Я была благодарна своему кузену за это, самой мне было так плохо, что я практически не могла даже ходить. Тоска навалилась на меня. Несколько дней я не выходила из своей комнаты, не зная, что делать дальше. После похорон матери стало ясно одно, меня здесь больше ничего не держит. Я не могу дальше притворяться человеком, да и смысла большого в этом нет. Мне не нужно это поместье, у меня средства на жизнь есть, причем не маленькие. Вот только куда идти? Найти Константина, который, возможно, ещё не уехал. Я нашла записку с адресом, где остановился мой друг, потеребила ее в руках, вновь опускаясь на кровать, не желая прямо сейчас решать этот вопрос. А ещё я ждала Арсена, который обещал скоро вернуться, но его все ещё не было. Дождаться бы любимого, чтобы он помог мне, принял бы решение о том, что же делать дальше, за меня.

В дверь постучали. Старый слуга передал мне распоряжение Лукаса, что тот ждет меня в кабинете. Я немного удивилась, что Лукас делает в нашем кабинете. Ему вообще давно пора было бы покинуть поместье, кузен явно загостился. Но он так сильно помог мне, взял на себя все заботы, пока я приходила в себя, что я не могла начать разговор о его отъезде, с моей стороны выгонять его было большой неблагодарностью. Может быть, хорошо, что он сам желает поговорить.

Я спустилась вниз, прошла в кабинет. Лукас сидел за столом, с сосредоточенным видом перебирая какие-то бумаги. Я подошла ближе и присела. Странное ощущение, но я почувствовала себя чужой в этом кабинете, в этом доме. Лукас так уверенно держался, словно хозяин, четко отдавал приказы слугам, попросив подать нам чай, и распорядился на счет ужина. Все его слушались, а я даже не знала, как управлять этим поместьем, что делать дальше. Может быть, оно и правильно, что Лукас принял на себя роль хозяина. Все равно по праву родства все ему достанется. Но пока что я все еще была здесь, и наблюдать эту картину было как-то не по себе. Я же еще не ушла…

Кузен же поднял на меня глаза, откладывая в сторону бумаги.

— Маринетт, — очень серьезным тоном начал мой кузен, а я почувствовала себя маленькой нашкодившей девочкой под его тяжелым взглядом. Захотелось куда-нибудь спрятаться, убежать.

— Хотел сообщить тебе дату нашей свадьбы. Уже достаточно времени прошло с момента похорон. Думаю, что больше не стоит откладывать. Да и люди все поймут.

Чего-чего, а вот этого я не ожидала услышать. Какая свадьба? О чем идет речь? Я что-то упустила? О чем вообще говорит Лукас?

— Лукас, прости меня, конечно, но я не понимаю, о чем речь? Какая свадьба? Я не могу за тебя выйти, — очень просто сказала я, все еще веря, что это какая-то ошибка.

— Маринетт, — поморщился кузен. — Все решено. Через неделю назначена церемония.

— Лукас, никакой свадьбы не будет, — тихо, но твердо повторила я, надеясь привести в разум сошедшего с ума кузена. Но тот приходить в себя не собирался. Через неделю. Получается, в то время, пока я страдала и переживала потерю, мой кузен подготавливался к торжеству. Иначе не объяснить такие сроки. За неделю явно ничего не успеть. Только вот почему мне ничего не сказали. Хотя, это понятно. Страдаю — хорошо, главное, не мешаю. А вот в том, что я бы стала сильно мешать и сопротивляться, думаю, Лукас не сомневался.

— Маринетт, все решено уже давно. Мы договорились с твоими родителями, все были согласны, — но я не верила его словам. Отец никогда ни к чему меня не принуждал, даже наоборот, всегда говорил, что отдаст меня замуж только с моего согласия. Да и он совсем не знал Лукаса, мы приехали тогда, когда было уже поздно, а до поездки в столицу я и слышала-то о родственниках только мельком. Помню, как отец удивлялся, когда нас туда пригласили. И мама молчала, никаких разговоров о свадьбе не было с ее стороны, что в столице, что, когда мы вернулись домой. Он врал, не знаю, зачем, но врал. Пытался надавить на меня с помощью железных непререкаемых аргументов. Только он не понимал, что я не простой человек. На меня это не действует.

Я разочарованно взглянула на кузена и без лишних слов просто удалилась. А что я могла еще сказать? Кто он такой, чтобы решать. Никто, совершенно.

Нисколечко не волнуясь, я вернулась в свою комнату, чтобы обдумать, как лучше выставить своего загостившегося кузена за дверь.

