Олень согласно кивнул – он уже полностью оправился и готов был следовать туда, куда скажет пастух. Прячась за корзинами, бочками и прочим, что было навалено в убежище, Пуру с оленем потихоньку выбрались на одну из узких оживленных улиц. Но воры заметили их побег и бросились в погоню. Пробежав, спасаясь от преследователей, несколько кварталов, Пуру заметил чью-то закрытую и украшенную повозку. Слуга, управляющий запряжённым в повозку быком, зазевался, и Пуру с оленем удалось незаметно проскользнуть внутрь и забиться под сиденье. Они слышали голоса преследующих их воров, но те решили, что Пуру побежал дальше.
Вскоре в повозку села её хозяйка – Пуру было сложно её рассмотреть из-под сиденья, но пахла она приятно, а голос был молодой и нежный. Мелодичный звон браслетов указывал, что хозяйка повозки богато украшена.
– Сидите тихо, – предупредила женщина Пуру, изумлённому тем, что она явно ждала посетителя. Пастух решил, что сейчас не подходящее время для объяснений, потому последовал совету – сидел тихо, пока повозка не доставила женщину к её дому.
Во дворе женщина отпустила молчаливого слугу, и Пуру наконец смог выбраться из-под сиденья вместе с оленем. Он поспешно склонился перед женщиной, оказавшейся ганикой – куртизанкой. Она действительно была хорошо одета и нарядно украшена, как полагается женщинам её профессии. И, хоть была не так уж молода, умела ухаживать за собой, а потому была весьма привлекательной.
– О! – изумилась ганика, увидев, кого она привезла в свой дом. – Я не знаю тебя! Думала, что везу одного своего друга, который не хочет, чтобы его видели в моём обществе…
– Простите, госпожа, – Пуру ещё раз глубоко поклонился, сложив ладони. – Но у меня не было другого выхода, кроме как спрятаться в вашей повозке.
Пастух в нескольких словах поведал, что случилось утром на рынке, и дальнейшее.
– Теперь позвольте мне уйти, – закончил он своё повествование, не делая, впрочем, никаких движений для этого.
– Куда же ты пойдешь? – покачала головой ганика. – Оставайся, быть может, я смогу тебе помочь. Хоть ты и не тот, кого я ждала, но ты молод, красив, у тебя хорошие манеры и сладкие речи. Ты нравишься мне, пастушок. Пойдём, угощу тебя, кушанья уже готовы.
Пуру снова и снова благодарил ганику, рассыпая комплименты, которые женщина принимала с царским величием, без смущения.
– Скажите, у царя действительно такой искусный мастер, что делает заколдованные браслеты? – спросил Пуру за трапезой.
– Может, и делает, – задумалась ганика. – Разные слухи ходят про этого мастера. Одно правда – смастерил он царю золотую птицу, с хитрым механизмом внутри. И на кого та птица укажет, того царь по меньшей мере прогоняет. А может и в тюрьму заключить, и казнить. Птица та на врагов царя указывает.
– Но разве можно верить механической птице, а не собственному разуму и чувствам? – изумился Пуру.
– Может, разум царя уже настолько затмился, что он не может отличить друзей от врагов, – вздохнула ганика. – Но ты не отчаивайся. Может быть, я смогу через своего знатного друга склонить царя к милосердию, а быть может, случится так, что к следующей ночи уже не будет необходимости искать прощения царя.
– Что вы имеете в виду? – тут же спросил Пуру и пристально посмотрел на женщину. – Вижу, вы что-то скрываете. Обещаю, что помогу вам, – терять мне нечего.
– Славный мальчик, – ганика снисходительно и немного печально глянула на пастуха. – Мой сын похож на тебя – такой же нежный, красивый и решительный. Я думаю, ты говоришь правду и можно тебе довериться, – люди нам нужны.
– Обещаю, что от меня никто ничего не услышит, если вы сами не разрешите говорить, – заверил Пуру.
– Ты, должно быть, слышал, что у царя нет своих детей, но есть племянник – сын его младшего брата, – Пуру кивнул, вспомнив рассказ бородатого разбойника из тюрьмы. – И некоторое время назад царь хорошо относился к юноше. Но после того, как золотая птица поселилась во дворце, царь стал смотреть на племянника с подозрением и наконец заключил в тюрьму. Под влиянием знаков птицы царь считает, что племянник хочет захватить его трон. Небольшая группа друзей царевича хочет спасти его от смерти и возвести на трон. Ибо царь все больше напоминает безумца на троне…
– Да, не сильно приятное зрелище, – Пуру поёжился, вспоминая встречу с царём, его откровенно равнодушное отношение к судьбе невинных людей. – Но как вы собираетесь это сделать?
