— Ничего другого не остается, — ухнул Торин. — Больше мы сегодня ни на что не годны.

— Мудрые слова! — воскликнул Бильбо, давно уже лежавший на земле.

В караульном помещении поместилось бы сколько угодно пещерных сов; в задней стене пещеры был выход в ещё одну небольшую пещерку, лучше защищённую от наружного холода. Видно, сюда не заглядывали за время владычества Смауга даже дикие звери. Путники сложили там свои нехитрые пожитки, одни сразу же легли и заснули, засунув голову под крыло, другие уселись возле наружного входа и принялись обсуждать дальнейшие действия. О чём бы они ни заговаривали, каждый раз возвращались к одному и тому же вопросу: где Смауг? Вокруг была тишина, лишь ветер свистел в скалах — и никаких признаков движущегося змея ни на западе, ни на востоке, ни на юге, ни на севере. Змей словно растворился в неизвестности, и что бы это могло значить?

Уже появились первые мерцающие холодным блеском звёзды, а они так ни до чего и не додумались.

А теперь, если вы, как и совы, хотите узнать новости о Смауге, вернёмся на пару дней назад, когда он разнёс склон с потайным ходом в Гору и в бешенстве уплыл, чтобы проучить живущих на реке зверьков.

Возможно, вы зададитесь вопросом: а кого, собственно, Смауг винил в помощи пещерным совам и неизвестному вору Летящему над рекой? Ведь мы с вами, в отличие от змея, видели все-все приключения, настигшие несчастных путешественников, и точно знаем, что никаких чудных жителей реки совы по пути не встретили. Так о ком же говорил старый зловредный змей?

На самом деле, жители эти были. Давным-давно они переселились на реку из леса. Не побоявшись Смауга, который уже тогда властвовал над Горой, они заняли северо-западную часть реки, где та, ширясь, впадала в озеро. Животными этими были бобры; неутомимые труженики, они быстро воздвигли на воде чудный деревянный городок. Смауг их не трогал. Его настолько поразила такая самоуверенная наглость, что он милостиво позволил бобрам занять отдалённую часть реки. Тем более, что бобры никогда не интересовались расположенными далеко на востоке скалами. Всё, что занимало их скромный быт — добыча пропитания в расположенном неподалёку лесу, плаванье в широком озере да взращивание молодняка. На всякие Горы, змей и иже с ними бобрам было наплевать.

Этот знаменательный день ничем не отличался от бессчётного количества остальных дней.

Был ранний вечер. Многие бобры сидели по домам, испугавшись сильнейшего ветра и промозглого воздуха, но несколько зверьков всё же прогуливалось по деревянной плотине и любовалось первыми звёздами, тускло отражавшимися на глади озера. Гору всегда заслоняли от глаз невысокие холмы на дальнем конце озера, между которыми сбегала река. Лишь остроконечную вершину видели бобры, и то в ясную погоду, но они редко глядели в ту сторону, потому что даже в утреннем свете Гора казалась зловещей и мрачной. Сейчас её скрывала надвигающаяся тьма.

— Смотрите, — вдруг сказал один из прогуливавшихся. — Там, на скале, какой-то отблеск! Как вы думаете, что это может быть?

— Может, это вернулись совы? Говорят, когда-то на Горе жили маленькие пещерные птицы, что делали необыкновенные вещи, — заметил другой.

— Какие ещё совы? — пробурчал угрюмый голос. — Помяните моё слово, этот отблеск — туша проснувшегося змея, единственного жителя Горы, которого мы знаем.

— Вечно ты предсказываешь плохое, — возмутились соседи. — То падение дерева, то эпидемию среди детёнышей! Хоть бы раз придумал что-нибудь повеселее!

Угрюмый не ответил; напрягшись, он смотрел на холмы. Вот тёмный отблеск мелькнул в воде, оторвавшись от Горы, и бобр привстал на задние лапки, вглядываясь в него со всё возрастающим напряжением.

— Змей! Сюда плывёт змей! Утонуть мне прямо на месте! — внезапно заверещал он. — Бегом в укрытие! Воины, сюда! Нападение! Нападение!

