— Точно. Извини за ошибку. Так вот, товарищ Радыно Людмила Владимировна. По поручению командования, от имени Советского правительства поздравляю тебя с боевой наградой — медалью «За отвагу».
Люся не ответила. Она стояла возле сбитого из снарядных ящиков стола, смотрела на майора и молчала. А когда до девочки дошел смысл услышанных слов, она сказала:
— Спасибо, дяденька!
Майор засмеялся: уж больно не по-уставному ответил маленький боец-разведчик.
— Тебя ждет дорога в Луговую Пролейку,— сказал я при новой встрече с Люсей Радыно.— Доставишь туда пакет. Передашь его лично секретарю райкома партии.
— Есть! — четко ответила девочка.
В Луговой Пролейке Люся выполнила приказ — отдала пакет и узнала в райкоме партии, что по указанию управления НКВД ей отныне надлежит... учиться в школе, догонять в учебе ровесников.
Как дальше сложилась жизнь юной разведчицы, стало известно из рассказа Людмилы Владимировны. Она закончила в Сталинграде специальное женское ремесленное училище № 2 и затем поступила в Ленинградский индустриальный техникум. Работала в родном городе мастером производственного обучения в ремесленном училище, учителем труда в средней школе. В сорок лет закончила педагогический институт имени Герцена и получила специальность учителя истории. Тогда же вступила в ряды Коммунистической партии. Когда сыну Людмилы Владимировны Радыно (Бесчастновой) пришло время служить в рядах Советской Армии, он сказал матери:
— Буду проситься в пограничные войска. Сегодня пограничники вроде разведчиков. Хочу быть похожим на тебя, мама, буду охранять безопасность нашей Родины.
...Более ста раз побывали сталинградские разведчики во время боев на подступах к Сталинграду в расположении немецких, итальянских и румынских частей. Добытые ими ценные сведения о противнике немедленно использовались штабами фронтов советских войск, в частности Сталинградским, Донским, Юго-Западным.
Донесения наших разведчиков помогли советской артиллерии и авиации уничтожить вражеские командные пункты, штабы, батареи, аэродромы.
В разведывательной деятельности, как и во всяком бою, не бывает, к сожалению, без жертв.
Разведчица «Таня», выполняя ответственное задание, проникла в штаб воинского подразделения противника. Выждав, когда в помещении никого не осталось (штабные офицеры устраивали перерыв на обед в одно и то же время), девушка вскрыла сейф и достала карту минирования. Начала переводить карту на кальку, но не успела: в кабинет неожиданно вернулся один из офицеров. В тот же день разведчица была расстреляна...
При возвращении с одного из заданий в тылу у немцев подорвалась на мине разведчица Нина Иванова.
Погибли в дни Сталинградской битвы разведчицы Прасковья Ханова, Тамара Белова, Л. Иванова.
При переходе линии фронта была обстреляна противником и тяжело ранена Лида Алимова. Девушка нашла в себе силы и доползла до наших окопов. Передала донесение и умерла на руках у красноармейцев.
Попала под минометный налет разведчица, комсомолка из Тракторозаводского района Сталинграда Дуся Дмитриева. Перед смертью она успела произнести:
— Передайте маме, товарищам, подругам, что умираю за Родину.
Как и подруги-разведчицы, Евдокия Андреевна Дмитриева была посмертно награждена высокой правительственной наградой — орденом Ленина.
14 человек не вернулись с задания: они попали в руки противника, выдержали тяжелейшие пытки, но, верные клятве, не выдали товарищей, не рассказали о своих заданиях, о местах переходов.
По заданию нашего УНКВД и разведотдела 57-й армии проводили работу в тылу врага Клара Саленко, А. Люльденко. Они обнаружили тщательно охраняемый немцами и скрываемый ими аэродром в районе Гумрака и Воропоново, что позволило нашей штурмовой авиации уничтожить на земле десятки «фокке-вульфов». В другой раз мужественные разведчики зарисовали схему оборонительных сооружений противника в большой излучине Дона, в районах балок Сухая, Голубая, возле хутора Голубой.
