Эль-Ронт же совершенно не раздражался от этих детских проказ. Когда девочка совсем расшалилась и стала карабкаться ему на колени, правитель помог ей, поднимая и усаживая поудобнее, да еще и придерживая, чтобы она не упала. Любопытный ребенок тут же стал перебирать тяжелые пряди черных волос и ощупывать твердые уши прямоугольной формы, восхищенно рассматривая чужака, словно чудесную игрушку.

Ками оторопело уставилась на эту сцену, забыв о еде и вновь явно тревожась о том, что будет с ее дочерью, если чужак вдруг разгневается.

- Эль-Нор, перестань, а ну слезай быстро! – попытался я угомонить ее, но она даже не обратила на меня внимания.

- Пусть открывает новое, - успокоил Эль-Ронт, позволяя подергать себя за воротник. – В этом нет ничего плохого.

Дочка тем временем приставила свою крошечную пухлую ладошку к узкой темной кисти правителя, сравнивая размеры.

- Ого! Такие пальчики до неба достанут! – протянула она и непосредственно, радостно рассмеялась.

- Когда мои сыновья были в этом возрасте, я видел свою задачу только в том, чтобы помочь им обрести контроль как можно скорее, – сказал Эль-Ронт, легко проведя свободной рукой по кудрявой головке. – Теперь я вижу, что это не единственный путь, а один из многих. И за это знание я благодарен всем вам.

Его речь поразила меня, и я долго пытался осознать услышанное. Я был уверен, что чужие неизмеримо более продвинуты, более совершенны как создания Высшей силы, и что им уж точно нечему учиться у нас.

Впервые мне стало понятнее, за что благодарил меня мой хозяин на острове; и что для них наше отсутствие контроля было не меньшим откровением.

Ночью мне не спалось. Я долго ворочался в постели, комкая одеяла. Для Эль-Ронта я на всякий случай постелил (сам, не доверяя это дело жене) на кровати Маура, так как только она была свободна. Но я подозревал, что он, скорее всего, не воспользуется ложем, лишь потому, что в эти несколько ночей не нуждался в отдыхе.

Когда мне надоели бесплодные попытки заснуть, я тихо поднялся и вышел из дома, обнаружив правителя сидящим на бревне под окном.

Он сосредоточенно смотрел куда-то перед собой, и сперва мне показалось, что он просто о чем-то глубоко задумался, пока я не проследил за его взглядом, заметив вдалеке за оградой маячащую у деревьев темную фигуру другого чужака.

Почувствовав мое присутствие, правитель обернулся.

- Мои товарищи волнуются из-за того, что я здесь, - пояснил он. – Говорят, что если весть разойдется по деревне, мне может угрожать опасность. Поэтому на рассвете я уйду.

Я огорченно кивнул, понимая его ответственность перед его подчиненными, хотя мне очень хотелось, чтобы его визит продлился подольше.

Эль-Ронт молча подвинулся, приглашая меня сесть рядом, и я тоже опустился на бревно.

- К тому же, так будет лучше для нас обоих, - добавил он после паузы. – Горе еще слишком свежо. Пока я рядом, ты не можешь забыть о нем и излечиться от своей печали.

Да, семейное сходство было для меня теперь столь явным, что я поражался, как раньше мог его не замечать. Точнее, не хотел замечать, и изо всех сил отрицал очевидное.

Те же самые узкие серые глаза, полные сострадания и глубочайшей доброты, несмотря на их пронзительность. Та же внезапная лучистая теплая улыбка, в которой всегда было что-то по-детски беззащитное. Те же четкие, гармоничные движения и жесты, и манера держаться одновременно просто и величественно. Тот же низкий, успокаивающий голос. И я не мог ни на миг перестать думать о хозяине, пока неподалеку находился тот, кого он уважал и любил, и с кем имел так много общего. Так... много...

- Ты должен оставить прошлое позади, чтобы жить, – добавил Эль-Ронт, снова взглянув на небо. – Я тоже.

- Я не хочу забывать! – прошептал я в отчаянии, подняв глаза, так некстати наполнившиеся слезами.

Мне хотелось вечно помнить хозяина – но не того, с повязанными тканью поредевшими волосами, с рубцами от ожогов на коже, с впалыми щеками и безнадежной темнотой глаз. И даже не того холодного, механического, чужого, с невероятной силы молниеносными движениями и волчьим оскалом. А того – заливающегося звонким смехом, бегущего, жизнерадостного и остроумного, того, который никогда не презирал меня и так многому научил... Того, кого больше нет и никогда не будет.

Эль-Ронт молчал.

