– Тогда договорились.

Я пытаюсь одновременно почистить зубы и расчесать свои длинные ярко-рыжие кудри. Времени на хорошую укладку уже нет. Кое-как разодрав пряди, я собираю волосы на затылке и стягиваю их резинкой, открывая слегка заострившиеся кончики ушей, как у всех старейшин.

Я оборачиваюсь в полотенце и быстро выхожу в коридор.

Наташкин звонкий голос доносится снизу, она о чем-то спорит со своим близнецом. Мишка отвечает ей на повышенных тонах, и я улыбаюсь. Разница в возрасте у нас всего в год, но я всегда ощущаю ответственность за них.

Я захожу в свою комнату и плотно закрываю за собой дверь. Только здесь я чувствую себя собой, сколько бы лет не проходило. Присаживаюсь за резной туалетный столик, и наношу крем от «Lancome». Я ухаживаю за своим лицом, не смотря на то, что мне это ненужно. Ведь моя кожа никогда не стареет.

Мой взгляд падает на кольцо с черным опалом, и по моему телу проходит дрожь облегчения. Я уже думала, что потеряла его. Надеваю кольцо на безымянный палец, и тугой узел напряжение исчезает. Я никогда его не снимаю, даже не знаю, почему, оно выглядит слишком старомодным, и большим.

Быстро подкрасив глаза, я выбираю шёлковое красное нижнее белье от «Карин Жильсон», и в тон ему шифоное платье с оборками. Обуваю туфли лодочки на высоком тонком каблуке и хватаю небольшую кожаную сумку.

Спускаюсь вниз и уже собираюсь выходить, как слышу вкрадчивый голос отца:

– Не могла бы ты зайти ко мне на минутку…

Бежать некуда. Я уверенно направляюсь в кабинет, и украдкой выдыхаю свое дыхание в ладошку.

Слава Индрику, оно пахнет мятной зубной пастой.

– Ты что-то хотел? – спрашиваю я, как только вхожу в темное помещение, больше похожее, на берлогу. Деревянный стол стоит посередине с обилием бумаг на нем и книги, сотни книг, тысячи… – Давай только быстрее, я уже опаздываю, – присаживаюсь в кресло, закидывая ногу на ногу.

Сегодня папа одет в строгий черный костюм, подчеркивающий серебро в его волосах. На запястьях старинные запонки с бриллиантами. Я не свожу с них глаз, хотя чувствую, как отец смотрит на меня. Это не предвещает ничего хорошего, наверняка, мне опять придется выслушать долгую занудную речь на тему: «Как же я ужасно себя веду»…

– Варя, мне не нравится, как ты себя ведешь, – начинает он, я как всегда оказываюсь права, папа резко встает на ноги и подходит к окну, – Какое это учебное заведение по счету? Напомни мне, пожалуйста, – он отодвигает тонкую занавеску и выглядывает во двор, – Тебя интересуют только вечеринки, танцы и алкоголь, – отец бросает на меня сердитый взгляд и снова смотрит в окно.

Я вся съеживаюсь в кресле. Значит, он знает, что я не ночевала дома.

Черт.

– Ты могла бы стать врачом и спасать жизни. Выучиться на адвоката и преподавать право, – перечисляет он, я молчу, разглядывая лак на своих ногтях, – Но за столько лет ты так и не получила ни одного диплома, хотя твои брат с сестрой не знают, куда складывать красные корочки.

А ничего, что нам приходится раз в пятьдесят лет уезжать отсюда, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание. О каком постоянстве папа может говорить?! Может быть, у меня травма?

Но я только прикусываю язык.

– Я не виновата, что мне быстро все надоедает, – тряхнув головой, произношу я, мне это тоже не нравится, но признаваться в этом отцу… – У меня много времени, чтобы найти себя, – я прокручиваю кольцо на пальце, но, заметив это, кладу руки на колени, как примерная дочь.

Именно этого он от меня ждёт.

– Ты уверена в этом, Варя? – я нервно смеюсь, но папа серьезен, он оборачивается ко мне, и я замолкаю.

Впервые вижу его таким свирепым: голубые глаза сверкают гневом, губы сжаты в тонкую линию. Он так не злился на меня, даже когда я сбежала на несколько недель в Париж с нашим поваром Пьером…

– Самая большая опасность в том, что ты слишком самоуверенна, – тихо говорит он, я сжимаюсь в мягкую спинку кресла, ну, начинается… – Когда меня не станет, никто не сможет защитить тебя лучше, чем ты сама.

