— Хорошо, — я пожала плечами и снова проглотила то мерзкое ощущение в горле.

— Правда?

Я сдержала свой долгий вздох, продолжая пялиться на заголовок «Сделай мне тату!» в журнале, пока вытирала разводы на стекле. Я не собиралась с ним спорить, я не собиралась переживать из-за того факта, что он не помнил как меня зовут, и определенно не собиралась дать ему понять, как хреново он заставил меня себя чувствовать. Вообще-то, мне становилось проще думать о другой работе.

— Ага.

Моя гордость выиграла, потому что я не обернулась посмотреть на него, пока он стоял на месте около минуты. И тем более я не смотрела на Блейка, когда он проводил меня до моей машины, через двадцать минут после закрытия.

На хуй его. Не в жопу или к черту его. А на хуй. Он заслужил эту водородную бомбу, за то, что был таким мудаком. И, да подтвердят это небеса, я храню эту фразу для специальных случаев.

Только потому, что я позволила совести руководить собой, дорожа работой из уважения к Сонни, и моей потребности в деньгах, не означает, что мне должен нравиться мой босс. И это не значит, что я должна погасить огонь, который он разжег без причины.

Хренов мудак.

***

— Что случилось? — Сонни вот-вот взорвется. Из его задницы и ушей скоро повалит дым. Я точно знаю.

Я недооценивала его всю свою жизнь. Когда я была маленькой, я думала, что он ненавидит меня, потому что я и Уилл жили с нашим отцом, а он — нет, за исключением редких визитов, которые происходили до того момента, как Сонни повзрослел для того, чтобы разорвать с ним все связи. Как подросток, я думала, он не собирается сильно беспокоиться о тех ужасных моментах, которые произошли в моей жизни.

Но факт остается фактом — он заботился. Как старший, Сонни стал для меня одним из самых важных людей в жизни, даже если он и жил за тысячу миль от меня.

Понятно, что мы не росли вместе. Сонни, жил со своей матерью в Остине, в то время как я девять лет росла со своей во Флориде. Когда я была младше, отец брал меня и Уилла в Остин повидаться с Сонни, поэтому мы довольствовались встречами раз в год. Так что у меня в детстве никогда не было типичной ситуации «супер-опекающий-старший-брат», пока он не получил водительское удостоверение, а к тому времени, отец давно исчез.

Сонни Тейлор, чья мать ненавидела Курта Тейлора, так сильно, что это заставило ее переехать из штата сразу после того, как сын окончил старшую школу, заботился обо мне. Он любил меня своим особенным способом, и он читал мои эмоции, как открытую книгу.

Поэтому, когда я вошла в его дом, все еще страдая от подслушанного днем разговора, он как Шерлок Холмс вцепился в подсказки.

И я уже начала немного переживать, что ему рассказать, ведь я пообещала больше не лгать.

Очевидно, с планом «больше-не-лгать», я провалилась, когда не сказала, что в моей руке нашли много раковых клеток.

— Айрис, скажи мне, — настаивал он.

Вот дерьмо, он никогда не называл меня полным именем.

Я выпалила коротенькую историю, снова ощущая себя маленькой девочкой, нуждающейся в матери или отце, чтобы уладить все проблемы.

Слова снова и снова бумерангом проносились в моей голове. В тот момент, когда я приехала домой к Сонни, все это ударило меня прямо под дых.

Парень был просто придурком. Ослом, который не мог пройти мимо вещей, являющихся составными частями всех нас — хорошего и плохого. Когда я была в больнице, я постоянно встречала множество людей, которые не могли отпустить гнев. Обиды. Разочарование, с которым им пришлось столкнуться. Я имею в виду, что у меня это было. Но я приняла это. Если бы кто-нибудь понимал, каково это было думать, что жизнь несправедлива, я бы, наверное, при условии ее существования, выигрывала бы награду, несколько лет подряд.

Но когда-нибудь ты должен это отпустить. Мне не хотелось оставаться горемычной старушкой до конца своих дней.

А теперь, я застряла на работе с горемычной, злой, высасывающей радость, пиявкой.

— Невелика беда, Сон. Пофиг. Мне все равно, что он думает.

Врушка. Врушка. Большущая, жирная врушка.

Губы Сонни изогнулись, и я видела такое всего один раз. Едва сдерживаемый гнев прятался под его широкой рыже-коричневой бородой.