Я вздохнул, вставая с бревна и направляясь к входной двери, решив, что он хочет побыть один. Но он последовал за мной легкими шагами, тоже заходя в дом и ложась на кровать Маура поверх одеяла. Серебристые глаза мерцали в темноте.

На рассвете правитель попрощался и пошел к калитке, не оборачиваясь. И у меня вновь защемило сердце, когда я понял, что он – то единственное связующее звено, которое осталось между мной и хозяином. У нас с Эль-Ронтом появилось нечто общее. Никогда бы не подумал, что у меня может быть что-то общее с чужаком. Но это было так. Это чувство, разрывающее и жгучее. Это чувство, объединяющее нас.

Но я не мог и не решался окликнуть его. Только смотрел ему вслед.

Он вернулся. Подошел ко мне и внимательно посмотрел в глаза. И я впервые не отвел взгляда.

Тогда он протянул руку, и, видя в моих глазах согласие и доверие, приложил пальцы к моему виску и ко лбу. Сосредоточенно подержав их некоторое время, кивнул мне, и на этот раз ушел окончательно.

В ту ночь я заснул сразу, как только голова моя коснулась подушки. Но и обычным сном это тоже нельзя было назвать. Ибо случилось то, чего никогда раньше не было – пробудившись утром, я помнил все свои сны. Они были яркими и остались со мной; эти никогда не виденные мной картины не моей жизни.

Небольшая каюта под палубой была освещена лишь одним светильником, состоящим из каркаса в виде металлических прутьев, внутри которого был заключен мерцающий кристалл, похожий на те из смотровой комнаты, куда водил нас Эль-Регир. В каюте находились двое. Оранжевый свет падал на лицо моего хозяина, лежащего на узкой кровати у стены. Рядом с ним на стуле сидел правитель Карнин-гула.

Маура вдруг резко побледнел и попытался встать, хватаясь за край кровати. Одним молниеносным движением Эль-Ронт успел подставить медный тазик. Затем поднес стакан воды и промокнул лицо лежащего влажной тканью.

- Простите, - виновато пробормотал Маура. – Я не хотел доставлять вам столько хлопот.

- Все в порядке, - улыбнулся ему правитель. – Просто отдыхай, ни о чем не тревожься. – Он вышел из кабинки, вынося тазик, и быстро вернулся, высыпая в оставшуюся в стакане воду светлый порошок из небольшого пакетика.

- Выпей, это поможет.

Маура подчинился, осушив стакан и снова опускаясь на подушку.

- Меня никогда раньше так не укачивало... – устало произнес он через несколько минут.

- Здесь очень сильное волновое поле, - пояснил чужак. – Когда корабль наберет нужную скорость, отключится двигатель, и мы будем плыть по инерции. Тогда будет легче. Это с непривычки действует на всех, мне в первые несколько раз тоже было совсем не по себе.

- Понятно... а я подумал, что надо было мне все-таки дождаться, пока полностью поправлюсь.

Наступила долгая пауза.

- Я не поправлюсь, – полуутвердительно сказал мой хозяин, вглядевшись в лицо правителя.

- Ты серьезно болен, - ответил Эль-Ронт, не скрывая правды. – Это последствия облучения. Я надеялся, что они не проявятся так скоро, или минуют тебя вовсе. Мы попытаемся тебе помочь.

- Значит, я как раз вовремя уплыл, - сказал Маура с улыбкой. – До того, как стать обузой и остальным. Спасибо вам.

- Я уверен, что твои друзья заботились бы о тебе.

- Они заслуживают хорошей жизни, тар. После всего, что им пришлось перенести.

- Я буду с тобой, - пообещал Эль-Ронт. – И позабочусь обо всем.

- А... как там? На Сейе?

- Там очень красиво и спокойно, - ответил правитель. – Предки Эль-Орина основали Первую общину еще пятьсот лет назад. Теперь это центр производства и лечения. На остров не допускаются люди с материка, поэтому там мы можем свободно использовать любое секретное оборудование. Вторая община, Карнин-гул – центр обучения и исследований, Третья – связи и средств передвижения, Четвертая – оружейный центр. Мы сохранили традиции и правила с незапамятных времен. Был велик риск смешаться с коренным населением и растерять все былые знания и навыки. Хотя многое все равно бесследно утеряно. Четвертый центр окончательно нарушил закон о невмешательстве, который был для нас главным, начав похищать и использовать людей. Но теперь этому положен конец, и мы будем все делать для того, чтобы этого больше не повторилось. Чтобы ни одна жертва не оказалась напрасной... – добавил он, легко отводя волосы со лба лежащего.