Бобры, конечно, не считались агрессивными животными; более того, миролюбивее их в этих диких краях, возможно, никого и не было. Но горе тому, кто посчитал спокойствие и доброжелательность признаком слабости! В момент самки были разбужены и вместе с детёнышами угнаны в безопасные места глубоко в лесу. Самые сильные бобры-самцы, за исключением нескольких молодых, отправленных с самками на тот случай, если схватка со змеем унесёт все жизни воинов, собрались на плотине. Ощерив зубастые пасти, напрягая лапы с немаленькими когтями, они наблюдали за приближавшейся полосой высокой волны — такую скорость развил взбешенный змей.

Под трубные громкие крики и визжание бобров Смауг ринулся вперёд, прямо на плотину — и, озадаченный, приостановился. Его особенный змеиный взгляд засёк намного меньше тепла, чем обычно. Сгрудившиеся на плотине животные были единственными бобрами, которые остались в их городе. Грозно зашипел, Смауг устремился вперёд, но бобры завизжали ещё сильней и, встав на задние лапки, замахали передними, демонстрируя отменные когти. Услышав недвусмысленные намёки убраться подобру-поздорову, змей совершенно обезумел от ярости. Уже давным-давно никто не осмеливался дать ему отпор. Никто и сейчас не посмел бы, если бы не бобёр с угрюмым голосом — Бард было его имя; он бегал взад и вперед по плотине и громким ворчанием подбадривал товарищей, готовый атаковать в любое мгновение.

Глаза Смауга разгорелись так ярко, что стали похожи на далёкие звёзды, только куда более крупные и зловещие. Шипя, змей бросился вперёд навстречу когтям и зубам, не помня себя от злобы, желая одного: сломать город, разорвать на части тех, кто, по его мнению, помогал презренным ворам и пещерным совам попасть в Гору. Кровь забрызгала во все стороны; всё вокруг поглотили дикие визги умирающих, бешеный шум потревоженной воды, рёв змея и треск, с которым ломались аккуратные бобровьи домики. Ещё и ещё кидался вперёд Смауг — и всё больше разрушений приносил он, всё сильнее раскрашивал воду в ярко-алый цвет смерти. Никакие когти, никакие укусы не могли остановить змея, не причиняли ему вреда больше, чем приставания каких-нибудь озёрных комаров.

Уцелевшие бобры прыгали в воды, пытались достать до змея сбоку, зайдя в тыл. Но всё было без толку. Смауг почти не обращал внимание на них, продолжая остервенело разрушать домики и плотину — так, чтобы на поверхности озера не осталось никаких следов.

"Уничтожить! Стереть из существования! — думал Смауг со злорадством. — Пусть бегут, как крысы. Пусть прячутся в лесах — наплевать, далеко не уйдут. Холод и традиции вернут их к воде. Славно будет поохотиться за ними, когда они вернутся, а то и так перемрут от ран и мороза!"

Давно он так не развлекался, как сейчас, устраивая травлю целого озёрного народа.

Но не все ещё защитники отправились к своим отцам, живущим на тёплых небесах. Среди разрушенных домиков засели выжившие. Вожаком их был Бард, тот самый бобёр угрюмым голосом и вечно хмурой мордой, которого приятели обвиняли в том, что он вечно предсказывает обвал деревьев и эпидемии среди детёнышей. Но при этом они прекрасно знали, что он зверь отважный и достойный. Дрался он со всей храбростью предков, так, что даже совиные стражи, вечные герои легенд, могли бы позавидовать. И вот почти все силы уже покинули его, оставив плавать на обломках веток. Он встряхнулся, разбрызгивая вокруг воняющую кровью воду, и оскалил зубы в последний раз.

Внезапно кое-что привлекло его внимание. Тёмное пятно под шеей старого змея. Бард заскользил по веткам, оттолкнулся лапами и поплыл, когда мощное тело Смауга проскользнуло мимо. Да, так и есть — под самой шеей не хватало одной чешуйки. Дело в том, что когти и зубы бобров просто не могли пробить отличную защиту змея — всё было нипочём железной чешуе, украшенной мелкими драгоценностями. Но зоркий глаз Барда нашёл уязвимость старого змея. Теперь осталось лишь подобраться ближе, на расстояние, которого хватит, чтобы нанести решающий удар.

— Всемогущий Беверли! — тихо взмолился он. — Я верен тебе и мнению твоему до последней минуты. Ты никогда ещё меня не подводил, всегда помогал, стоило лишь мне попросить тебя, великий, о милости. Наши отцы верили в тебя, а до них — их предки. Если ты в самом деле настолько неустрашим, как о тебе величают легенды, то помоги мне и сделай мои когти твёрже камня, острее зуба, быстрее ветра!