— Ты же знаешь, что я люблю князя Лобковица. А потому, Лукас, лучше не связывайся со мной, — предупредила я кузена.

Я шла к себе в комнату, обдумывая ситуацию. Просто, если Лукасу нужно мое поместье, то оно и так ему достанется, если я исчезну. Я и не собиралась на него претендовать. У меня и без этого достаточно средств. Я жила здесь только из-за родителей. Но теперь их нет, а потому и меня здесь больше ничего не держит. Если я раньше не решалась уйти, то теперь другого выхода я не видела. Я быстро вошла к себе, громким голосом приказав всем убираться. Служанки застыли в нерешительности, и пришлось начать кричать:

— Вон отсюда! Все вон! — выталкивала я за дверь особо нерасторопных. Кто-то побоялся перечить бывшей госпоже, кто-то будущей, кто-то просто меня испугался, видя, что я не шучу и не на шутку разгневанна. Но вскоре я осталась одна. Сразу же быстро я начала собирать все самое необходимое, складывая на платок и завязывая в узелок. Я не брала украшений или платьев, только пару рубашек и белье. Достала брюки, чтобы переодеться в дорогу. Я собиралась покинуть этот дом немедленно. Невольно щемило сердце тоской из-за проведенных здесь счастливых лет.

Я не ожидала, что Лукас отправится следом за мной. Я не успела даже переодеть брюки, как, резко распахнув дверь, появился мой кузен. Злыми глазами он оглядел обстановку, увидел поваленный манекен с белым платьем, приготовленные брюки и все понял. Он не на шутку взбесился. Лукас быстро пересек комнату, больно схватил меня за руку:

— Куда это ты собралась, дорогая? — шипел кузен.

— Я ухожу, Лукас, — я старалась говорить спокойно, чтобы не злить кузена ещё больше. Но он еле держал себя в руках, причиняя боль моему запястью своей крепкой хваткой.

— Ты никуда отсюда не уйдешь, Маринетт! — Лукас был взбешен. Я же попробовала его образумить.

— Лукас, я уйду и исчезну, ты станешь хозяином поместья. И все будут довольны.

Действительно, зачем ему жениться на мне, когда и без этого недоразумения можно завладеть тем, что ему нужно.

— Ты никуда не уйдешь, Маринетт! Я не позволю! Ты — моя. Ведь я люблю тебя…

Слышать из его уст о любви было странно, особенно учитывая, как больно он держал меня за руку. Я слышала эти слова и не придавала им абсолютно никакого значения. Я не верила. Да пусть даже это было бы правдой, для меня это не имело никакого значения.

— Лукас, я люблю Арсена. И сейчас ухожу, — мой голос звучал ровно и уверенно, отчего Лукас злился только сильнее. Он не понимал причин моей уверенности, не верил, что я могу уйти в никуда, не взяв с собой ничего. Он не знал, что все, что мне нужно для жизни, у меня уже есть.

Лукас ничего не слышал, словно помешавшись рассудком. Он как в бреду повторял:

— Ты моя, ты никуда не уйдешь, ты никому не достанешься.

Затем грубо впился в мои губы поцелуем, причиняя мне боль. Если до этого момента, я не боялась кузена, то сейчас я уже была не так в себе уверенна. Лукас грубо тащил меня к кровати. Я схватилась за вазу из французского стекла, стоящую на столике около кровати. Замахнулась на кузена, но он перехватил мою руку, заставляя выронить предмет. Ваза упала на пол, разбиваясь и рассыпаясь на осколки. А кузен ещё сильнее озверел.

— Моя дорогая будущая женушка, чтобы ты начала реальнее смотреть на вещи, я прямо сейчас скреплю наш брак. Зачем ждать неделю, если это все равно неизбежно. Поверь, после того, как ты будешь принадлежать мне, ты уже не будешь нужна никакому князю.

Он был уверен в том, что говорил, он не видел для меня другого будущего. Это я была свободной. А он нет. Но его решительные действия поколебали мою уверенность. Я не могла заставить его отпустить меня. Он был сильнее. Он делал мне больно. Я все еще не верила, что он сможет дойти до конца, привести свою угрозу в исполнение. Я считала себя выше его, ведь я была спейшером, а кто он такой? Простой человек. Я действовала слишком прямолинейно, не пытаясь обмануть его, говоря все, что думаю. Я была слишком спокойна, слишком уверенна в себе. За что и поплатилась.

— Смирись, у тебя больше нет выбора.