Я так много раз слышала эту историю, о том, какая в моих руках будет ответственность и бла-бла-бла…Такое ощущение, что все забывают о том, что мы бессмертны, как отец вообще может умереть?

Хотя нет, исправилась я, убить его можно, но это практически невозможно.

–…наверное, мне нужно было рассказать тебе обо всем раньше, – продолжает отец, я так углубилась в свои мысли, что теряю нить разговора, – Я не уверен, что ты справишься с такой ношей, если Безликий нападёт на наш след…

– Папа о нём давно ничего не слышно, – вызывающе отвечаю я, во мне зарождается злость, – И я знаю достаточно, поверь мне, – отец прямо назвал меня никчемной, хотя с самого детства с меня требовали больше, чем с других.

Не считая моего не желания выбрать профессию, мысленно добавляю я, но мы и так богаты, зачем мне идти работать, если через несколько лет придется уходить и явно, не на пенсию…

– Зачем сейчас эти все разговоры, я не понимаю, тем более…

– Ты ведь не хочешь, чтобы я представил к тебе телохранителей? – перебивает меня отец, у меня обрывается сердце, и в первую секунду я даже дышать перестаю. Только этого мне не хватает, – Тогда я буду уверен, что ты и правда не натворишь глупостей.

– Пап, надеюсь, что ты так шутишь, – быстро говорю я, поднимая на него глаза,– Ты же знаешь, я не люблю, когда ты начинаешь лезть в мою личную жизнь, – я сохраняю улыбку на своем лице ради одного. Чтобы этот спор не вылился в очередной скандал.

– Я хочу, чтобы ты начала думать не только о себе, Варвара, – строго произносит он, сверля меня взглядом,– У тебя должна быть цель, – наседает на меня отец. Я знаю, что он прав, но внутренне, протестую,– Хотя бы благотворительностью занялась, что ли, – задумчиво продолжает он, – Разве тебе это неинтересно? – отец подходит к столу, и начинает перебирать бумаги.

– Не вижу в этом смысла, – отмахиваюсь я от его предложения.

Зачем мне это делать и ради кого? Людей?!

Я нетерпеливо постукиваю пальцем по сумке, и это привлекает внимание отца.

– А в чем тогда смысл? – со вздохом интересуется он, присаживаясь за стол и складывая руки в замок. По его виду, я понимаю, что отец настроен на долгую беседу.

– Ты не считаешь, что я не в том возрасте, чтобы выслушивать твои нравоучения? – парирую я, не желая отвечать на вопрос. Какого черта, я вообще должна сидеть здесь, как нашкодивший малыш и слушать нотации. Я достаточно взрослая, по всем меркам, я даже не помню, сколько раз мне исполнялось двадцать один…

– Что с тобой не так, Варя? – отец разглядывает меня так, словно видит в первый раз, – Я воспитывал вас одинаково…

– Детей не выбирают, – не выдерживаю я, прерывая отца на полуслове, и откидываю волосы за спину, – Точно так же, как и родителей, – вырывается у меня, прежде чем я успеваю подумать.

– Не будь такой же беспечной, – выплевывает отец, стукнув по столу. Я сразу понимаю, о ком идет речь. Он никогда не говорит о ней, как о моей матери. Всегда только она.

Становится очень тихо.

Я резко выпрямляюсь в кресле.

Если отец считает, что я ошибка в его жизни, какого черта не отдал меня на воспитание другому старейшине?! Если ему так неприятно видеть меня каждый день.

Да, я унаследовала ее внешность, но это не дает никому права всегда бросаться обвинениями и считать, что у нас с ней один характер.

– Спасибо, пап, ты закончил? – я вскакиваю на ноги, едва устояв на высоких шпильках, – Теперь я могу идти?

– Сядь, – спокойно просит меня отец, – Я еще не закончил…

– А я считаю, что ты сказал мне всё, что хотел, – я поправляю волосы и направляюсь к двери.

– Его видели недавно в городе, – наконец, решается сказать отец, я замираю на месте, но моя рука по инерции сжимает ручку двери, – Безликий не выходит на охоту в одиночестве, ты же это знаешь…– я оборачиваюсь к отцу, мой голос почти не дрожит, когда я задаю свой вопрос.

– Кто-нибудь еще об этом знает? – едва слышно спрашиваю я, и подхожу к нему ближе. Альв почти всех истребили, и наш двор нашел себе дом здесь.