Соседка побледнела. Ее муж напрягся.

— Чья? — в абсолютной тишине прозвучал голос Дриги.

— Ч-человечья… — доложил Комаров.

Юрий Владимирович медленно и осторожно приподнял сиденье.

— Ф-фу, — он утер пот со лба. — Ну, Комаров, ты даешь… — Дрига извлек из дивана ручной протез с гипсовой кистью телесного цвета.

— Твою мать! — сплюнул безымянный. — Я уж думал, расчлененка.

— Это чье? — Юрий Владимирович брезгливо, на отлете, держал неожиданную находку.

Эдик поднял руки вверх:

— Как видите, не мое. — Он не скрывал иронии.

— Приобщить к делу? — деловито поинтересовался безымянный.

— Да хрен с ней! — Дрига швырнул протез на пол. Гипсовая кисть раскололась на части. — Жуть какая-то.

— Это соседских детишек пугать, — ухмыльнулся Эдик. — Вы же знаете, товарищ капитан, я ненормальный, у меня и справка есть.

— Но-но! — погрозил пальцем Юрий Владимирович. — Ты мне эти шуточки брось, Бодягин. Прибереги их для психиатров… Так, с жилым помещением покончено… Перейдем к остальной площади.

Безымянный, примостившись за кухонным столом, снова что-то строчил.

— В бачке ничего подозрительного не обнаружено, — гулко донесся из туалета бас Комарова.

— Под ванной проверь, — крикнул Дрига, изучая содержимое холодильника.

— Зря ищете, компромат мы уже весь съели, — бессильно бросил Эдик.

— Поговори у меня! — цыкнул на него Юрий Владимирович. — Я тебе, сволочь…

— Тут кафель… Что делать? — Комаров ждал новых распоряжений. — Отбивать?

— Оставить! Сюда иди.

Кухня малометражки с трудом вмещала такое количество людей, и рассыпать крупы и макароны Комарову пришлось в коридоре.

— Бриллианты ищут, — отчетливо шепнула сметливая соседка своему супругу.

Юрий Владимирович гремел посудой. С полки упала на пол и, жалобно звякнув, разбилась новенькая красная в белый горошек чашка.

— Извиняюсь, — пробормотал Дрига, наступая на осколки.

— Вы за все заплатите! — внезапно закричала Вика. — Варвары! Для вас нет ничего святого!

— Успокойтесь, Виктория Валентиновна, — ласково улыбнулся капитан. — Стоит ли так расстраиваться из-за копеечной чашки? Мы возместим ущерб.

Вика заплакала. Эдик обнял ее за плечи.

— А там что такое? — Дрига встрепенулся, придвинул табуретку к буфету и залез на нее. — Это уже любопытно… — он спрыгнул на пол, держа в руках пожелтевшие от времени тетрадки, исписанные мелким неровным почерком. — Ну что ж, недаром поработали… Пиши, — велел он безымянному, — рукописных документов шесть единиц, неизвестного содержания, старого вида.

Вика сквозь слезы смотрела, как Дрига поочередно вытряхивал над столом письма, записки и открытки, адресованные автору «Блокъ-нотов».

— Кому это принадлежит? — Юрий Владимирович спрашивал отрывисто, резко. — Вам, Бодягин? Ей? Третьим лицам?

— Третьим лицам, — в тон ему отвечал Эдик.

— Фамилия владельца?

— Неизвестна…

— Как документы попали к вам?

— Нашел среди макулатуры.

— С какой целью принесли в квартиру?

— С целью прочитать…

— Интересно, — вкрадчиво протянул капитан. — Значит, злоупотребляя служебным положением, роетесь во вторсырье, сданном населением… И вместо того, чтобы передать государству положенные килограммы бумажного утиля, вы расхищаете народное добро… Приносите на чужую жилплощадь антисоветские из мышления…

— С чего вы взяли, что антисоветские? — перебил его Бодягин.

— А советскими вы не интересуетесь, Эдуард Самуилович. Итак, вы приносите на чужую жилплощадь антисоветские измышления для того, чтобы передать их на Запад? Или снять копию и размножить?

— А это уж ваши измышления…

— Предположения, Эдуард Самуилович, только лишь предположения. Вы же отказываетесь назвать владельца этих э-э… материалов и фамилию автора. Таким образом, отвечать за все написанное здесь придется лично вам. Приобщите к делу, — Дрига аккуратно сложил тетрадки стопочкой и пододвинул их к безымянному.

