Смауг заметил вдруг его и издал ужасающий рык, от которого содрогнулись воды и помрачнело небо. Ринулся он вниз, чтобы поймать бобра, сжать в пасти так, что заскрипят кости. В тот миг, когда он снижался, лунный свет заиграл на его шее, засверкал разноцветными лучами на драгоценных камнях. Но одно место оставалось тёмным. Завизжал Бард, оттолкнулся мощными задними лапами от проплывавшего мимо бревна — и бросился, бросился навстречу оскаленной змеюке. Зубы его вонзились прямо в тёмное пятно на шее Смауга. Они вошли глубоко в нежную кожу, и пронзительно завопил змей, отвыкший за многие годы от боли. Затряс головой, и Бард не выдержал тряски, упал в воду. Ближайший бобёр тотчас подплыл к нему и вытащил из опасной зоны.

Корчась от боли, Смауг метался по озеру. Его хриплые крики оглашали окрестности, его хвост бешено взбивал воду в белёсую пену. Бобры схоронились среди камней на берегу; Бард тихо свистел носом, чувствуя боль в рассечённой лапе — Смауг успел ударить его хвостом.

Укус Барда не оказался смертельным. Вой и шипение стихли вместе с уплывшим змеем, но тот, определённо, остался жив, хоть и серьёзно ранен. Бобры потеряли больше: почти половина сильных самцов была перебита Смаугом, Бард ранен, город и плотина разрушены… Но три четверти его населения всё-таки остались живы. Опечаленные, замёрзшие, собрались они вместе на берегу озера. Самки прижимали к себе дрожащих детёнышей, молодые самцы, быстро сориентировавшись, бегали меж камней, сдирая с них клочки мха. Старые самки сгрудились вокруг раненых; обмакивали они мох в холодную воду озера и прижимали к кровоточащим ранам.

Бард сидел, поджав больную лапу. Он не мигая смотрел на далёкие очертания Горы.

— Змей обезумел, — негромко произнёс он, и причитания самок тотчас прекратились. Все взгляды остановились на нём, и он продолжил: — И безумец этот ещё жив. Мы должны найти и добить его.

— Но он уполз в свою Гору! — запротестовали бобры. — Уж не предлагаешь ли ты последовать за ним в эти жуткие скалы?!

— Да, — ответил Бард, — именно это я и предлагаю. Сегодня змей напал на нас, хотя мы ничего ему не сделали. Он понял, что мы можем дать отпор, поэтому, залечив раны, вернётся куда более жестоким и свирепым. Он злопамятен, этот старый змей! И раз уж он напал первым, когда мы не ожидали этого, мы должны сделать то же самое — застать его врасплох в собственной спальне. Иначе нам не будет житья.

Как бы не ворчали бобры, они вынуждены были признать, что Бард был абсолютно прав. Нежданное безумство Смауга стоило им жизней родных и друзей. А бобры, хоть и миролюбивые, никогда не простят вам смерти кого-то близкого. К Горе решили отправиться Бард, его друзья, с которыми он до последнего давал отпор змею, и ещё несколько отважных самцов. Но сначала они должны были позаботиться об оставшихся.

Молодёжь спешно заготавливала мох и искала ветки в засыпающем промозглом лесу. Бобры постарше строили плотину — точнее, что-то на неё похожее — возле берега. Да, это было рискованно, но диких зверей в здешних лесах давно не видывали, а здесь, в прибрежных водах, было легко сорваться с места и спрятаться в лесу, если что не так. Холодело. Детёныши замерзали. Некоторые из них вскоре после этого заболели и умерли. Большинство бы не перенесло морозов, если бы не подоспела подмога.

Масковые сипухи облетали границы своих владений, когда заметили молодого бобра, копошащегося в ветвистом кустарнике. Был этот бобёр настолько молод, что сквозь его редкую шерсть просвечивала кожа. Сипухи удивились: на их границах давным-давно не встречались бобры, так как ушли те немного дальше, к озеру. И уж тем более такие молодые. Бобёр оказался разговорчивым, и вскоре целая делегация сов во главе со своим королём приземлилась на промозглом берегу. Вам может показаться, что в строительстве плотин совы — помощники никакущие: и маленькие, и слабые. Но сов было много, и они очень хотели помочь, так как, несмотря на суровую жизнь в Тёмном лесу, ещё не до конца растеряли свою человечность. А у короля сипух, кроме того, была и корысть: надеялся он помочь бобрам с временным пристанищем и битвой со Смаугом, а в благодарность за помощь получить часть сокровищ, что, по легендам, хранятся в Горе.