– Уже почти готов подкоп в тюрьму, а несколько верных людей собирают воинов для царевича. Но помощь нам точно не помешает…
– Этот молодой царевич – приличный человек? – задумчиво спросил Пуру.
– Он очень благочестив и всегда слушает людей, а не полагается на колдовство! – воскликнула ганика. – Он будет царём лучшим, чем его дядя!
– Что ж, тогда я помогу вам, – решил Пуру. – Хотя это и грех – восставать против царя, однако, если царь поступает дурно и не слушает добрых советов, сместить его с трона будет справедливо. Приказывайте, моя госпожа!
– Ты милый, – обрадовалась ганика. – Но всё-таки, как быть с царским браслетом – вдруг он и вправду зачарован? Хм… Придумала! Послушай – я обещала прислать жёнам царя девушку, чтобы она поучила их играм и разным забавам. Если я наряжу тебя девушкой, царь, может, ничего и не заметит. Ты же будешь рядом и может как-нибудь улучишь шанс стащить его корону. Заодно мы будем знать, что во дворце есть верный человек. Оставишь своего оленя мне?
– Благодарю вас, – Пуру поклонился доброй женщине. – Я согласен переодеться женщиной – если же жёны царя меня узнают, постараюсь их как-то задобрить, чтобы они меня не выдали. Но оленя я возьму с собой – хоть царь и видел его, для него все олени на одно лицо, к тому же всегда можно сказать, что животное куплено у пастуха ради развлечения женщин.
– Только злой птице не попадайся, – вздохнула ганика.
Она, не мешкая, велела слугам принести женскую одежду и украшения, сама нарядила и даже ласково и тревожно погладила пастушка по щеке, волнуясь и об исходе дела, и за судьбу юноши.
Будучи переодетым и накрашенным, Пуру был точь-в-точь как юная девушка, и ни одному мужчине не пришло бы в голову, что это – маскарад. С женщинами другое дело, женщины хитрее, но с ними Чандрая, так звали теперь Пуру, умел управляться и надеялся на их доброе сердце. Оленя же ганика немного перекрасила – закрасила пятна, щедро усыпавшие шкурку животного, как звезды – ночное небо. Теперь олень был весь золотисто-коричневым. Он уже совершенно пришёл в себя и был готов помогать своему дэву, менявшему облики так же стремительно, как диск луны – своё положение на небе.
Чандрая прибыла в повозке ганики, и стражники, осмотрев девушку с оленем, не нашли в ней ничего подозрительного. День уже клонился к вечеру, но до восхода Луны было ещё несколько часов. Четыре жены царя собрались вокруг девушки, которая обещала развлечь их, но пятая, самая молодая и любимая, та самая, чьё ожерелье привело Пуру в тюрьму, сидела в своей комнате и отказывалась присоединяться к забавам. Чандрая знала множество забавных игр и историй, и женам было весело. Однако, как и предполагал Пуру, от старшей жены царя, женщины очень опытной, не укрылось, что Чандрая – не вполне женского пола.
Она долго бросала задумчивые взгляды на Чандраю и наконец, когда старая служанка, приглядывающая за царицами, утомилась и отправилась отдыхать, воскликнула:
– После таких игр пот так и льёт с меня ручьём! Подруги, давайте искупаемся в бассейне!
Остальные женщины горячо поддержали старшую царицу, и, несмотря на отговорки Чандраи, что ей никак нельзя купаться, затащили её в воду.
– Вот так девушка! – засмеялись царицы, обнаружив, что Чандрая вовсе не та, за кого себя выдает. – Ой, не позвать ли нам стражу?
– Прошу вас, добрые госпожи, не выдавайте меня, – упрашивал Пуру и, видя, что женщины не рассержены, а только делают вид, приободрился. – Не со зла я вас обманывал, а по великой нужде. Царь сегодня решил, что двух воров для его царства многовато, потому поставил условие: кто из нас двоих, я или другой бродяга, украдёт его корону до следующего вечера, того он помилует. А второго ждёт смерть. Я не вор, добрые госпожи! Но жить очень хочу, потому пробрался во дворец в наряде женщины. Пожалуйста, простите меня!
