Но телефонная барышня куда-то исчезла, а сквозь треск прорвался знакомый и такой родной голос Мандроховича:
— …Бросай все к чертовой матери и приезжай! Что ты там потерял, в этом дохлом городе?..
— Не могу, Иштван, дорогой! — надрывался Винченцо. — Передал родственникам посылку, а они не вернули ящик…
— Какие, твою мать, родственники? — удивился Мандро на другом конце провода. — Что за ящики, братец? Ты уже начал заговариваться?
— Потом все объясню, — приходилось изъясняться обиняками, чтобы не поняла телефонистка. Под родственниками коммерсант подразумевал англичан-союзников. Посылка означала партию оружия, а ящик — соответствующую оплату за него. — Короче, меня держат тут дела. Скажи лучше, к кому обратиться в случае необходимости?
Иштван принялся перечислять имена, а Массино только головой качал: тот выслан, этот арестован, третий подался на юг…
— …Зайди в Английский клуб, там собираются деловые люди… — пробилось сквозь шум и треск.
Это было важное напоминание. Даже издалека Мандрохович ухитрялся помогать добрым советом.
Наведя справки, «турецких и восточных стран негоциант» узнал, что вышеупомянутый клуб носит ныне имя Латышского. Но там по-прежнему бывает избранная публика.
В этой атмосфере Массино чувствовал себя, как рыба в воде. Людей в форме — этих новых «красных» командиров и комиссаров — он обходил за версту, зато господам в приличных костюмах делал различные предложения, и не всегда безуспешно. Например, знакомому анархисту, Петьке Аршинову, за пустяковую сумму в десять тысяч он подсказал:
— Есть опиум. Двести пакетов по десять фунтов каждый.
— Где? — Петькины ноздри хищно затрепетали.
Винченцо загадочно молчал. Он знал эту публику. Среди них каждый третий — наркоман или алкоголик.
— Где? — Аршинов выложил на столик еще тридцать тысяч. Это уже была стоящая цена.
— Товарищество «Кавказ и Меркурий», — понизив голос, сообщил Массино. — Не здесь… В Москве.
Через несколько дней по Петрограду поползли слухи: группа так называемых анархистов-коммунистов заявилась в частную московскую контору «Кавказа и Меркурия» и, предъявив мандат, потребовала выдачи хранившегося на складе наркотика, для того якобы, чтобы уничтожить этот опасный для общества продукт… Дело расследовала ЧК и лично Дзержинский. В гостинице «Метрополь» арестовали нескольких участников операции, изъяли бомбы, револьверы и крупную сумму денег. А опий как в воду канул. Винченцо узнал по своим каналам: всю партию оптом сдали перекупщику за сто тысяч, деньги получил известный артист-анархист Мамонт Дальский. С этой сделки Массино имел сорок процентов…
Но не все проходило гладко. Однажды коммерсант предложил свои услуги прилично одетому господину с холеным лицом. Тот отказался, не захотел с ним связываться. Присмотревшись к господину внимательней, Винченцо похолодел. Он вспомнил, где раньше видел этот волевой подбородок, эти проницательные глаза. Господином вырядился чекист, который арестовал его, Массино, в прошлом году в квартире продажной суки Еленочки… Наверняка она негласная осведомительница ЧК, эта стерва, в трудную минуту укравшая у него бумажник и бриллиантовое колье…
Винченцо видел, как переодетый чекист подсел к человеку в английской морской форме. Послышались радостные восклицания.
— Надо предупредить моряка! — пробормотал Массино себе под нос. — Ему наверняка расставляют ловушку…
Он решил дождаться минуты, когда англичанин останется один. Сколько фунтов стерлингов запросить за столь важное сообщение? Сто много, двадцать пять мало… Тридцать? Сорок? Пятьдесят? Судя по нашивкам, моряк в звании капитана… Семьдесят пять? По некотором размышлении коммерсант остановился на шестидесяти.
Но время шло, а чекист и не думал уходить. Наоборот, они с англичанином пили и закусывали, словно никуда не торопились. И вообще выглядели старинными приятелями.
У Винченцо засосало под ложечкой. Но он боялся отвлечься. И сидел в дальнем уголке зала, чтобы не вызвать подозрении переодетого господина: чекист тоже мог узнать его.
— Чертов англичанин! — пробормотал он, теряя терпение. — Хоть бы в уборную вышел!
