Я похолодела. Все повторялось. Та же сущность, Вовка, который раньше был Лукасом, и я. И я все такая же. Слабая, беззащитная. Обычная женщина, которая осталась один на один с неотвратимой опасностью. Женщина, которая ничего не может сделать, которой не под силу тягаться с тем, кто гораздо сильнее и крупнее физически. Мелькнула мысль о том, что я сама хотела, чтобы Вовка напомнил мне прошлое. Он и напомнил. Он начал действовать так же, как тогда. А я, если вначале ещё и пыталась бороться, не веря в худший исход, то после восстановления памяти, совсем растерялась. Я была в панике. Я знала, что будет. У меня не хватит сил, чтобы с ним справиться. Сопротивление бесполезно. Силы не равны.

Парень что-то твердил, ободренный тем, что я замерла, решив, что я не буду сопротивляться.

— Ирка, вот увидишь, тебе понравиться. Это как же до стольких лет дожить и мужика не иметь. Не порядок. Но мы сейчас все исправим.

Его рука протиснулась между моих ног, а вторая крепко держала мои кисти над головой. Мне было плохо от одной только мысли, что я знаю о том, что случиться дальше. От того, что неминуемо приближалось, а я ничего не могла сделать. Где же Лизка, почему она не возвращается? Куда она ушла? Хотя, Вовка закрыл дверь изнутри, подруга все равно не сможет открыть, не сможет войти, и что она будет делать? Просто, наверное, уйдет, решив, что я сплю, не станет меня будить. Может быть, все-таки она не будет церемониться и все же настойчиво постучит сильнее, а когда я не открою дверь, забеспокоится и заподозрит что-то странное. Но внутри меня что-то оборвалось, наверное, это была последняя надежда. Я же предполагаю не об абстрактном человеке, а о своей подруге — Лизке. Она точно ничего не заподозрит. Ей даже потеря кошелька и денег не казалась странной. Хотя я сразу заподозрила Вовку, особенно после того, как обнаружила его ошивающимся около нашей квартиры. Я об этом не говорила, у меня же не было доказательств.

И на любимого не было надежды. Арсений дал мне два дня, и даже не звонил, чтобы не мешать и самому не передумать. Я сейчас даже пожалела, что сама настояла на этом.

Мне никто не поможет, никто не спасет, я снова один на один с ним, со своим мучителем, с причиной всех своих бед. И я ничего не могу ему противопоставить. Все повторяется. У Вовки никак не получалось одной рукой расстегнуть ремень моих брюк. Он нервничал, лихорадочно пытаясь справиться с застежкой, а я не знала, радоваться ли мне тому, что это отдаляет неминуемый конец, или желать, чтобы побыстрее все закончилось. И что будет дальше? Все сначала? Меня рано или поздно найдут, заставят все вспомнить, я сама захочу все знать, сама буду всеми силами стараться освежить свою память. Замкнутый круг. Маринетт еще не знала, что ее найдут. Но я-то знаю. Я уже знаю, что не смогла исчезнуть бесследно, не смогла жить так, будто ничего не было, меня все равно мучили кошмары, моя жизнь все равно протекала в постоянном ожидании. Я не знала чего, но все время ждала, чего-то опасалась, тревожилась. Сбежать — это был не выход.

Что делать? Я не знала. Знала только то, что не могу позволить повториться случившемуся. Это мой второй шанс. Прожить ту же ситуацию, но попробовать что-то решить по-другому. Как-то справиться со всем. Я не могу сдаться, я не имею права сейчас раскиснуть, не могу позволить этому человеку вновь испортить мне жизнь. Я — спейшер, и никакая печать не сделает из меня простого человека. Это не мой выбор, мне не дано жить так, как всем остальным людям. Но, наверное, это правильно. Я другая. У меня свои задачи. Моя сущность будет всегда неискоренимо стремиться к восстановлению памяти.

Не знаю, откуда я взяла сил, но когда Вовка отпустил мои кисти и переместил руку на лицо, сжимая ладонью мою челюсть и впиваясь поцелуем, я сильно оперлась на его грудную клетку и толкнула его. Он не ожидал. Я вскочила, получив небольшое преимущество. И бросилась к открытому окну, желая позвать кого-нибудь на помощь. Но под окнами никого не было. Я, конечно, закричала, но вряд ли меня кто услышал.

