Взяв ребёнка, Пуру тем же манером отправился в обратный путь. Но, увидев, что воины врага все еще ищут тело царевича в реке, решил поплыть дальше – выше по течению, чтобы не наткнуться на них. Несколько часов он плыл на старой посудине, успокаивая просыпающегося младенца, который наверняка проголодался. Наконец дэв уже решил пристать к берегу, как вдруг мощный удар сотряс лодку. Пуру схватил малыша и сжался, ожидая, что огромный крокодил, туловище которого походило на толстый ствол, а пасть разверзлась, казалось, от земли до неба, сейчас проглотит их целиком.

Но ничего такого не последовало. Стоя по пояс в воде, ибо лодка приказала долго жить, Пуру услышал звуки мантр. Крокодил, видно, тоже их услышал, так как закрыл пасть и, недовольно взмахнув хвостом, ушёл снова на дно реки. Пуру оглянулся в поисках спасителя – им оказался пожилой брахман[4], стоящий на берегу.

– Не знаю, как и благодарить вас, – выдохнул Пуру слегка дрожащим голосом. Младенец снова стал плакать.

– Можешь зайти ко мне в лачугу, – предложил брахман. – У меня есть немного молока для ребёнка.

– Тысяча благодарностей вам, вашему дому, вашей семье… – обрадовался Пуру, заходя в небольшую хижину из тростника. День уже подходил к закату.

Покормив малыша и убедившись вместе с брахманом, что с ним всё в порядке, Пуру укачал младенца на коленях и внимательнее присмотрелся к отшельнику. Тот выглядел очень старым, даже древним: длинная седая борода, совершенно белые волосы, сложенные на макушке узлом, сеть морщин, испещряющих лицо, руки и вообще всю кожу… Но глаза блестели молодо, и спина не была сгорблена. Брахман показался Пуру знакомым и, вглядевшись божественным зрением, дэв увидел подлинный облик старика.

– Сапта-риши[5] Кашьяпа! Приветствую вас!

– Отец! – одновременно воскликнули Сурья и Индра и переглянулись.

– Дедушка? – точно так же переглянулись Яма и Ями. Все дэвы и дэви зашептались. Только Шани остался совершенно невозмутимым.

– Я уж думал, что иллюзии Мритью-локи затмили твой разум, Сома, – усмехнулся старик, поглаживая бороду.

– Они, конечно, затягивают, – признался Чандра с улыбкой радости от встречи с мудрецом. – Но как можно не узнать вас, одного из сапта-риши, семи изначальных мудрецов? Вы созданы умом Господа Брахмы, вы родитель дэвов, асуров, людей – потомство ваше многочисленно, как песчинки на морском берегу, и нет того, кого бы вы отказались назвать своим сыном, о мудрый Кашьяпа!

– Смотрю, речи твои всё так же сладки, Сома, – Кашьяпа явно был польщён похвалой. – Но что тебя привело в мир смертных?

– Сурья-дэв разрешил устроить испытание, на один пост в кругу грах, – Чандра, казалось, только сейчас вспомнил о цели своего путешествия. – И Второй дом отправил меня и Мангала сюда.

– Посты, да, – риши не проявил особого интереса к этому известию. – Прибытие Мангала я заметил по содроганию земли. А ты, Сома, ступаешь настолько легко, что вес твой для земли не тяжёл. Всё-таки счастливцы твои родители – Атри и Анасуйя, все три сына такие славные, что можно и в самадхи[6] уйти.

– Но, мудрец… – запинаясь, пробормотал Чандра. – Не думаю, что их третий сын так уж хорош… я ведь…

– Что, соблазнил чужую жену? Это, конечно, не похвальный поступок, Сома, – Кашьяпа говорил мягко, как с ребёнком. – Но ошибки совершает каждый, а при твоём природном легкомыслии они вообще неизбежны. Ну так что? Ты умеешь причинять беспокойство, но прекрасно умеешь и убирать его. Тот, кто может подарить такой сладкий сон испуганному младенцу, разберётся, как убрать и иные волнения. Со временем ты устранишь всё это, племянник.

– Вашими бы устами, уважаемый дядя… – вздохнул Чандра, но слова Кашьяпы его явно приободрили.

