О жизни и героической гибели юной разведчицы рассказывал и стенд в штабе пионерского Поста № 1 у Вечного огня на площади Павших борцов.

Минули годы — целая вереница лет, и однажды в Волгоград приехала Людмила Васильевна Бесчастнова. В музее и в штабе Поста № 1 она увидела фотокарточку.

— Это я! Моя девичья фамилия Радыно! — заметно волнуясь, проговорила Бесчастнова...

Жила в Ленинграде на Васильевском острове девочка. К началу войны ей исполнилось двенадцать лет. Худенькая, она выглядела десятилетней и очень стеснялась и переживала, когда ее называли малышкой.

После уроков Люся, как могла, помогала своему родному городу: шила мешки для песка, которым тушили зажигательные бомбы, белила чердачные помещения в домах, дежурила вместе со взрослыми на крышах во время частых налетов на город вражеских бомбардировщиков, помогала переоборудовать школу под госпиталь. В мае 1942 года Люся осталась сиротой: от голода в тяжелый блокадный год умерла мама.

«Приезжай ко мне»,— позвала в письме старшая сестра, которая в то время жила в эвакуации в Краснодарском крае. И Люся решила отправиться в дальний путь.

Состав из Ленинграда тащился долго. Он простаивал помногу часов на станциях, полустанках, пропуская воинские эшелоны, замирал возле семафоров.

На двадцатые сутки Люся Радыно приехала в Сталинград.

— Куда дальше путь держишь? — спросили девочку на вокзале.

— В Краснодар, к сестре, — ответила Люся.

— Тю! — удивились люди.— Там же бои идут тяжелые. Не пробьешься!

Без продуктов и денег, без родных в чужом, незнакомом городе Люся вначале растерялась. А потом пошла в линейный отдел милиции, где рассказала о болезни, об умершей маме и сестре, которая ждет в одной из станиц Краснодарского края.

— Верно тебе сказали: сейчас поезда в Краснодар не ходят,— сказали Люсе сотрудники милиции и отвели девочку в детский приемник на Клинскую улицу.

— Не стану я тут жить!— упрямо заявила Люся.— Весь наш народ против фашистов борется, а я буду в это время в детдоме время терять?

— Что же ты собираешься делать? — спросила девочку воспитательница.

И Люся Радыно твердо и решительно сказала, что станет вместе со взрослыми участвовать в общенародной борьбе с врагом. А то, что ростом мала,— так это не беда: подрастет.

Вокруг рассмеялись — уж больно воинственна была Люся.

На следующий день Люся отворила подъезд управления НКВД.

— Тебе, девочка, что надо? — спросил дежурный.

— Начальника,— ответила Люся.— Самого главного.

— Думаешь, что у начальника других дел больше нег, как только с тобой беседовать?

Люся упрямо качнула головой и присела на ступеньку.

— Не уйду никуда! Хоть арестовывайте.

Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена, если бы в здание управления не вошел начальник одного из наших отделов.

Он остановился возле девочки, поговорил с ней и привел в свой кабинет. Накормил хлебом с салом и попросил рассказать о себе подробнее.

— Твердо решила с врагами бороться? — спросил сотрудник УНКВД.

Люся кивнула.

В тот же день и я познакомился с Люсей Радыно. Выслушал ее рассказ о мытарствах в дороге, о бомбежках Ленинграда. Посоветовался с товарищами и совместно решили пойти навстречу желанию девочки из города Ленина.

— Но вначале тебе надо многому научиться,— предупредили Люсю.

— Стрелять? — перебила Люся.

— Нет, стрелять тебе не придется. Станешь зорко смотреть по сторонам и все, что увидишь, крепко запоминать. Что-либо записывать нельзя. Только запоминать и затем нам рассказывать. Научишься «читать» карты, распознавать по форме врагов роды их войск, узнаешь марки фашистских танков.

К нашей общей радости, Люся оказалась очень способной, у девочки была цепкая память: все, чему ее учили, Радыно схватывала на лету.

Когда в УНКВД удостоверились, что пионерка полностью готова к выполнению задания, ее познакомили с Еленой Константиновной Алексеевой.

