Умер Локкарт в 1970 году.
«Полковник Эдуард Платонович Берзинь, получив от Дзержинского награду в 10 000 рублей, продолжал бороться с контрреволюцией как верный слуга органов государственной безопасности вплоть до 1932 года, когда он был отправлен на Колыму и там до 1937 года руководил Дальстроем. В 1937 году он наконец собрался в Москву, в отпуск. Его провожали торжественно, с музыкой и флагами как лагерное начальство, так и благодарные заключенные. Но он не доехал до Владивостока: его сняли с парохода в Александровске, арестовали и услали на Крайний Север, где он был расстрелян, когда пришел его черед.
Шмидхена решено было изобразить другом и соратником Локкарта и о нем забыть. Ему дали квартиру и его старую фамилию и оставили в покое…
700 000 рублей были якобы получены Берзинем от Рейли и переданы, как было условлено, целиком Петерсу, препроводившему их позже Дзержинскому. Сумма эта, между прочим, была… истрачена в дальнейшем на пропаганду среди латышских стрелков, на помощь инвалидам и семьям стрелков, павших во время Октябрьской революции в Москве, и даже на открытие небольшой продуктовой лавки при латышской дивизии, где служил Берзинь».
(Из книги Н. Берберовой «Железная женщина».)
Глава 7
КРЕСТ И ЧЕРЕП
Петроград, 1919 год
Ирина провожает мужа на службу. Сует завернутый в газеты бутерброд и спрашивает:
— Ну что на этот раз? Юденича ты уже разбивал… Диверсантов ловил… Кронштадтский мятеж подавлял… С анархистами схлестывался… Что на этот раз?
Георгий Васильевич целует жену в щеку и кротко отвечает:
— Ей-богу, ничего особенного. Ты же знаешь, сколько мне лет. Теперь я занимаюсь тихой кабинетной работой.
Ирина скептически усмехается. Она знает, что это неправда. И знает, что Реллинский не скажет правды. О том, чем он занимался сегодня, она узнает значительно позже. Из сообщений в газетах. Или от самого мужа, когда он будет в настроении. Но не сейчас.
В июне петроградские чекисты вместе с добровольными помощниками из числа рабочих принимали меры по очистке города от контрреволюционных элементов. Это означало, что нужно днем и ночью проводить массовые обыски в подозрительных квартирах, учреждениях, некоторых консульствах и посольствах…
— Вас, Георгий Васильевич, мы к дипломатам враждебных держав не пошлем, — распорядился Петерс. — Вдруг кто-либо из давних знакомых случайно опознает знаменитого английского шпиона? Рисковать не стоит. Возьмете на себя жилые дома…
Реллинский погрузил свой отряд на автомобили и выехал в заданный район. Рядом с ним пытался вздремнуть на сиденье Резо Дарчия.
— Не спи, генацвале, самое интересное пропустишь, — шутливо подталкивал его в бок Георгий Васильевич.
— Поспать, понимаешь, не дают, — ворчал грузин. — Когда эта нервотрепка кончится? Скоро я уже научусь засыпать стоя, как лошадь…
В уголовном отделе они были самыми старшими по возрасту. Молодые ребята, пришедшие в ЧК по последнему призыву, смотрели на них, как на дряхлых старцев. Но — до первого же дела.
Постоянно сонный Дарчия, тяжело переносивший голод и отсутствие в рационе милых южному человеку овощей и фруктов, в минуту опасности преображался. Однажды он практически в одиночку захватил целую банду, терроризировавшую Петроград. Некий князь (разумеется, самозваный) Эболи вместе со своим подручным Маковским и сообщницей по имени Бритт врывались по ночам в дома мирных обывателей, выдавая себя за чекистов, и грабили квартиры подчистую, унося оттуда все мало-мальски ценное. Каждое такое ограбление получало широкую огласку и вызывало естественное недоверие к ВЧК. Распоясавшиеся бандиты, чувствуя свою безнаказанность, стали порой жестоко расправляться со своими беспомощными жертвами…
Резо тщательно собирал все сведения об этих негодяях.
— Де Приколи! — возмущался он. — Что за имена выбирает себе этот липовый князь? А вот фамилия Найдки… Да он просто бросает мне вызов!
