Я сомневалась как раз не в этом, а в том, что способна была тогда размышлять, и уж тем более — принимать решения такого рода. У него все получилось бы, вот в этом сомнений не было. Я не злилась. Просто прислушалась к себе и поняла, что была бы не против. Все-таки Вовка уже большой, еще немного подрастет, и малыш будет ему уже не интересен. И Саше уже тридцать пять. Так что если мне разрешат — будем рожать. Я надеюсь, что куделинская магнитная аномалия поспособствует восстановлению моего здоровья.

Я могу бесконечно писать о Саше. Например, о том, что он сдержан со мною на людях. И я тоже не люблю выставлять чувства напоказ — в этом мы с ним похожи. Что видят люди в его отношении ко мне? Не знаю, но ни в коем разе не телячьи нежности. Был один случай — я вернулась из очередной командировки, меня не было дома два дна и ночь. Вначале нас отвезли к школе, и Саша подошел за мной туда. Мы очень соскучились и потянулись друг к другу, замирая в этом касании и говоря о чем-то… не помню. А тут рядом оказалась красивая Лидия. Она окинула нас взглядом и тихо хмыкнула. А назавтра громко высказалась в учительской:

— Умора… рукопожатие, надо же. Не виделись два дня и пожали друг другу ручки. Идиллия у вас, Аня — не иначе.

Я просто пожала плечами. Кому какое дело? Нам жизненно необходимо было это прикосновение, и плевать, как это выглядело со стороны. Я получила этот заряд любви и тепла от него. Знаю, что и он тоже. Так уж оно есть — как и многие мужчины, Саша стесняется явно проявлять свои чувства при посторонних, а невольные порывы даже при Вовке переводит в шутку.

Для «телячьих нежностей» у нас с ним есть ночь. Когда моего мужа накрывает желанием и эмоциями, его любовь прорывается в том числе и в словах. И я слушаю, млея, что я его залатиначка и ясочка, зиранька, а когда и вредная халадиначка — Сашина мама родом из Белоруссии. И все детские летние каникулы он проводил у дедушки с бабушкой. И эти ласковые прозвища на певучем белорусском языке… я уверена, что так он не называл больше никого — только одну меня. Иначе не делал бы этого с таким маниакальным удовольствием, вспоминая все новые и новые ласковые прозвища.

Как?! Как можно было довести его до того, чтобы он поднял руку на женщину? Мой умный, веселый, невероятно трудолюбивый, обязательный, открытый и заботливый Саша? Который, как оказалось, еще и понемногу играет на гитаре и обожает рыбалку? Ну, не вырисовывалось для меня объяснение, а выспрашивать его по своему обыкновению я не стала.

О том, что люблю его, я призналась именно на рыбалке. Тогда прошел тайный слушок, что начался клев. И когда Вовка крепко уснул, мы тихонько выбрались из дома и пошли к речке, что протекала сразу за огородом. Сели на берегу и закинули удочки. Рыба не спешила клевать, и удочки были отложены. Но мы все сидели и сидели… А вокруг — немыслимая красота. Я уже не раз замечала, что некоторые моменты бывают только раз в жизни и никогда больше не повторяются, как ни старайся потом их продублировать. Большая редкость — чтобы так совпало настроение, погода, эти спецэффекты от природы…

Кукушки… соловьи уже отпели, и теперь из леса слышалось протяжное кукование. Тонкий комариный звон, редкий плеск рыбы у камышей, почти незаметное движение воздуха, легко колышущего тонкие ивовые плети — малейшие звуки ночью особенно отчетливо разносятся над водой. Мы сидели тихо-тихо. Пахло тиной, речной мятой и влагой. Над самыми глубокими омутами слоились тонкие пласты тумана… А совсем рядом — горячее и сильное Сашино плечо и его большие руки, поправляющие плед на моих ногах.

— Ты не мерзнешь?

И меня просто взорвало изнутри! Я ухватилась за его пальцы и пожаловалась:

— Как же я люблю тебя, Сашенька, так люблю! Просто до слез…

И правда заплакала — слезы текли по щекам, а я цеплялась за его руки и жалась, жалась к нему. А он сопел рядом, обнимая меня и баюкая, тоже, очевидно, не находя красивых и подходящих моменту слов. Они найдутся дома, в нашей постели, и тогда я выслушаю очень много всего — и про ясочку, и про слезиначку яго, и про кульбабачку(читай — одуванчик)… прия-а-атно. И что еще он вспомнит, а то и сам придумает за то время, что нам суждено прожить вместе? У него такая живая фантазия…

Вытащила свой старый ноут, собираясь почистить его для Вовы, и задумалась над записями почти пятилетней давности. Продолжать их я не буду — уже нет надобности в психотерапии, нервный период реабилитации давно прошел. Но и уничтожать их не стану, наоборот — сейчас быстренько добавлю то, что происходит прямо сейчас на моих глазах. Иначе со временем забудется, а это просто что-то с чем-то…

Саша только что лежал на диване и, прищурив глаза, наблюдал за маленькой Машкой, которая сидела на нем верхом и внимательно изучала его лицо, водя по нему ладошкой. Увидев это, я спросила ее:

— Машенька, красивый у нас папа, правда?

— Нет, — категорично ответила Маша.

— Это почему же? — удивилась я, — смотри, какие у него глазки.

— Маленькие и хитрые, — прищурилась дочка на отцовский манер.

— А нос, смотри какой у него красивый нос!

— Большой… как два, — возразило жестокое чудовище. Отец счастливо пырхнул.

— Маш, а уши? Какие у него уши? — угорала я.

— Большие и… тяжелые.

Это обязательно нужно было записать, такое просто грех забывать. Они сейчас мешают Вове учить уроки, потому что орут вдвоем — Саша выкусывает у Машки пуп, заставляя забрать плохие слова обратно. Нужно идти и призывать к порядку.

Жаль, не сообразила — нужно было на видео. Хотя-а… она сразу стала бы позировать. Или включила бы стесняшку? Ладно. Сброшу потом на флэшку…

КОНЕЦ