На следующий день в мою комнату занесли платье, испортив этим мне настроение. Похоже, кто-то совершенно не принимал отказа. Служанки суетились, расправляя складочки на подоле, восхваляя красоту мастера. Моего желания унести все и оставить меня одну никто не послушался. А я в который раз почувствовала себя никем. Что ж, в моем доме моих распоряжений не слушаются мои слуги. Пора с этим что-то делать.

Когда же эти нахалки начали упрямо пытаться одеть на меня это великолепие, по их мнению, я не выдержала и вспылила, отпихивая с силой от себя платье и роняя манекен с ним на пол. Я резко отодвинула женщин со своего пути, и покинула свои покои. Я собиралась выставить Лукаса прямо сейчас. Тянуть дольше просто уже выше моих сил. Его действия переходят все границы. Я резко распахнула дверь, ведущую в кабинет, застав Лукаса, держащего на своих коленях одну из служанок, которая тотчас же вскочила, густо зардевшись, и бросилась на выход, задевая меня плечом. Моему возмущению не было предела. Я растерялась, даже не нашла слов, что сказать. Лукас же, изобразив на лице мину раскаяния, страстно сказал:

— Маринетт, это совершенно ничего не значит. Я люблю только тебя. Просто нет сил ждать до свадьбы. Я же мужчина, у меня есть свои потребности.

Я проглотила эти слова, поморщившись, решив не заострять внимание на не стыковках и странных заявлениях. Сейчас главная задача выдворить этого субъекта из моего дома, и пусть у себя делает все, что захочет.

— Лукас, я хотела поговорить с тобой о твоем нахождении здесь.

Он удивленно округлил глаза, делая вид, что не понимает, о чем это я.

— Я хочу, чтобы ты уехал, Лукас, — твердо произнесла я, сразу переходя к делу и не сводя со своего кузена взгляда. Он же, почему-то пришел в негодование.

— Маринетт, ты забываешься … — предупреждающе прошипел он.

— Лукас, это мой дом, и я хочу, чтобы ты уехал, — настаивала я.

Но Лукас только сузил глаза и приблизился ко мне вплотную, медленно растягивая слова, произнес:

— Маринетт, тебя пока нет восемнадцати, а раз так, то твой опекун я. И я принимаю решение о том, когда выходить тебе замуж и за кого. И дом этот пока что мой, дорогая кузина. Так что будь добра следить за своими словами и не сердить меня. Будь послушной девочкой, малышка, и все будет хорошо.

Он нависал надо мной с высоты своего роста, стреляя злым взглядом и сжимая кулаки, и я на миг даже испугалась, что он меня ударит, но Лукас сумел удержать себя в руках. Он развернулся и возвратился обратно на свое место. Сел и начал перебирать документы, как будто меня здесь и не было. Я хотела возмущаться, хотела ему еще что-то сказать, но все было бесполезно. Конечно, он преувеличил, назвав себя моим опекуном, так как, по сути, им являлся его отец, папин двоюродный брат, но моих проблем это не отменяло. Я совершенно забылась, что у людей есть определенные правила, ограничения. Взывать к чувствам папиного кузена, похоже, было бесполезно, так как он все вожжи правления передал в руки своего сына. Видно, и замуж выдать меня за Лукаса решили еще задолго до моего приезда в столицу. И догадаться, зачем, было сейчас не сложно. У отца богатое поместье. И не важно, что мы живем в деревне, главное, что замок можно продать и выручить за него много денег. Вот она какая, оборотная сторона человеческой жизни. Ты не свободен, ты вынужден подчиняться определенным законам и правилам. И время ещё такое, когда женщина себе не принадлежит, она не может сама о себе заботиться, она не свободна, зависит от родителей, опекунов, должна подчиняться нормам приличия. Мне повезло с родителями, меня любили и не ограничивали в моих прихотях. Но вот их не стало, и все, моей судьбой в праве распоряжаться другие люди. Вот ты уже не можешь сама выбирать, где и как жить. И даже не можешь избежать свадьбы с не любимым. Только Лукас не учел одного момента. Я не человек. Я спейшер. А для них все правила и условности — ничто, не имеют значения. Я проживала в разных местах, в разное время. Видела то одни законы, то с точностью противоположные. И я знаю, что все эти правила всего лишь игра, нужная людям. Сегодня одни правила и нормы поведения, но проходит время, и они меняются. И даже мой титул не имеет значения. Абсолютно никакого. Я вскоре вообще растворюсь, не буду иметь конкретного имени и звания. Только «свои» будут знать, кто я такая на самом деле.