая. — Но насчёт неё не волнуйтесь. Она вернётся прямиком к матери. К ней и вломитесь без уважения, как стая дорожных грабителей, а теперь я ещё раз прошу вас уйти. Настойчиво.

— Пусть она нас об этом попросит, мы подчиняемся ей, а не тебе, — голос Торстейна дрогнул, ведь если Нарата не станет долго спорить с демиургами, то тем более она не станет бросать их… не должна!

— Здесь власть моя, — Яролика развернулась и прошла за занавес, закрывшийся за ней. Зато пришли в движение стражи, двинувшись к нашаранам с оружием наготове. Не для красоты они стояли…

— Ты понимаешь, что это может стать началом войны? — Зареслава вопросила спокойно, стремясь скорее образумить Яролику, чем попрекнуть.

— Не станет. Инанна ведь встретится со своей дочерью раньше, чем вы с ними. Поэтому — прошу вас, брысь.

— Ты здесь властвуешь, а просишь нас… — Торстейн негодующе дёрнул крыльями. — Может, тогда ответишь нам — что с Наратой?!

— Она жива. Но говорит с Иероном, моим предшественником. Не мне прерывать тех, кто мудрее меня. И не вам лезть в их диалог. Так что при мне Нараты нет, хоть обыщите!

То, что Яролика так долго разговаривала с ними, вызвало, с одной стороны, подозрения, а с другой… Она могла бы прихлопнуть их и всё легко списать.

— Благодарим за ответ, — произнесла Нармела, склонившись в неглубоком поклоне. — Не гневайся на нас, мы всего лишь беспокоимся о нашей подруге.

— Так же, как и твоя мама давно беспокоится о тебе. Ты давно её не навещала, — Яролика сделала последнее увещевание. На которое Нармела согласно кивнула. Ведь она знала, что Иерон и Арислодара жили в одном измерении.

— Это ещё что значит? — Зареслава взглянула на Нармелу, затем на златошёрстную. — Её мать… То есть… Та, с кем Мирдал… — она вконец замялась, не закончив собственную фразу, Нармела в свою очередь повернулась к самочке.

— Что тебя удивляет?

Пернатая почувствовала, что падает с громадной высоты, что уменьшается до размеров песчинки, пока навершие посоха под нею не разрасталось до размеров настоящей планеты. Комната так никуда и не пропала — её вид и наглые морды демиургов замещали небо и космос. Нарата еле сумела выправить свой полёт прежде, чем врезалась о скалы с резкими пиками под собой. Особенно среди гор выделялась одна — изломанная, высотой раза в три выше остального хребта.

Растерянная и ошеломлённая произошедшей с ней Нарата выбрала эту вершину для посадки: там можно было укрыться если не от взгляда чудовищных рож, то хотя бы от возможных обитателей этого мира. Расправив крылья, она стала планировать к горе, выбирая подходящее место, где можно приземлиться, не поранив лап, и, в то же время, где было бы подходящее укрытие.