Я отворачиваюсь.
– Не беспокойся, я в норме, – я кладу последнюю пачку сока и спешу в зал, прорезиновые колеса тележки издают противный скрип.
– Какой неприятный тип, – женщина морщит нос и следует за мной. Я ускоряю шаг. Почти бегу,– Тебе нужно всего на всего передать моей внучке, где спрятано завещание, – я вижу, что на меня удивленно смотрят кассиры, но проношусь мимо них, скрываясь за высокими полками.
– Зачем вам это? – зло интересуюсь я, и раскидываю шоколадки по местам, – Думаете, из-за этого вы здесь? – меня несет, но я просто не могу сдержаться, – Из-за какого-то завещания?!
– Мне сказали, что ты можешь мне…
– Нет, не могу, – срываюсь я на крик, – Тот, кто вам это сказал, не владеет полной информацией, – я перехожу на шепот, оглядываясь.
Не дай Бог кто-то меня заметит, разговаривающего с самим собой.
– Но вы можете просто подсунуть записку под дверь… – не унимается она, – У Маринки просто безвыходное положение, понимаешь? – женщина умоляюще смотрит на него, – У нее трое маленьких детей, она осталась без работы, у нее ипотека! – вскрикивает она, и я сдаюсь.
Она ведь не уйдет.
– Ладно, – я достаю блокнот из кармана фартука и записываю адрес.
– Это здесь недалеко, – скороговоркой произносит женщина, – Напиши, что завещание в моем родительском доме, под половицей. В спальне. Она найдет. Я обещаю, что больше тебя не потревожу, ты только сделай это.
– Хорошо, – я отрываю листок и запихиваю его в карман. Я бросаю взгляд на часы: два тридцать. Нужно уходить, если я хочу выполнить еще и это.
Я быстро развожу продукты, за несколько недель я достаточно быстро научился с этим справляться. И возвращаюсь на склад.
– Мне нехорошо, – хрипло произношу я, наверное, выгляжу я и вправду не очень, потому что Дима сразу же соглашается и доводит меня до дверей.
– Выздоравливай, – я киваю, не заметно осматривая улицу. Женщины нигде нет.
Минут десять я плутаю по дворам, но всё-таки нахожу нужный адрес. Типичная панельная пятиэтажка. Я поднимаюсь на второй этаж и нажимаю на звонок. Через пару минут дверь распахивается и на пороге появляется усталая женщина. В нос бьет запах борща и тушеной капусты.
– Вам кого? – интересуется она, я без слов протягиваю ей помятый листок, – Что это? – женщина вертит его в руках, не понимая, что это. Она бросает на меня озадаченный взгляд.
– Послание от вашей бабушки, – тихо отвечаю я.
Марина, вроде ее так зовут, недоверчиво смотрит на меня. Я не жду, когда ее приветливый вид сменится неприязнью, быстро спускаюсь вниз. Теперь все зависит от нее, поверит ли она или выкинет листок.
Надеюсь, в этот раз, я поступаю правильно. Меня начинает трясти, и пот выступает на коже. Я гоню от себя все воспоминания, и принимаю еще две таблетки Леривона, превышая установленную врачом дозу.
Когда я подхожу к дому, лавочка около подъезда уже занята старушками. Интересно, у них когда-нибудь бывает выходной? Меня обуревает злость. Они провожают меня неодобрительными взглядами, цокая беззубыми ртами. Теперь у них всегда есть повод посплетничать.
Меня они считают наркоманом.
Я быстро прохожу мимо них и скрываюсь внутри подъезда. Медленно поднимаюсь наверх, мне кажется, что ноги весят тонну. Я поворачиваю ключ в замке, и слышу чей-то тихий разговор и… Плачь.
Варя?!
На душе становится тревожно, прямо в обуви, я сразу прохожу в зал. Мой взгляд натыкается на маму, заметив меня, она резко отскакивает от высокого мужчины и виновато смотрит на меня.
Еще один ухажер?
Я перевожу свой взгляд в сторону сгорбленной фигурки… От нее веет отчаянием и скорбью. Я не понимаю в чем дело. От напряжения воздух становится густым и вязким.
Я тяжело сглатываю.
– Что здесь произошло? – я пытаюсь, чтобы мой голос звучал нормально, мама приходит в себя и бросает неуверенные взгляды в сторону незнакомца, – Мам? – интересуюсь я, сознательно игнорируя незнакомца.