Скоро план действий был пересмотрен и подготовлен. Вместе с самками и детёнышами, стариками, больными и тяжелоранеными на озере остались молодые самцы и некоторые совиные воины. Они продолжили искать ветки и валить деревья, стоить домики и плотины, чтобы расселить бобров на зиму. Остальные же самцы, кто был ещё не стар и крепок, и почти все сипухи отправились походом к Горе.

Таким образом, спустя пару восходов и заходов после ужасной битвы на озере они достигли реки и наконец ступили на безжизненную землю.

Вернёмся теперь к Бильбо и пещерным совам. Они дежурили по очереди всю ночь, однако не заметили и не услышали ничего подозрительного.

Перед самым восходом пришла очередь Бильбо. Он сел в тени двух камней, прижался к ним, чтобы быть незаметным со стороны, и принялся разглядывать склоны Горы в неясном предутреннем сумраке. Те казались тёмными и мрачными на фоне сероватого неба и молочного тумана, что клубился меж скал. Кроме того, было довольно холодно, и Бильбо мечтал побыстрее отстоять свою смену и отправиться в караульную пещеру.

Внезапно тихий шелест крыльев заставил его насторожиться. На фоне светлеющего неба показалась точка. Бильбо сильней прижался к камням, прищурился, чтобы не выдавать себя блеском глаз, и съёжился, став ещё меньше. Впрочем, маскировка не помогла — кажется, что птица знала, где остановились пещерные совы и Бильбо, и летела в посту решительно. Когда же она села на камень и быстро пригладила перья на крыле, сычик-эльф расслабился: это был тот самый дрозд, который указал ему тогда на потайной ход.

Увидев Бильбо, дрозд тихонько, мелодично застрекотал. Его речь была быстра, поверхностна и чересчур экспрессивна, так что нет ничего удивительного в том, что Бильбо не понял ни слова. Зато незнакомое стрекотание привлекло внимание Торина и Балина, которые, проснувшись, сидели у входа в караульные пещеры.

— По-моему, он что-то пытается нам сказать, — предположил Балин, — но я не могу разобрать — что. Дроздовья речь слишком быстрая для моего уха. А ты разбираешь, что он говорит, Бильбо?

— Н-не всё, — ответил Бильбо, который, как мы помним, не понял ровно ничего. — По-моему, старичок очень взволнован.

И правда — дрозд забил крылышками и застрекотал громче. Потом склонил голову набок и прислушался, потом снова застрекотал и снова склонил голову набок.

Торин, заинтересованный, подошёл ближе. Его взгляд тотчас устремился на северо-запад — в сторону реки и озера в которое она впадала.

— Происходит что-то странное, — ухнул он. — С озера летят целые стаи. Птицы, все местные — скворцы, зяблики. Даже стервятники, питающиеся мертвечиной, они словно ждут битвы.

Балин поднял голову и вдруг как чирикнет:

— Чур!

Бильбо и Торин тотчас пригнулись, а пещерные совы, спящие в пещере, встрепенулись и выскочили наружу, готовясь, если, конечно, понадобится, дорого отдать жизни за себя и своего короля. Однако пока этого не требовалось.

По правде говоря, на Балина никто не нападал. Старая пещерная сова просто не смогла удержаться от возгласа, когда увидела, как над Горой кружила чёрная воронья стая — молча, бесшумно и абсолютно зловеще.

— Глаукс всемогущий! — выдохнул Бильбо и мысленно пожалел, что сильнее съёжиться не сможет.

Вороны эти были другими. Такими же чёрными и немного отливающими голубым в лёгком утреннем свете, но несколько изящнее своих родственников, живущих в дальних Пустошах, и не такими большими. Они кругами летали над самой крупной из вершин Горы, и в их молчаливом полёте было нечто тревожное.

— Чу! Да это же наши, горные! — заметил Балин, слегка стыдливо взъерошив перья.

— Наши? Мне казалось, что вороны — враги.