Для командования 62-й армии Мария Кириченко доставляла ценные сведения о противнике, так как умела проникать в запретные зоны, куда враг не допускал гражданское население.

— Не признавайся никому за линией фронта, что ты цыганка,— предупредили мы разведчицу.

— Это я знаю,— отвечала девушка.— Цыган нелегко провести: сами кого угодно обманут! Я с румынами и итальянцами чаще всего общаюсь. Говорю им, что родом из Ясс, оттого и чернявая. Они и верят, даже подкармливают иногда. И выбалтывают военные секреты.

Однажды Маруся разговорилась с двумя женщинами из села, и те поведали разведчице, что в подполье одного дома прячутся от немцев и румын два красноармейца, которые были ранены в бою.

— Ведите к ним! — потребовала девушка.

В подполье она зажгла коптилку, всмотрелась в настороженные лица двух обносившихся, давно не брившихся красноармейцев и строго спросила:

— Ваши воинские звания? Когда и каким образом попали в плен и бежали из него?

— Ты не следователь, а мы не преступники! — угрюмо ответил один из красноармейцев.— Нечего нам допрос устраивать!

— Я больше чем следователь!— перебила Кириченко.— Я советский разведчик, представляю здесь Советскую власть и нашу Красную Армию! Стыдно на вас смотреть: хоронитесь, как трусы, от всех живых! Как сурки или мыши, в щель под землю забились! Ваши товарищи немцев лупят, чтобы фашистов до Берлина погнать, а вы тут отсиживаетесь! Судить таких мало!

— Да мы...Мы бы с радостью вновь оружие в руки взяли, тоже в бой бы пошли и за все мучения, какие пережить пришлось, с немчурой рассчитались... Только оружия нет...

— Будет оружие. Заслужите его, и вам вновь его доверят,— обещала Мария.

В одну из ночей девушка повела их через линию фронта. Шла Мария одной ей известной тропинкой, минуя минные поля.

— Принимайте пополнение! — засмеялась разведчица, когда два красноармейца оказались на нашей территории.

Спасшиеся благодаря смелости и находчивости Марии красноармейцы рассказали, что, когда пробирались по немецким тылам к линии фронта, встретили в Ростовской области в лесу небольшую группу советских солдат и командира, бывшего танкиста. Бойцы вооружены тремя винтовками, одним трофейным автоматом. Пока отсиживаются в лесной глухомани, но как подлечат полученные в боях раны, начнут вести с оккупантами партизанскую войну.

— А вы бы смогли найти эту группу? — спросил я красноармейцев.

— Хоть с закрытыми глазами, товарищ комиссар государственной безопасности! Лишь бы в том лесу оказаться. Мы там за месяц жизни каждую тропку изучили.

— Прежде совершали прыжки с парашютом?

— Я перед войной в Осоавиахиме десять раз с вышки прыгал! — похвастался один.

Второй красноармеец виновато сказал, что с парашютом не знаком.

— А если обучим прыжкам и прикажем к той группе солдат вернуться — не струсите?

Красноармейцы, не задумываясь, ответили, что готовы к выполнению любого боевого задания.

В Ленинске Сталинградской области, где в то время формировались несколько партизанских отрядов для их последующего заброса к немцам в тыл, два наших красноармейца совершили учебные прыжки с самолета «У-2».

В ноябре красноармейцев сбросили в Ростовскую область, в тот лес, где ждали весны советские бойцы. С собой парашютисты взяли коротковолновую рацию, запас тола, оружие. Группе был передан приказ советского командования: не ждать весны, а уже этой зимой начать активную партизанскую борьбу с врагом, проводить диверсионные акты по линии железной дороги, которая соединяла Ростов-на-Дону со Сталинградом.

Минула неделя, за ней другая. Рация молчала.

Мы терялись в догадках о судьбе двух заброшенных в задонский лес парашютистов, когда они с опозданием вышли на связь.

Оказывается, во время приземления рация угодила в озеро, батареи питания подмокли и вышли из строя. Лишь спустя полмесяца удалось раздобыть новые батареи, для чего был произведен налет на деревню, где квартировала немецкая часть.

