В дом, где хозяйка готовила обед, вошли неслышно. Тщательно осмотрели сени, погреб. Внимание привлекла свежая побелка русской печи, заложенная кирпичом загнетка.

Хозяйка перехватила взгляд нашего сотрудника, прижалась к стене и в испуге закрыла ладонью рот.

Кривоножкин ударил носком сапога в загнетку. Кирпичи рассыпались, и все услыхали сдавленный, идущий словно из-под земли голос:

— Не стреляйте... Я сам все расскажу...

Пришлось помочь бандиту вылезти из его убежища, взломать кирпичную кладку.

Антюфеев предстал мятый, обросший. Безропотно отдал пистолет, кинжал с эсэсовской-эмблемой. У бандита изъяли несколько бланков паспортов и истертый клочок бумаги с текстом на немецком языке.

— Пропуск это,— угрюмо и безысходно сказал арестованный.— Ежели немца встречу — ему в нос суну. Чтоб понял, что я не чужой...

Короткий допрос выявил, что главарь небольшой банды собирается также наведаться в хутор.

— Зазноба тут у него проживает. К ней и ходит. Но осторожничает наш Тимоха: коли в хуторе все спокойно — его мать возле колодца с ведрами встречает. Увидит Тимоха, что ведра белым платком покрыты — смело идет. А нет белого платка — назад в лес вертается...

Усадьба, в которой проживала мать главаря банды, находилась в центре Малой Лучки.

Чекисты под командованием оперработника Калачевского райотдела УНКВД Г. М. Кривоножкина прятались в укрытии.

Один занял место возле плетня, другой остался в овраге, третий укрылся в глубокой траншее, вырытой еще в дни обороны нашими частями.

Миновала ночь, забрезжил рассвет.

Рындич дал знак: «Внимание!»

Спустя несколько минут из усадьбы вышла старуха с ведром, накрытым полотенцем. Закрыв калитку, хозяйка медленным шагом двинулась через огород.

У плетня воровато оглянулась, приподняла хворост и пролезла в образовавшийся лаз.

— Здравствуй, сыночек...— донесся до чекистов тихий голос.— Исхудал-то как — прямо жалость берет. И лицом почернел. Повинился бы перед властями, авось простили бы они тебе все...

— Как же — простят! — усмехнулся Тимофей, забирая у матери ведро.— К стенке они меня поставят! Мне прощения нет. Крови на мне много. Я на свою жизнь рукой махнул. Другого ничего не остается, как только стрелять поодиночке товарищей большевиков.

Обрез главарь банды положил на бугорок, сам жадно глотал куски хлеба.

Медлить было нельзя, и Кривоножкин направил взведенный автомат на бандита,

— Руки вверх! Стрелять буду!

Тимофей отпрянул, выронил краюху хлеба, оглянулся и увидел позади себя еще одного чекиста.

— Сдаюсь...— выдохнул бандит и поднял трясущиеся руки

Чекисты связали Поттихова и повели в дом.

— Упокой, господи, душу раба твоего Тимофея! — запричитала мать бандита.

На первом же допросе Поттихов рассказал о деятельности своей банды.

— А Антонова в камышах найдете. Один он там. Как волк один. Заговариваться последнее время стал, кажется, умом тронулся...

То, что последний бандит прячется неподалеку от совхоза «Победа Октября», подтвердили мальчишки:

— На рыбалку надумали пойти. Глядим, а в зарослях камыша кто-то хоронится.

— Узнаешь Антонова? — спросил Кривоножкин у Николая, который вновь надел форму.

— Узнаю,— ответил Николай.— Верно арестованный сказал: не в своем Антонов уме. С автоматом ни на минуту не расстается. Чуть что — готов стрелять.

Засада на бандита была устроена в камышах. По пояс в холодной воде чекисты простояли не шелохнувшись целую ночь.

На рассвете послышался плеск, шуршание камыша. Антонов шел прямо на чекистов, крепко прижимая к себе «шмайсер».

— Бросай оружие! — приказал Кривоножкин.

