Дверь была заперта, и отмычка моей дамы не помогла.

— На двери печать, — сказала она, и швырнула в стекло камень.

Швырнула так небрежно и грубо, как я сам бы швырнул, если бы она не опередила меня на секунду.

— Осмотримся, — сказала она, забравшись внутрь через разбитое окно.

С юбкой и возрастом забралась так ловко, как молодой я в штанах.

Мы быстренько обежали комнаты трех этажей, и встретились на втором. В доме оказалось пусто, как она и обещала. В камере она сообщила, что вампир отбыл в Лойдерин, в Эрдли, что дома его не будет. Что это удачное время для визита. Так и вышло.

— Я — вверх, ты — вниз, — скомандовала она, и двинулась на чердак, а я двинулся в подвал.

Подвал был не заперт, но я почему-то остановился перед входом. Глотнул ртом воздух, но он застрял в горле. Я подавился и закашлялся, и, толком не откашлявшись, зашел в подвал. Там, в каморке за распахнутой решеткой сидел на полу капитан, и улыбался мне так ясно, как брату. Как будто я родной ему — так улыбался. Хотя раньше за ним вообще особо улыбки не водилось. Он не из тех, кто морду растягивает чуть что.

Я забыл про порядок, и в лицо ему смотрел, а он меня не одергивал. Так, как будто ему безразлично. Как будто нет у него порядка. Как будто я вправду его дурачковатый, но любимый младший братишка, которого он вырастил вместо родителей. О, как бы мне хотелось, чтобы это было так! Чтобы он меня вырастил, а не всратая школа. Но это глупо. Он всего на восемь лет старше, и никак не мог бы меня вырастить, даже если бы давно нашел. Он всего на восемь лет старше, а ощущение, что на все сто.

— Пойдемте отсюда, — бормотнул я сжатым голосом, и махнул рукой на выход.

Я предложил это, хотя, конечно, чувствовал подвох. Ведь не стал бы он сидеть в подвале при незапертой двери, сам бы вышел, без моего предложения. Он в двух словах рассказал мне о «ловушке», и меня накрыл такой ужас, какого я еще не знал, наверное. Такой холодный, скользкий, заросший щупальцами и присосками кошмар, который всю грудь собой занимает, сердце перетягивает, и все, ты дышать не можешь больше, и соображать не можешь. Ты как будто умер, только еще стоишь на ногах; и в какую-то стенку около тебя бьются чувства, но не пробиваются, не достают до тебя, потому что если они прямо сейчас до тебя достанут, то ты не сможешь их вытерпеть. Они в два раза, в десять раз больше тебя, и ты разорвешься, если они тебя наполнят.

— Что с леди Хэмвей? — спросил он спокойно, уже не улыбаясь.

Я перестал быть ему родным. Он вспомнил про какую-то леди Хэмвей, и я подвинулся, уступая ей передний план.

— В Лойдерине, — ответил я глухим бормотанием, растерявшись, чему-то удивившись. — Вампир с ней, Лилиан мертва. Канцлер говнюк, кинул меня в тюрячку. Кианте вытащила меня, она здесь. Пожалуйста, придумайте, как выбраться отсюда, капитан. Я же не уйду без вас!

Он неторопливо встал, немного потоптался по каморке, разминаясь, и опять сел на подстилку. Одежда на нем болталась, а ввалившиеся щеки были такими заросшими, что почти бородатыми. Под глазами темнели тени, но в целом он выглядел более-менее ничего. Походка была бесшумно-упругая, как обычно.

— Что ты планируешь делать? — спросил он, посмотрев на меня с подстилки, и я расхохотался.

Что я могу планировать? Разве я умею планировать? О чем он вообще? Я вообще никуда не пойду, сказал же. Вот и весь мой план.

— Вэл…

Не знаю, как тихий голос пролез через громкий хохот, но пролез. Я его услышал, и перестал ржать, как псих.

— Сядь, — попросил он.

Я сел на пол, а кулак на вытянутой руке уткнул в стену. Мне хотелось оставить вмятину, но стена — камень, она прочнее моего кулака.

— Я хочу знать, куда ты пойдешь, когда выйдешь из этого дома, — сказал капитан твердо.

Почему-то эта твердость прозвучала для меня обидно. Я помотал головой, и ничего не ответил. Если бы он спрашивал меня, какого цвета дверь в кабаке Санари, это было бы так же к месту. Я, наверное, убедительно помотал головой, потому что он не стал больше лезть с планами, а снова встал на ноги, и предложил:

— Можешь осмотреться в подвале. Пойдем, покажу красоту.