Тогда у меня на мгновенье мелькнула предательская мысль снова сбежать. Я не буду запечатывать себя, но хотя бы могу избежать насилия. От этой мысли меня отвлекла рука, которая жестко потащила за волосы. Вовка пришел в бешенство, я заметила, как его руки мелко трясуться.

— Слушай, подруга, мне совершенно некогда ухаживать за тобой. У меня нет на это времени. Давай сразу все решим.

При этом он больно ткнул меня лицом в столешницу стола, впечатывая.

— Мне нужны бумаги, — он шипел, нависая надо мной где-то сзади. А я никак не могла понять, о чем речь. Единственные бумаги, которые у меня были — это отчеты с командировки. Но зачем они ему. Я попробовала махнуть головой в сторону стула, на котором висел пакет с папкой документов. Вовка, не выпуская меня из захвата, начал перемещаться к стулу. Одной рукой он достал папку, вытащил из нее бумаги, непонимающими глазами вглядывался в них, а потом зло выругался:

— Это что за хрень?! Ты издеваешься, дура?

Я молчала, просто испуганно наблюдая за тем, как Вовка разбрасывает мои труды по комнате, ожесточенно пиная со всей силы стул.

— Еще раз спрашиваю, где бумаги на дом.

Повторил он сквозь зубы, а я видела, что он еле сдерживается.

— Какой дом? — практически прошептала я, сквозь слезы.

— Хватит прикидываться. Ты сама подтвердила, что у тебя есть дом в пригороде. Мне он нужен.

Дом. Так ему нужен дом, который остался у меня после бабушки? Я даже не стала задумываться, зачем ему документ и что он с ними будет делать. Раз ищет, значит, уже придумал, что. Я ясно поняла, что Вовке нужны деньги. А у Лизки этих денег не было. Не знаю, когда ему подруга рассказала об этом доме, когда он загорелся идеей наживы, но, похоже, он почти сразу же забрался к нам в квартиру, возможно, одолжив у Лизки ключи, он искал. Но ничего не нашел. Затем вернул ключи подруге обратно. Иначе, она или бы что-то заподозрила, или бы мы поменяли замки, а ему это доставило бы дополнительные неудобства. Тогда он спросил об этом у меня, чтобы убедиться, что дом существует в природе. Убедился. Не знаю, почему сейчас он действовал так опрометчиво, не применил ту же схему, пытаясь действовать напролом, но судя по всему, деньги парню были нужны срочно. Как он сказал, он не мог больше ждать. Времени не было. Скорее всего, он позаимствовал у подруги всего лишь один ключ. Она никогда не держала все ключи на одной связке, ей казалось, что по отдельности они занимают меньше места в сумке. А я закрылась на оба имеющихся замка, чтобы у меня было больше времени прийти в себя, если вдруг вернется Лиза и помешает моим занятиям.

Вовка пришел, чтобы попытаться еще раз найти то, что ему необходимо, а тут первая неприятность — закрытый замок, от которого нет ключа. Вовка начал пытаться что-то сделать. Но я открыла. И тут он понял — перед ним ещё одно препятствие в виде меня. Но он быстро переиграл план, решив, что раз я здесь, то, может быть, быстрее достичь желаемого с моей помощью. Но держать себя в руках оказалось сложно, договариваться и производить на меня впечатление не получилось. Если дом — эта та малость, та плата за мое освобождение, то я готова была ему его отдать.

Вот только дом — это громко сказано. В деревне, в которой он находился, с каждым годом оставалось все меньше и меньше домов. В основном дачники, которые жили там только летом, и некоторые коренные жители, которые покинуть это место только уйдя на тот свет. Да и само состояние дома было неудовлетворительным. Крыша течет, в полах огромные щели, да и доски местами уже прогнили, весь покосился от старости. Рухлядь одним словом. Я даже не стала проводить газовое отопление, когда совсем недавно до деревни дошел прогресс. А зачем? Я в нем жить не собиралась, могла бы продать, только кому он нужен? По деревне было полно таких заброшенных домов, бери — не хочу. Кто ж мог позариться на мой? А если бы и позарился, то за какую цену? Совершенно точно, не за ту, на которую рассчитывал Вовка. Те гроши, что можно было бы выручить при очень хорошем раскладе, никак не устроили бы парня.