– Главное же, что, видя на небе тебя, люди говорят о милости Махадэва, что поселил Сому на своей голове, и об этом же вспоминают при имени риши Атри. А что вспоминают про меня, знаешь? Что Кашьяпа как-то в гневе проклял Махадэва убить собственного сына, вот так вот. Вот почему я грешным делом испытываю зависть к твоему отцу, Сома, – вздохнул Кашьяпа.

– Отец не слишком уж стар, что он говорит такое? – взволновался Индра-дэв.

– Не думайте, что разум и мудрость отца хоть как-то затрагиваются временем, – Сурья-дэв задумчиво покачал головой. – Но где же матушка?

– О чём это они? – шёпотом поинтересовался Каколь, ворон-вахана[7] Шани, который тоже пробрался в это высокое собрание, у Ями.

– Риши Кашьяпа – отец Сурья-дэва, Индра-дэва и ещё десяти дэвов, – так же тихо просветила ворона девушка. – А их матушка – дэви Адити. Обычно они всегда вместе, вот отец и удивляется. А отец Чандры – риши Атри, родной брат риши Кашьяпы, поэтому риши Кашьяпа приходится Чандре дядей.

– А Сурья-дэв и Индра-дэв – двоюродными братьями, – сообразил Каколь. – Но почему риши Кашьяпа называет Чандру Сомой? Сома-раса – это же напиток?

Ями собралась было уже ответить, но тут вмешался Шани, поглядывающий на Каколя вполглаза, и не выпускающий из виду происходящее в карте.

– Это прежнее имя. Когда Чандры ещё не было, его звали Сома. А почему – это мы узнаем в своё время, Каколь. Чандра отвечает за память, поэтому, уверен, нам предстоит вспомнить и узнать множество историй из прошлого.

– Уважаемый риши, от вас ведь ничто не скрыто – поведайте мне, что это такое здесь творится? Зачем эти люди убивают друг друга, чей это ребёнок, кто та девушка, что каждый месяц ходит на озеро одна? И ещё этот крокодил… – Чандра передернул плечами, вспомнив речное чудовище.

– Да… расскажу, пожалуй. Второй небесный дом, говоришь? Это дом рода, глубинной памяти, дом основ, без которых жизнь невозможна. Пожалуй, и эту историю мы начнём с основ.

– Только не с основания мира, отец! – ужаснулся Индра-дэв в Сурья-локе, закатывая глаза. Кашьяпа, казалось, его услышал – он посмотрел прямо в лицо присутствующим и усмехнулся.

Чандра приготовился слушать, ребёнок на его коленях спал мирным сном. Над землёй появился тоненький серпик луны – Чандра, как дэв, обладал тем, что смертные называют магией, а мудрецы – божественными силами. Находясь телом в одном месте, он всегда мог направить свои силы на восход ночного светила и прочие необходимые небесные работы.

– Когда-то давно… часть про золотое яйцо и сотворение мира мы опустим, ты всё это изучал в гурукуле[8], – не без ехидства начал риши, поглядев в сторону незримого Индра-дэва. – Как ты знаешь, первыми после Триады были сотворены мы, сапта-риши, семь детей Брахма-дэва. Каждый взял себе по жене, и даже не спрашивай, откуда они взялись – были сотворены из различных энергий Триады, разумеется. Ибо сила, дарованная Триаде, – шакти – женской природы… Есть мнение, что только шакти вечна и неизменна в изменениях, всё же остальное сотворено ею, и она-то и есть Атма – космическая, божественная душа. Впрочем, этот вопрос мы, мудрецы, обсуждаем уже не одну тысячу лет. Так или иначе, а жёны были сотворены и выбрали себе мужей. Меня выбрали две сестры – Дити и Адити. Дити больше стремилась к земному, материальному, а Адити – к божественному. Потому и дети от одного отца, то есть меня, вышли разными. От Адити родились суры, дэвы – сияющие, прекрасные существа, естественно пребывающие в благости. От Дити же родились асуры – тёмные, страшные обликом, пребывающие в естественном невежестве существа. А невежество делает поступки недальновидными, а сердце – исполненным ярости, гнева, душа же делается пристанищем самых разнообразных страстей и похотей. Триада определила дэвам жить на небесах и править небесными локами, а также следить за выполнением законов природы в смертном мире – Мритью-локе, земле. Положение дэва накладывает серьёзные обязанности, для их выполнения дэвам даны божественные силы. Контролировать эти силы и держать себя в рамках может лишь существо в состоянии благости – тогда оно использует силы правильно, на благо мирозданию, а не для удовлетворения личных похотей.