Понятые расписались под протоколом обыска. Юрий Владимирович закрыл папку и обернулся к Бодягину:

— Мы вас вызовем, Эдуард Самуилович, когда вы понадобитесь. Надеюсь, с вас не надо брать подписку о невыезде? А гражданка Лютикова поедет с нами. Для выяснения некоторых обстоятельств.

Френсис Барнс неторопливо шел по мощенным булыжником улицам Кишинева.

— Боже мой, ну и дыра! — вздохнул он, отбиваясь тростью от бросившейся на него из подворотни шавки. — Пшла вон, кынеле!

В эти места его забросила отнюдь не ностальгия по полузабытым воспоминаниям детства. И не коммерческие интересы: что делать процветающему американскому бизнесмену на бывшей провинциальной окраине Российской империи, ныне принадлежащей королевству Румыния?

Вот уже целый год Массино шел по горячему следу потерянных царских сокровищ. Легально и нелегально он побывал в Тобольске и Екатеринбурге, повторил маршрут следователя Соколова, вывезшего через Харбин материалы, связанные с расследованием убийства Романовых… И вот теперь он искал человека, который в восемнадцатом году пытался спасти обреченного Николая II…

Поравнявшись с кинотеатром «Одеон», Массино сверился с записанным в блокноте адресом. Где-то здесь… Он огляделся.

Из Александровского сада доносилась музыка — играл военный духовой оркестр. Грохотала по булыжнику каруца. Нарядные дамы конфузливо зажимали носы, когда лошадка на ходу усеивала мостовую конскими яблоками. Мимо пробежала замурзанная девочка и показала Массино язык.

— Эй, есть кто-нибудь? — крикнул Винченцо в полуподвальное окно трактирчика с претенциозной вывеской «РЕСТОРАНЪ «ЯРЪ» Г-НА ЕСАУЛА МАМКИНА». Из окна сильно тянуло недобродившим молодым вином, луком и брынзой.

— Врець чева? — на пороге стоял усатый человек в замызганной белой куртке. — Изволите откушать?

— Это можно, — согласился Массино и нагнулся, входя, под низкой притолокой. — Что вы можете предложить?

— На горячее зама из курицы… — усач предупредительно смел крошки со стола. — Вторые блюда — костица и мититеи на гратаре, сэрмале, кырнэцеи… Рекомендую закуску «Завтрак чабана»… Ну и, конечно, тулбурел… Винцо легкое, приятное, не пьянит, а только кружит голову…

— Пейте свой тулбурел сами, — Барнс грузно плюхнулся на стул. — Сто граммов водки, брынзу с помидорами и костицу… И кувшин холодной воды.

— Слушаюсь, — усач щелкнул стоптанными каблуками. — Сию минуту все подам-с…

Перекусив, коммерсант вынул бумажник. Усач благоговейно принял из его рук доллары.

— Мерси-с… Это не румынские леи… Премного благодарны…

— Послушайте, милейший, — прервал его Мас-сино. — Я ищу капитана Ростовцева… Вы ведь есаул Мамкин, не так ли?

— Мамкин, Григорий Степаныч, — подтвердил усач. — Так точно. Но Алексея Петровича здесь нет-с. Их благородие все тосковали да плакали, а потом вернулись в Петербург… То есть в Петроград, по-нынешнему. А для чего вам нужен господин капитан?

— Десятого июня восемнадцатого года, — мистер Барнс неторопливо отпил воды из кувшина, — группа офицеров попыталась пробиться из предместий Екатеринбурга к дому Ипатьева и освободить царскую семью… Верно?

— Так точно, — лицо есаула сморщилось, словно он собирался заплакать. — Только ничего у нас не получилось… Налетели красные, порубили шашками, весь отряд рассеяли… Алексей Петрович раненые были, чуть не померли…

— Насколько мне известно, — продолжал Массино, — капитан Ростовцев впоследствии занимался поисками пропавших царских реликвий… Я тоже убежденный монархист, господин Мамкин, и тоже следопыт… Мне бы хотелось объединить наши с Алексеем Петровичем усилия.

Хозяин ресторана перекрестился, его выцветшие голубенькие глазки наполнились слезами:

— Упокой, Господи, души великомучеников!.. Святое, благородное дело делаете, господин… Я черкну вам адресок их благородия…