"Я чувствую себя великолепно, — подумал Бильбо. — Но вид у меня, должно быть, очень нелепый. То-то потешались бы надо мной дома, в Густых-Зарослях-Сагуаро!" — он посмотрел на своё сумрачное отражение в ближайшей луже и курлыкнул себе под клюв. В отличие от пещерных сов он не потерял головы при виде богатств и устоял перед их чарами. Пещерные совы всё ещё рылись в сокровищнице, но Бильбо прискучило это занятие.
— Торин! — воскликнул он. — Что дальше? Мы вооружились, но разве оружие помогло вам против Смауга Ужасного? Сокровища ещё не отвоёваны. Нам пока важно не золото, а выход отсюда. Мы и так слишком долго испытываем судьбу!
— Вы правы! — отозвался Торин, опомнившись. — Идёмте. Теперь я поведу вас. И за миллионы восходов я не забыл бы ходов во дворце.
Он созвал всех своих товарищей, и они гурьбой вылетели все вместе через высокую дыру, с тоской оглядываясь назад.
Они летали за Торином, словно цепочка огоньков в темноте, то и дело настораживаясь — не слышно ли приближения змея. Хотя всё кругом пострадало от времени или было покорежено, испорчено и перепачкано вползавшим и выползавшим чудовищем, Торин узнавал каждый коридор, каждый поворот. Они летели вперёд, поворачивали, снижались и летели по гулким переходам, снова делали поворот и вновь взмывали под потолок. Всё дальше и дальше летели совы, но нигде не встречали ни единого признака живой души, лишь тени воровски разлетались в стороны с приближением факелов, трепетавших на ветерке. Такие долгие полёты в мрачных пещерах не были приспособлены для свободолюбивых кунировских сычиков-эльфов. Бильбо уже выдохся и чувствовал, что ещё немного — и он не сможет передвигать крыльями. И тут вдруг потолок взметнулся вверх, на недосягаемую для факелов высоту. Откуда-то сверху проглянул тусклый луч, воздух сделался чище и свежей. Совы замерли в воздухе, быстро-быстро трепеща крыльями; впереди, в стене, разрушенной огромным телом Смауга, забрезжил слабый свет.
— Это главный зал Трора, — промолвил Торин, — здесь устраивались пиршества и собирался королевский совет. Отсюда уже недалеко до главного входа.
Они молча пролетели через бывший зал: там гнили некогда великолепно выполненные жёрдочки; на полу вперемежку с украшенной резьбой посудой валялись в плесени и лужах совиные кости и тускло блестели заржавевшие боевые когти. Они пролетели ещё пару туннелей и вдруг услышали журчание воды, и свет из тусклого сделался более ярким.
— Здесь берёт начало река, над которой мы сюда прилетели, — сказал Торин. — Она приведёт нас к главному входу.
Из тёмной дыры в скале выбегал бурливый поток и струился по узкому стоку, выдолбленному в камне искусными лапами старинных мастеров. Совы устало опустились на землю, на широкую каменную площадь, и отправились по ней вперёд. Обогнули выступ, и — о чудо! — в глаза им хлынул дневной свет, такой яркий после мрачных туннелей Горы, что все зажмурились. Когда же они снова смогли открыть глаза, то увидели невероятную картину. Перед ними выросла высокая арка, почерневшая, ободранная, но со следами старинной резьбы. Туманное солнце посылало между отрогами Горы бледные лучи, которые золотили порог.
Стайка летучих мышей, потревоженных дымом факелов, вихрем пронеслась у них над головой. Путники испуганно рванулись вперед и поскользнулись на камнях, покрытых слизью оттого, что по ним постоянно проползал змей. Река дальше бежала в сторону долины свободно, шумно пенясь. Они побросали ненужные теперь факелы на землю и застыли, глазам своим не веря: они вышли за главный вход и перед ними расстилалась долина, где прежде стоял Дейл, великолепная община рыбных филинов.
— Да! — произнес Бильбо. — Вот уж не ожидал, что доведется глядеть отсюда. Никогда с большим удовольствием не любовался я солнцем и не ощущал на ветра на своих перьях. Бр-р-р! Однако и холодный же ветрище!
И в самом деле, дул резкий восточный ветер, безжалостно предвещая зиму. Обвивая отроги Горы, он влетал в долину и завывал между скал. Путники так долго парились в глубине душных пещер, что теперь на открытом воздухе их била дрожь.