— Это твой наставник. Слушайся тетю Лену во всем.

На автомашине Люсю и Алексееву доставили в район Карповки.

— Дальше пойдете сами. Обратно ждем вас не позднее пятницы.

И две разведчицы, коммунистка и пионерка, двинулись в тыл к врагу. У каждой из разведчиц была своя «легенда». У Люси Радыно довольно простая: родители погибли во время августовской бомбежки города, сейчас девочка ищет-дальнюю родственницу.

Алексеева и Радыно шли через Мариновку, Кумовку, совхоз № 4 мимо горящих полей, по изрытым воронками и гусеницами танков дорогам.

— В Голубинскую первой войду я. Ты чуточку попозже, когда увидишь, что меня не арестовали. Будь осторожной, чтобы не попасть на глаза старосте хутора,— посоветовала Алексеева.— О старосте поговаривают, что сущий изверг, каждого нового человека тащит в комендатуру.

Старосту, к счастью, разведчицы не встретили. Вместо него повстречали старую казачку, которая ни о чем «беженок» не расспрашивала и накормила их вареной картошкой. На прощание, словно между прочим, сказала, что немцы с румынами роют новые окопы вокруг холма-высотки и привезли несколько пушек.

— Вы к холму, где вражины орудуют, носа не кажите — могут запросто заарестовать. Туда никого не пускают...

«Никого? — подумала Люся.— Это мы еще увидим!»

В этот же день она как бы случайно оказалась неподалеку от высоты, где враги устанавливали тяжелую артиллерию. Девочка присела на бугорок, начала шнуровать свои ботинки, а сама тем временем пересчитала орудийные стволы, накрепко запомнила, где находится склад снарядов, баки с горючим для танков...

В эти минуты Алексеева шла по Голубинской. В третьем от угла доме заметила штаб саперного батальона и рядом штаб танковой бригады. Навстречу то и дело попадались солдаты в форме итальянской экспедиционной армии, дивизии «Тридентина». За станицей шло строительство двух бетонных дзотов... Все это необходимо было передать в разведотдел 62-й армии.

В Сталинград разведчицы вернулись спустя трое суток. Доложили в УНКВД обо всем увиденном по пути и в станице, написали подробный, обстоятельный рапорт.

Не всегда разведпоиск заканчивался удачно. Однажды Люся попала под бомбежку. Долго лежала в воронке, боясь поднять голову, оглушенная близкими взрывами. И лишь когда вокруг перестали подниматься столбы вздыбленной земли, девочка побрела к линии фронта.

Еще однажды Люсю Радыно задержали вражеские солдаты. Они привели пионерку к своему офицеру, и тот начал дотошно расспрашивать, куда и зачем девочка идет, каким образом попала в секретную зону. Пришлось Люсе пустить слезу, рассказать о своем сиротстве.

Когда заплаканную девочку отпустили, Люся начала повторять в уме:

«Не забыть бы: девять танков и три танкетки. Еще два бронетранспортера. Кухня на колесах. Солдат двадцать шесть человек, офицеров трое...»

В Латошинке две разведчицы пробыли целых семнадцать дней, так как все их попытки уйти из поселка заканчивались неудачей: дороги усиленно патрулировались.

Вернувшись в Сталинград, Люся протянула сотрудникам нашего управления маленький листок.

— Тут я переписала первые две странички из военного билета одного офицера. Было жарко, и он решил умыться у колодца. Снял свой мундир — и ну из ведра плескаться. А я достала из мундира документ и все с него переписала. Тут сказано, из какой он части, каким полком командует, какое звание имеет... Только я все значками написала: кроме меня никто не поймет. Вроде зашифровано. Я сейчас по этой бумажке все-все подробно опишу.— И Люся села писать.

Еще несколько раз уходили в тыл врага Люся с Алексеевой.

После одного возвращения, когда разведчицы отдыхали за Волгой в Средней Ахтубе, Люсю пригласили в землянку

— Радио? — спросил майор.

— Нет, Радыно, — поправила Люся.

Майор взглянул в бумаги.