Особенный гнев вызвало у Дарчия сообщение, что при очередном «обыске» Эболи выдал себя за грузина.
— Издевается, да? Бросает тень на мой народ! Ну ничего, недолго ему гулять на свободе: я поймаю князя на наживку!
Не долго думая, Резо договорился с собственными соседями и пустил слух, будто бы у них дома припрятаны большие ценности: золото, валюта, драгоценности… Для достоверности даже принес и развесил у них по стенам несколько реквизированных чекистами картин:
— Пусть думают, что здесь живут буржуи!
Прошло несколько дней… Каждый вечер Дарчия извинялся перед соседями за то, что вынужден их беспокоить, и устраивал в квартире засаду. И однажды бандиты клюнули…
26 февраля 1918 года самозваного князя и его сообщников расстреляли. А Резо ходил именинником. Больше всего его радовало то, что соседи — пожилая интеллигентная пара — стали относиться к нему с огромным уважением.
А Реллинский отругал грузина:
— Ну что за преступная самодеятельность, товарищ Дарчия? И сам мог погибнуть ни за грош, и посторонних людей подставить! Разве можно в нашей работе опираться на импровизацию? Каждая операция должна быть распланирована до тонкостей!
— Я планировал, — оправдывался Резо. — Мария Прокофьевна согласилась, да и Дмитрия Львовича уговорила. А картины? Разве это не подготовка?
Георгий махнул рукой. Он ценил и любил товарища и прощал ему все «кавказские штучки».
Самого Реллинского в шутку называли Стратегом. Он терпеть не мог приступать к какому-либо делу неподготовленным. Это, утверждал Стратег, лучший способ провалить операцию, даже самую пустяковую.
— Нельзя рассчитывать на случайность, — твердил он подчиненным. — Случайность принесет удачу, случайность расставит ловушку.
Если погибал кто-то из сотрудников отдела, Георгий Васильевич не находил себе места. И винил в случившемся только себя — недосмотрел, не уберег…
Вот и сегодняшней ночью он требовал от своего отряда собранности и бдительности.
— Без необходимости под пули не подставляйтесь!
С собой у Реллинского был список адресов, которые следовало взять под контроль.
— Откройте! Проверка документов! — стучались чекисты в двери. Несколько человек в это время блокировали черный ход.
Чаще всего вынимали «пустой номер». Но в одной из квартир на Обводном канале обнаружили целый склад боеприпасов. Хозяин клялся и божился, будто он и знать не знал, что именно хранится у него в кладовке. Несмотря на все заверения в лояльности к Советской власти, его задержали и отправили на допрос. Оружие было конфисковано.
Светало, когда отряд Реллинского возвращался с задания. Резо тихо посапывал рядом с водителем. Лица у чекистов были серые, осунувшиеся от усталости. У Георгия Васильевича сильно сосало под ложечкой от голода. Про бутерброды, заботливо приготовленные женой, он напрочь забыл.
— Стой! — вдруг хлопнул он по плечу шофера. — Что это там?
Вначале Реллинскому показалось, будто в предрассветной мгле его подвело зрение. Он протер слипающиеся глаза. Нет, ошибки нет! Из-за решетчатой ограды, из пышных крон деревьев торчало… дуло артиллерийского орудия.
— Ничего себе, — пробормотал мигом проснувшийся Дарчия. — Даже не потрудились замаскировать, сволочи!
Чекисты высыпали из автомобиля и окружили подозрительное здание. К их немалому удивлению, это оказалось… румынское посольство.
Несколько мгновений Георгий Васильевич колебался. Но запрет Петерса самовольно проверять резиденции иностранцев явно не относился к такому экстраординарному случаю. К тому же румыны никогда не видели Сиднея Рейли, а потому и опознать Реллинского не могли.
— Че врець, домнуле? — суетился вытащенный из теплой постели посол. — Что вам угодно, господа? Вы не имеете права врываться сюда! Это территория суверенного государства! Я есть неприкосновенное лицо! Вой сынтець бандиць! Это произвол!
— Не кричи, дорогой, — посоветовал румыну Резо. — Скажи лучше, зачем тебе пушка?