— Вот, блять, придурок, — выдавил он. Сонни наклонил голову в одну сторону, а затем в другую. Он глубоко вдохнул. — Я выбью ему зубы.

Он был абсолютно серьезен. Очень серьезен, в намерении защитить мою честь, поэтому я не могла удержаться.

Я начала смеяться.

— Все в порядке, — хихикнула я. — Сон, правда в порядке. Выбьешь его зубы в другой день, — я снова засмеялась. — Или, возможно, когда я найду другую работу, хорошо? Тогда ты сможешь выбить все его зубы или коленные чашечки, мне все равно.

Карие глаза, точная копия моих, сузились. И потом он выдал маленькую ехидную улыбку.

— Его коленные чашечки тоже?

— Почему бы и нет? — Я пожала плечами. — Будешь называть его долбанным идиотом, пока будешь бить.

— И подумать только, я ведь называл тебя хорошей девочкой, — Сонни покачал головой, ухмыляясь моей идее. — Моя маленькая сестричка советует сломать кому-то коленные чашечки. Ты почти заставила меня плакать, Риз, — он наклонился через кресло, где я сидела, и потрепал меня по волосам. — Вот это девчонка.

Я хихикнула и откинула его руку.

Его лицо на секунду успокоилось, и взгляд стал серьезным.

— Никто не будет так с тобой разговаривать, слышишь меня? Мне похрен, даже если это другой член мотоклуба или какой-то мудак с улицы. Если кто-нибудь решится сорваться на тебе, я выбью из них все дерьмо.

Боже. Где он был, когда мне было пятнадцать, и меня обсмеивали? Я оттолкнула эту мысль из головы и кивнула, устраиваясь так, чтобы успокоить его.

— Да, папочка, — я слегка улыбнулась.

— Сможешь успокоиться?

Его челюсть сжалась, и поэтому нельзя было сказать, что он хочет сдерживать свой гнев, но со мной он не спорил.

— Ладно, но носи все, что, на хрен, тебе нравится, малышка. Носи костюм-тройку, только чтобы его позлить — проворчал он. Сонни опять потянулся ко мне, и взлохматил волосы, пока я его не хлопнула.

Поднявшись, он достал из кармана свой телефон и тихонько исчез в коридоре, ведущем к его комнате.

Погодите-ка…

Сонни не был тихушником.

— Что ты делаешь? — крикнула ему вслед.

— Ничего! — ответил он.

Минуту спустя, из его комнаты, стало слышно, что он начал кричать.

Что я наделала? Я подкралась по коридору к его комнате и стала прислушиваться. Всего лишь на минуточку. И все.

— Что на хер с тобой не так?.. Она стеснительна с незнакомцами, Декс. Стеснительна. Ты думаешь, что такое поведение поможет как-нибудь? Нет. Нет. Представь, если бы она была твоей сестрой. Как бы на хрен ты себя чувствовал, если бы кто-то назвал ее сукой… Ну, это Лиза. Это не Риз. Представь, если бы это была Мари… Ты меня слышал? Что если — нет. Иди нахуй, Декс. Если тебя что-то укусило за зад, не вываливай это на нее. Ты поступаешь, как сука.

Я улыбнулась. Улыбнулась от души.

Глава 5

На следующий день я одела свою обычную одежду. Штаны цвета хаки и белая с длинным рукавом рубашка на пуговицах были моим своего рода посланием Дексу, типа «пошел ты», что помогало мне почувствовать себя сильной. Ну, по крайней мере, немножко.

Он внимательно меня оглядел, когда я показалась в дверях без пятнадцати четыре, и ничего не сказал. Я тоже.

Мое молчание и избегание зрительного контакта продолжались все восемь часов работы. Восемь часов я умудрялась увиливать от Декса, обращаясь по всем рабочим вопросам к Блейку. Мы разговаривали только тогда, когда мне нужно было что-то запланировать, и когда клиент приходил к нему.

Каждый раз, когда я чувствовала на себе его невероятное тошнотворное давление, это было как безмолвное напоминание моему телу, каким безалаберным он был, и как он заставлял себя чувствовать, словно мне нужна была прививка от столбняка. Я не спала всю ночь, размышляя о том, почему меня так волнует, что он считает меня глупой. Ведь в действительности, это была его вина в том, что я не поняла, что конкретно мне нужно сделать, не так ли?