В ответ хлестнула автоматная очередь, которая скосила над головами чекистов верхушки камыша.

Одновременно прозвучали два пистолетных выстрела.

И Антонов пошатнулся, выронил автомат.

В первых числах декабря 1943 года мне сообщили о времени прибытия в Сталинград спецпоезда с правительственной делегацией.

Декабрь был стужий, и, стоя на перроне разрушенного вокзала, возле недавно заново проложенной железнодорожной линии, я с моим заместителем Ганиным гадал: «Долго ли пробудет у нас состав?»

Наконец показался паровоз и за ним несколько вагонов.

Возле вокзала они замерли. Не прошло минуты, как из дверей одного из вагонов спустился Иосиф Виссарионович Сталин. Был он в знакомой длиннополой шинели.

Товарищ Сталин возвращался в Москву со встречи глав правительств трех союзных держав, которая проходила в Тегеране с 28 ноября по 1 декабря 1943 года. На конференции было обсуждено положение на фронтах.

Основным вопросом было открытие второго фронта и в качестве поддержки этой операции — высадка союзных войск в Южной Франции, послевоенное сотрудничество и обеспечение прочного мира между народами, политическое будущее устройство Германии. Тегеранская конференция имела огромное международное значение, на ней восторжествовали принципы сотрудничества великих держав антигитлеровской коалиции. В подписанной декларации подчеркивалось, что СССР, США и Англия «будут работать совместно как во время войны, так и последующее мирное время».

В числе руководителей области, встречавших правительственную делегацию, был и я.

— Мне много рассказывали о беспримерном мужестве и стойкости наших бойцов и командиров по обороне высоты 102,0 в Сталинграде в дни битвы. Хотелось бы увидеть эту высоту. Где она? — ответив на приветствие встречающих, спросил товарищ Сталин.

— Это Мамаев курган. Во время обороны города он значился на всех картах как высота 102,0. Он слева от вокзала, но отсюда, к сожалению, не виден. По пути на Москву обязательно увидите.

Из соседнего вагона на перрон вышли народный комиссар иностранных дел В. М. Молотов и Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов, которые принимали участие в Тегеранской конференции.

— Что это за здание из красного кирпича? — спросил товарищ Сталин, указывая на разрушенный дом неподалеку от вокзала.

— В девятнадцатом году там размещался штаб обороны Царицына. Вам, товарищ Сталин, должно быть знакомо это здание.

Иосиф Виссарионович кивнул. Достал трубку, но не закурил и пристальней всмотрелся в руины здания, где позже был размещен Волгоградский государственный музей обороны.

— Верно ли, что сейчас принимаются все меры и прикладываются все силы, чтобы как можно быстрее восстановить Сталинград? Как скоро продвигается дело с расчисткой развалин, используются ли в этой связи пленные?

— Так точно. Но используем далеко не всех, так как многие из них тяжело больны дистрофией и сейчас лечатся.

Сталин продолжал смотреть на развалины, которые окружали станцию, на обгоревшие в огне сражений стены вокзала. Казалось, Сталин не в силах отвести от них взгляда и хотел надолго запечатлеть все в своей памяти.

Короткое время стоянки состава подошло к концу. Мы простились с Иосифом Виссарионовичем, пожелали ему счастливого возвращения в столицу.

И правительственный состав, медленно набирая ход, ушел в Москву.

Я смотрел вслед последнему вагону и радовался, что товарищ Сталин не вспомнил о медали, которую отказался принять некоторое время назад. А дело было в следующем. После победного завершения Сталинградской битвы по решению Сталинградского городского комитета обороны и горисполкома товарищ Сталин в числе других военачальников был награжден новой, только что учрежденной медалью «За оборону Сталинграда». Награждение санкционировал ЦК партии. Мне и Пигалеву было поручено вручить награды также товарищам Жукову, Василевскому, Воронову.

Увидеться в Кремле с товарищем Сталиным в те дни было не просто. Верховный Главнокомандующий был занят разработкой операции на Курской дуге.