Он задирал платье, грубо шарил своими руками по моему телу. Я извивалась, пыталась кусаться. Но он с размаху ударил меня по лицу, оставляя жгучий след. Я заскулила от боли. На меня накатила паника. Я была так убеждена в своей неприкосновенности, что никто никогда не сможет мне что-то сделать. Но сейчас я была просто женщиной, слабой беззащитной, которая ничего не могла предпринять против озлобленного жестокого мужчины, который еще к тому же считал себя в праве совершать данные действия. Может быть, я раззадорила его упоминанием князя и своей любви к нему, заставила ревновать или задела чувство собственной значимости, а, может быть, в нем заговорило уязвленное самолюбие. Или, вероятно, я просто мало знала своего кузена, на что он способен, что для него является нормой. Я не знаю. Но я оказалась один на один со зверем, с которым не смогла справиться. Я была слишком самонадеянна. Слишком уверенная в своей безопасности, забывая, что Лукас видел во мне всего лишь свою кузину, семнадцатилетнюю девчонку, на которой собирался жениться, на которую у него были права, данные ему государством и обществом. К тому же, последние события вогнали меня в пучину страданий и переживаний. Я ничего не замечала, происходившего вокруг меня. Упустила из внимания планы Лукаса. Не думаю, что он их скрывал, все слуги были в курсе, слух разносился по близлежащим деревням. Чувство вины на мгновенье перекрыло все остальные чувства. Как же я могла быть такой слепой? Я сама виновата в том, что сейчас происходит. Я ничего не могу сделать, никак не могу избежать приближавшегося. Я бессильна что-то изменить.

Сейчас я была в панике. Испуганными глазами я смотрела на Лукаса, который не собирался останавливаться. Я начала просить, начала умолять его не делать этого. Я обещала ему денег, поместье, все, что он захочет. Но тот уже был не в себе, он словно не слышал моих рыданий и просьб. Мутными глазами он смотрел сквозь меня, словно не видя. Он только ещё несколько раз ударил меня по лицу, грубо врываясь в мое тело. Не почувствовав никакой преграды в виде девственной плевы, кузен озлобился еще больше, отвешивая мне очередную порцию пощечин и больно хватая за волосы. Он мучил меня, терзал, заставляя испытывать невыносимую боль и унижение. Называл отвратительными словами. А после сразу же ушел, бросив презрительный взгляд:

— Что ж, кузина, можешь убираться, куда ты там собиралась. Ты ж понимаешь, что после другого мужчины ты мне не нужна! Хорошо, что мы сейчас это выяснили!

Я осталась одна.

Я сидела на кровати, и меня трясло то ли от холода, то ли от невыносимого унижения. Я ненавидела себя в этот момент, мне было противно смотреть на себя в зеркало. Моя жизнь была окончена, у меня не было никаких надежд на будущее. Не знаю, кому я была такая нужна, если я даже сама себя не могла видеть и принимать, считала, что все случилось по моей вине, из-за моей глупости, из-за моей самонадеянности. Даже слезы не текли по моему лицу, мне хотелось плакать, но я не могла выдавить из себя ни капли. Комок застрял в горле. Накатила апатия. Я не знала, что делать в такой ситуации, как быть, жалея только об одном, что я не настоящий человек, я спейшер, а, значит, мне не удастся забыть этого никогда. Вот это «никогда» было самым страшным. Я завидовала в этот момент людям, тому, что они не могут помнить, тому, что у них был шанс начать все с начала. А у меня этого шанса уже не было. Мне не спрятаться от этих воспоминаний, мне никуда не сбежать. Я не думала сейчас о Косте или Арсене. Мне не хотелось думать ни о чем, я даже не чувствовала боли в теле, одну только дрожь. Меня трясло, и зубы стучали. Куда идти? Мне уже некуда было бежать, некого было ждать. Но и здесь оставаться было невыносимо. Я тупо смотрела в одну точку напротив себя, не зная, что делать. Просто уйти бродить по свету — мой друг Коста меня найдет, он всегда меня находил, он чувствует меня, любого из спейшеров. И Арсен меня может найти. Постоянно скрываться? Бежать от друзей? От любимого? А если меня все же настигнут, что сказать? Смотреть им в глаза было невыносимо. И тут у меня начала оформляться мысль. Конечно, я же мастер печати. Я столько раз запечатывала других, почему бы не проделать этого с собой. Не теряя больше ни минуты, я начала действовать. Я накинула на плечи плащ, не для того, чтобы спастись от холода и ветра. Мне сейчас было все равно, я ничего не ощущала. Нет, не для этого, просто, чтобы спокойно пройти на крышу мимо слуг, прикрыть разодранное платье и выступающие синяки. Я шла уверенно вверх, не обращая на встреченных по пути людей, не слушая ничьих разговоров. Мне главное, было добраться до смотровой площадки, до крыши. Я без малейшего страха подошла к самому краю, в последний момент оглядываясь и замечая Арсения, который вбежал вслед за мной. От его вида у меня выступили из глаз слезы сожаления, что так все получилось. Мне было очень жаль. Но я не могла иначе. Я в последний раз посмотрела на любимого и сделала шаг. Чтобы все забыть, чтобы меня все забыли. Чтобы исчезнуть из их жизни. Чтобы начать все сначала…