Внезапно Бильбо ощутил помимо усталости ещё и зверский голод.
— Сейчас, судя по всему, позднее утро, — сказал он. — Время ужина давно прошло, но я бы не отказался перекусить, если найдётся, что поесть. Но я не уверен, что главный вход в пещеру Смауга — самое безопасное место для этой цели. Нельзя ли найти местечко поспокойней?
— Правильно! — подхватил Балин. — Я, пожалуй, знаю такое местечко: старый сторожевой пост на юго-западном конце Горы.
— А далеко ли оно? — осведомился сычик-эльф.
— Не особо. Но лететь будет трудно, предупреждаю. Здесь, с этой стороны Горы, очень коварные воздушные потоки. Раньше мы, как могли, сдерживали их, но сейчас, когда все приспособления были уничтожены во время вторжения Смауга, а те, кто ими управлял — убиты, поток вновь одичал. Так что теперь добраться до постов — дело нелёгкое.
— Глаукс великий! — простонал сычик-эльф. — Опять лететь, опять бороться, и даже поужинать не дадут! Интересно, сколько завтраков, обедов и ужинов мы пропустили, пока сидели в этой мерзкой норе?
Вообще говоря, с той минуты, как коварный змей разгромил уступ, прошло не так уж много времени — два дня и одна ночь, — и худо-бедно, а кое-какая еда была, но Бильбо совершенно потерял счёт времени, и для него что одна ночь, что целая вечность было всё едино.
— Да что вы! — смеясь, закурлыкал Торин (он опять повеселел и тихо скрёб боевыми когтями край камня). — Это мой-то дворец вы называете мерзкой норой? Погодите, вот ужо его приберут, почистят и восстановят заново!..
— Что произойдет только после смерти Смауга, — хмуро проворчал Бильбо. — Кстати, где он? Я бы отдал вкусный мышатину за то, чтобы знать это. Надеюсь, он не на вершине Горы — сидит и любуется на нас сверху?
Идея эта вызвала большой переполох, и пещерные совы быстро согласились с Бильбо и Балином.
— Надо уходить отсюда, — ухнул Дори. — Я всё время спиной ощущаю его взгляд.
— Как здесь холодно и неуютно, — вставил Бомбур. — От жажды тут не умрёшь — вода рядом, а вот пищи я что-то не вижу. Змею тут, наверное, всегда голодно.
— Полетели! Полетели! — закричали остальные. — Скорее к посту Балина!
Поток действительно оказался своенравным. Он извивался туда, сюда, заставляя сов петлять между воздушными дорогами. Сильный ветер, шумевший в скалах, мешал сосредоточиться, сбивал с толку и сильно давил на крылья, да так, что сова сама не замечала, как сбивалась с курса. Да, что ни говори, а Балин был, несомненно, прав, когда утверждал, что дорога к постам будет нелёгкой.
Солнце стояло в зените, когда совы долетели до глубокой лощины, укрытой среди скал. Там они приземлились и немного передохнули, позавтракали сухой мышатиной и запили её водой. Затем они вновь "встали на крыло". Поток немного утихомирился, и когда закат озолотил склоны, они заметили приближающийся южный отрог Горы. Крылья гудели. Устало покурлыкивая, путники направились к вершине гребня, которая ослепительно сияла в лучах заходящего холодного осеннего солнца.
Они нашли площадку, обрывавшуюся с трёх сторон вниз, а с четвертой ограниченную скалой, в которой имелась дыра наподобие тех, которые вели в Гору. Здесь же они и приземлились, многие (в их числе и Бильбо) тотчас устало попадали на землю.
— Здесь, — ухнул Балин, — в былые времена отдыхали часовые, что сторожили подступы к Горе. Дыра эта ведёт в небольшую пещеру, заменявшую караульное помещение. Вокруг Горы было несколько таких постов, но во времена нашего благоденствия в них не было особой надобности, и наши часовые, вероятно, распустились и утратили бдительность, в противном случае мы задолго до катастрофы услыхали бы о появлении в нашем краю змея и всё могло обернуться по-другому. Мы можем укрыться здесь и видеть многое, оставаясь невидимыми.
— Какой смысл, коли нас уже заметили, когда мы летели сюда, — возразил Дори, который беспрерывно бросал взгляды вверх, словно ожидал увидеть там Смауга, взгромоздившегося на вершину, как жалкая пародия на орла.