Бойцы радировали в Сталинград, что приказ начать минирование железнодорожного полотна выполнен, под откос пущено три состава, спешивших к Волге, к 6-й армии, с боеприпасами и подкреплением в живой силе.

Две наши разведчицы, Мария Моторина и Мария Кириченко, познакомились во время кратковременного отдыха, после возвращения с очередного задания.

Вскоре две Марии крепко сдружились. Когда пришло время вновь уходить за линию фронта, девушки в один голос потребовали послать в тыл к врагу их вместе.

— Дружба в нашей работе — лучшая помощница. А нас теперь водой не разольешь, только пуля разлучит.

Разведчицам пошли навстречу. Правда, у каждой из них было самостоятельное задание, но девушки поддерживали между собой связь, что помогало им в работе, придавало новые силы.

Мария Моторина в тот раз разведала местонахождение немецкой батареи шестиствольных минометов, которая располагалась возле Красных казарм, сообщила, что штаб немецкой пехотной дивизии находится на Чудской улице, возле пункта связи.

А Мария Кириченко долго не давала о себе знать. Мы уже собрались отправить на ее поиски нового разведчика, выбирали подходящую кандидатуру, когда от Кириченко поступило наконец-то донесение. В нем девушка писала, что на углу улиц Кубанской и Ангарской имеются большие склады боеприпасов румынских частей, а в районе ликеро-водочного завода — скопление вражеской техники.

«Встретилась со знакомыми румынами,— писала Кириченко,— они проговорились и назвали тех русских, кто лебезит перед их начальством, участвует в расправе над мирными советскими людьми...»

В январе 1943 года Мария Кириченко была арестована полевой жандармерией по подозрению в связях с советской разведкой: один из предателей, работник комендатуры, заявил немцам, что Маруся недавно уходила в расположение советских войск, где пробыла двое суток.

— Кто подтвердит твое заявление, что ты не покидала город? Назови людей и их адреса, у кого проживала последние дни,— потребовали от Маруси на допросе.

— Записывайте и проверяйте,— спокойно ответила разведчица.— Заболела я в доме Евдокии Ивановны Глушко на Приозерской улице. Но не хотела заразить дочку хозяйки и перебралась к Татьяне Захаровне и Николаю Максимовичу Кувалдиным в дом на той же улице (назвала номер дома).

Полной уверенности в том, что названные люди подтвердят ее показания, у Кириченко не было: на Приозерной в этих домах Мария побывала всего лишь два раза.

— Сейчас приведут Кувалдиных и Глушко,— сказал жандарм.— Если они скажут, что ты действительно жила и болела у них — отпустим. Если же твои слова окажутся лживыми, тогда...— пеняй на себя! — Жандарм не договорил и довольно внушительно похлопал по кобуре пистолета.

«Этому солдафону ничего не стоит расстрелять меня. Скажут сейчас Глушко и Кувалдины, что видели меня мельком, и пустит, не задумываясь, пулю...» — подумала разведчица.

Но честные советские люди, настоящие патриоты Глушко и супруги Кувалдины сразу поняли, какая беда грозит чернявой девушке, которая лишь дважды мимоходом заходила к ним, и дали карателям письменные подтверждения, что данная гражданка действительно жила у них некоторое время.

О своем аресте и допросе Мария Кириченко долго никому не рассказывала в нашем управлении. Лишь в начале февраля 1943 года, когда закончилось окружение немецкой группировки и Сталинград был полностью освобожден, девушка призналась сотрудникам УНКВД, что недавно готова была проститься с жизнью, но ее выручили из грозящей беды две сталинградские семьи.

Кириченко начала нелегкие поиски своих спасителей. Они затруднялись тем, что дома, где прежде жили семьи Глушко и Кувалдиных, сгорели, сами жильцы куда-то переехали. Но Мария упрямо и упорно продолжала свои поиски. И, наконец, нашла Е. И. Глушко, Т. 3. и Н. М. Кувалдиных в одном из бывших дзотов, временно заселенном оставшимися без крова людьми.