В преддверии 25-й годовщины органов ВЧК — ОГПУ — НКВД в блиндаж нашего управления пришли командующие 62-й и 64-й армиями генерал-лейтенант В. И. Чуйков и генерал-майор М. С. Шумилов. Вместе с ними пришли и член Военного совета армии К- А. Гуров, командир 13-й гвардейской дивизии генерал-майор Л. И. Родимцев, полковник Г. И. Витков. Они тепло поздравили сталинградских чекистов с 25-й годовщиной и пожелали успехов в нашей многотрудной работе.
Глава восьмая
ОПЕРАЦИЯ «УРАН»
15 октября командующий группой армий «Б» фельдмаршал фон Вейхс отослал в ставку Гитлера очередное донесение:
«Запертые в рабочем поселке Спартановка советские соединения уничтожены».
Спустя пять суток начальник генерального штаба сухопутных войск поспешил доложить фюреру:
«Части 16-й танковой и 94-й пехотной дивизий проникли в западную часть Спартановки и заняли группу домов».
Одно сообщение противоречило другому. Если в одном говорилось, что в Спартановке «советские соединения уничтожены», то в другом, представленном позже, утверждалось: мы заняли в Спартановке группу домов!
В журнале боевых действий (он попал тоже в наши руки) командующий 4-м воздушным флотом Рихгофен записал накануне решающего наступления советских войск в районе Сталинграда:
«В Сталинграде — никакой ясности положения. Каждая дивизия сообщает по-разному. Атаки на Спартановку, севернее Сталинграда, захлебнулись. Командующий 7-м авиакорпусом генерал Фидиг в отчаянии, так как пехота не использует атаки его самолетов...»
Рихгофен справедливо упрекал Паулюса за то, что пехота 6-й армии не в силах пользоваться бомбовыми ударами люфтваффе, что авиация и наземные силы воюют разобщенно.
«Наши самолеты уже бомбят на расстоянии броска гранаты перед своей пехотой, а та ничего не может сделать с русскими!»
Заявление честное, откровенное, которое показывает, что враги воочию видели напрасность своих попыток перейти в наступление, взломать оборону Советской Армии. Но в Берлине этого не хотели понять. Мало того, в ставке не желали даже слышать о тщетности усилий 6-й армии. В очередной беседе с турецкими журналистами шеф «проми» Геббельс хвастливо заявил:
«Я, который всегда говорю взвешивая свои слова, я вам могу сказать с уверенностью, что до зимы русская армия не будет больше опасной для Германии! И говоря это, я убежден, как всегда, что события меня не обманут. Я вас прошу вспомнить об этих моих словах через несколько месяцев».
Геббельс верил победным письмам немецких солдат, которые еще не испытали сталинградского боя. В одном из таких писем лейтенант Г. Хеннес писал:
«Мы будем штурмовать Сталинград. Фюрер сказал: «Сталинград должен пасть»,— и мы ответили: «Он падет!» Сталинград скоро будет в наших руках. В этом году нашим зимним фронтом будет Волга...»
Наряду с подобными письмами были и совсем иные, которые задерживались военной цензурой и не доставлялись по адресу или попадали в наши руки:
«Сталинград — это ад на земле, Верден, Красный Верден с новым вооружением,— признался ефрейтор Вальтер Бест.— Мы атакуем ежедневно. Если нам удастся утром занять 20 метров, вечером русские отбрасывают нас назад... Специального сообщения о том, что Сталинград наш, тебе еще долго придется ждать. Русские не сдаются, они сражаются до последнего человека».
Ни ефрейтор Бест, ни лейтенант Хеннес, ни генерал-полковник Гальдер, ни Паулюс еще не знали, что пройдет совсем немного времени, наступят 19, а за ним 20 ноября 1942 года и в районе Сталинграда будут перемолоты некогда отборные немецкие войска, что потери Германии в живой силе и технике создадут кризис в ее вооруженных силах.