Вот честно, мне было глубоко срать на красоту подвала. Ну, куски трупов разложены по столам, развешены по крюкам, и что? Игрушечные лица в стеклянных кубах, кровавая мерзость в бадьях с крышками, хлам магический — какое мне-то до этого дело? Да, я понял, что Гренэлис хозяйничал в округе. И огромные звезды, и ходячие куклы, и светящиеся нити в воздухе — все его развлекуха. Я понял, я не совсем тупой. Но мне это не интересно. Пусть они с леди Хэмвей творят, что хотят. Возиться с ними — этого точно нет в моих планах.

Я бессмысленно таращился на пустой стеклянный куб, надуваясь бешенством, когда пришла Кианте.

— На чердаке — гора бумаг, в которых я ничего не поняла, — сообщила она деловитым тоном. И тем же тоном добавила: — Здравствуйте, капитан.

Он молча кивнул ей.

— «Ловушка» привязывает вас к этому месту? — уточнила она.

Он опять кивнул.

Она чуть-чуть помолчала, а потом сказала:

— Простите.

Мне захотелось ее ударить. Не помню, кажется, мне раньше никогда не хотелось бить женщин, а теперь захотелось. Прямо лицо ее накрашенное разбить в кровь. Она так равнодушно выдала свое дурацкое «простите», что я сразу понял: она такая же мразь, как все офицеры. Все, кроме моего. Пусть она так статно и достойно выглядит — это обман. Она просто использовала нас, потому что мы чужаки, на которых ей плевать. Отправила капитана во вражье логово на разведку, потому что его не жалко, а потом меня потащила в сопровождение, чтобы не рисковать своими людьми, и не идти одной. Разве ей было дело до того, что я незаслуженно в тюрячке? Да нет же, это бред!

— Вы меня не принуждали, — ответил капитан на ее дурацкое «простите».

Мне захотелось его ударить. Мне уже давным-давно не хотелось его бить, а теперь захотелось. Прямо лицо его тощее и обросшее разбить в кровь. А потому что нехрен быть таким тихим-мирным и смиренным! Из тебя расходный материал делают, а ты и рад служить да прислуживаться. Тьфу!

— Велмер, нам надо уходить, — сказала Кианте, глядя на меня своими вишнями в черной обводке. Голос ее глубокий грудной мне больше не нравился. — Гренэлису может что-то потребоваться дома, и он вернется. Не будем испытывать удачу.

Я помотал головой, и она перевела взор на капитана.

— Я буду ждать на улице, у телепортатора.

С этими словами она развернулась, и бодро вышла. Я с трудом удержался от того, чтобы кинуть ей магический хлам в спину. Капитан опять сел на подстилку. Далась-то она ему! Кругом и стулья есть, и лавка у стола, а его все коврик паршивый манит! Лицо у него стало как у куклы из папье-маше — белое и неподвижное, как будто оледеневшее. Челюсти вдавились одна в другую, взгляд стал словно внутрь. Я сразу не понял, что случилось, а потом приблизился и присел, увидел испарину на лбу и подрагивающие углы губ, и догадался, что ему просто больно. Но не догадался, почему, и не мог догадаться.

Он так сжимался несколько минут, не издавая ни звука, а потом начал обмякать, и взгляд изнутри переметнулся наружу. Он заметил меня, вспомнил обо мне, и стал очень грустным, не меняясь в лице. Его кожа стала грустной, и воздух вокруг нее. Он расстегнул рубашку, и пониже ребер я увидел нечто жуткое. Углубление в прессе, сантиметров десять в диаметре, заполненное серебристым туманом. Глубину дыры было не разобрать — она заполнялась туманом. Вместо кожи и мышц, вместо плоти — туман… У меня виски и лоб онемели, и затошнило даже.

— Что это? — выдавил я из себя.

— Пункт обмена, — ответил капитан сухо. — У меня их несколько, пока только в мышцах. Гренэлис озабочен тем, чтобы не убить меня слишком быстро. Мы изучаем взаимодействие магии и живой плоти.

Я не понял ничего.

— В каком смысле «пункт обмена»? Обмена чего на что?

Он чуть поморщился, как мне показалось, с раздражением.

— Не требуй подробностей, Вэл, я не законспектировал лекцию Гренэлиса.