– Вам придется отсюда уехать, – отвечает за нее мужчина.
– Я не с тобой говорю, – я даже не смотрю в его сторону, какого черта он нам указывает?!
– Юношеский максимализм, понимаю, – опять говорит незнакомец, – Но из-за того, кто это скажет, ничего не изменится.
Я скрещиваю руки на груди, но у меня неприятно сжимается желудок.
– Мам? – опять повторяю я, каждый всхлип Вари проходится по моей коже ножом. Я морщусь, это не укрывается от взгляда мужчины, и тот оглядывается.
– Сынок, мне нужно многое тебе рассказать, но…
– Потом, – перебивает ее мужчина, – Время не на нашей стороне, – в его карих глазах сквозит нетерпение.
Да что здесь случилось, пока меня не было?!
– А на чьей? – я хмурю брови, наблюдая, как Варя поднимается на ноги, она что-то прижимает к своей груди и подходит ко мне, – Я что-то не уловил сути.
Теперь, мне сложно не обращать на нее внимание. Ее губы дрожат и в ней не осталось ни капли того упрямства.
– Он мне не отвечает, – Варя протягивает ко мне руки, – Что мне теперь делать? – мне становится тяжело дышать.
Неужели придется смириться с этой постоянно ноющей пульсацией в груди. Я делаю вид, что не распадаюсь на части. Стою прямо.
– Я не знаю… – сипло произношу я, – Не знаю… – Варя сразу как-то сникает, склоняя голову, рыжие локоны падают на лицо. Она словно смиряется с чем-то.
С потерей? Болью? Смертью? Или тем, что ее надежды, возложенные на меня, не оправдываются. Ее губы шевелятся, но я не слышу ни слова.
– Здесь кто-то есть? – мужчина хватает меня за руку, отвлекая внимание на себя, – Кто?! – карие глаза впиваются в мое лицо.
–Не смей ко мне прикасаться, – рычу я, вынуждая его отпустить мой рукав, – Кроме вас двоих, ведущих себя как-то странно, я никого не вижу.
– Думаешь это смешно?! – я вижу, как мужчина сжимает кулаки, и на его скулах играют желваки.
Еще чуть-чуть, и он меня ударит.
– Думаю, это до жути странно, – насмешливо отвечаю я, и мы сверлим друг друга свирепыми взглядами.
– Саш, – мама делает шаг к нему, – Ты дал мне слово, – повышает она голос.
– Он уже не ребенок, – его голос звучит ровно и холодно, – Я предупреждал тебя об этом, – мужчина отходит от меня, но злость внутри меня не проходит.
– Матвей, – мама как-то иначе произносит мое имя, и внезапно, я не хочу, чтобы она продолжала.
– Я тебе все объясню, когда мы окажемся подальше от этого места. За ужином. Может быть, за бокалом вина. Ты меня поймешь, – она, словно молит меня о прощении и до меня начинает доходить, – Еще не поздно все исправить…
– Все это время ты знала? – я не верю в это, но ее лицо говорит об обратном.
Сейчас мне требуется вся сила воли, чтобы ничего не чувствовать. В раннем детстве я считал, что она отгораживается от меня, потому что не знает, как с этим всем справиться? Растить необычного ребенка сложно. И я не облегчал ей задачу. Я это признаю. Но я всегда верил, что могу ей доверять.
Ошибаться всегда больно. В животе ухает, и я отворачиваюсь от нее. Ответ мне уже не нужен.
– Твою мать, – ругается Александр, и смотрит себе под ноги, где расползается серое пятно.
Разве такое возможно?!
Я тупо наблюдаю, как оно разрастается, словно кто-то пролил белизну на ковер и теперь она выжигает краску.
– Ира, не жди особого приглашения, – рявкает он, и мамин просящий взгляд исчезает, – Осторожно двигайтесь к выходу.
– Это опять началось? – дрожащим голосом интересуется она, пятясь в сторону двери.
Что началось?!
Я словно со стороны наблюдаю за всем этим хаосом.
– Сынок, не стой на месте, так им проще будет тебя достать.
Им?
Я думаю, что здесь все сошли с ума. Но не успеваю спросить, что она имеет в виду.
– Пол сейчас провалится! – орет нам Саша, и я моргаю, сосредотачиваясь на словах.
Линолеум начинает исчезать, вместо него, образуется черный провал.
Неужели это происходит в действительности?
Наличие рядом со мной умерших меня так не удивляет. Как это.