Но мочевой пузырь у моряка был, видно, крепким: сколько он ни пил, опорожняться не собирался. Зато засвербило в паху у Массино, да так, что он еще раз недобрым словом помянул Елену Шарлевну. Не дай Бог, наградила его триппером! Потом он понял — ничего страшного, просто захотелось пи-пи.
— Фрэнк! — чекист хлопал англичанина по плечу. — Дружище!
Мелко семеня, Винченцо вышел в туалет и долго стоял над писсуаром. Когда ему полегчало, вернулся в зал. Но интересующих его людей и след простыл. Скорее всего, они ушли вместе.
Плакали шестьдесят фунтов стерлингов!
Глава 3
ЗОЛОТО ПОД НОГАМИ
Екатеринославская губерния, 1919 год
— Кто таков? — спросил небольшого роста человек с длинными волосами. — Куда направляешься?
И хотя он был худ и мал, как подросток, Массино испугался.
— Я по торговой части, — пролепетал в ответ. — Езжу туда-сюда, предлагаю товар, сам кое-что покупаю…
— Не врешь? — серые глаза сверлили. — Не обманываешь батьку Махно?
— Вот как на духу! — Винченцо размашисто перекрестился. — Святой истинный…
— Это ты брось, — Махно поморщился. — Не пытайся казаться глупее, чем ты есть… Документов у тебя на целый полк. Какой паспорт настоящий? И кто ты на самом деле? Массино или Беренс? Итальянец, француз, швейцарец? Отвечай.
«Турецких и восточных стран негоциант» не знал, что сказать. Разве что начать с самого начала…
Отца своего он никогда не видел. Да и был ли в природе человек, которого он мог бы назвать папой? Мать сходилась то с одним, то с другим мужчиной, но ненадолго, и маленький Думитру не успевал ни к кому из них привязаться. Думитру было румынское имя, а дед-болгарин в пику бабке называл внука Димой. Они-то, старики, и увезли мальчика в далекую Бразилию. Что они там искали, какое счастье? Дед, крепкий средних лет человек, благодаря своему техническому образованию устроился инженером на серебряном руднике, и вскоре его внук уже свободно болтал по-испански. Накопив кое-какие сбережения, старики собрались домой, в родную Буджак-скую степь, на юг Бессарабии. Но Дима-Думитру заартачился. Ему хотелось повидать свет. Дед в сердцах пригрозил оставить внука без гроша. Тогда подросток сбежал ночью, прихватив с собой львиную долю заработанных дедом денег…
— Не желаешь отвечать? — неожиданно истерично выкрикнул Махно. — У нас с молчунами разговор короткий — к стенке!
— Да что вы, Нестор Иванович! — взмолился Массино. — Просто не знаю, с чего начать. Жизнь у меня так богата приключениями…
Долго ли, коротко ли скитался Дмитрий по свету, но в конце концов судьба забросила его в Италию. Здесь ему понравилось, и он надолго задержался во Флоренции. Смышленый юноша пришелся по нраву хозяину магазина, в котором работал, а пуще того — дочке хозяина. Когда выяснилось, что у этой обоюдной симпатии есть последствия, молодому авантюристу пришлось спешно сказать «арриведерчи» и прекрасному городу цветов, и беременной Клаудии. От благодатного итальянского периода у него остался только звучный псевдоним, которым Дмитрий пользовался и много лет спустя. Потом была Франция… Англия… Россия… Массино научился сносно разговаривать на разных языках. Вот только немецкий недолюбливал, избалованный благозвучием славянских и романских наречий. Впрочем, коммерческим успехам это не мешало… Но жизнь торговца полна неожиданностей. Когда его захватили махновцы, то сперва приняли за еврея.
— Хлопци! — тщетно взывал к ним Винченцо. — Та який же я жид? Свий я, с-под Одэссы!
Он не мог допустить, чтобы из-за глупой ошибки, сгоряча его расстреляли. Подозрительного типа доставили в штаб. И вот теперь его допрашивал сам батько.
Пришлось вкратце рассказать свою биографию. Естественно, опуская многие подробности, известные только Мандроховичу и Пепите. В своей исповеди Массино в основном упирал на присущую ему любовь к анархистам. Вот когда пригодилась история с «Кавказом и Меркурием»! Махно слушал внимательно, не перебивая. Но ни разу не засмеялся и не улыбнулся, хотя Винченцо старался расцветить рассказ шутками и анекдотами.