– Ты где? – спрашивает она без вступления, – Нас всех эвакуировали из-за пожара в другом крыле здания. Я не могу тебя найти, – стонет Натка, я представляю себе, как она бегает от одной группы, к другой.

– Что ты стоишь? – рявкает Наташа в сторону, и я знаю, что она спорит с братом, наверняка он следует за ней попятам. Они никогда не расставались надолго и я против воли улыбаюсь.

– Я знаю о пожаре, – вздыхаю я, Наташка сразу настораживается, она слишком хорошо меня знает.

– Надеюсь, что это не твоих рук дело, – шепчет она в трубку, однажды, такое уже случалось, когда мама ушла от нас и скрылась в неизвестном направлении. Я плохо помню, что тогда случилось. В тот злополучный день, я спалила почти все наши фотографии и портреты на стенах…

– Какой-то идиот решил раскурить косячок прямо у нас на лекции, – Натка удивленно цокает, поражаясь современным студентам. За такую длинную жизнь, мы побывали во многих учебных заведениях. От частных пансионов до школ в монастырях.

Я выхожу в коридор и, прижав трубку к уху, пытаюсь найти в сумке жевательную резинку.

– Жду тебя у входа, – прощается со мной сестра, я что-то мычу в ответ и нажимаю отбой. «Орбит» лежит на самом дне сумки, за ворохом косметики и ненужного барахла. Я достаю пластинку и кладу на язык белый ломтик, мятный вкус обжигает горло, от наслаждения, я закрываю глаза. Сегодня я так и не успела позавтракать.

Кругом стоит тишина, это было необычно, проходя мимо деканата, я замечаю внутри парня, он роется в бумагах на столе, и похоже, очень занят, раз не замечает меня и моих достаточно громких шагов. Я решаю не вмешиваться, не мое это дело, пусть лучше следят за делами студентов. С этими мыслями я выхожу на улицу.

Варя

– Вот он, – шепчу я сестре, показывая взглядом на хмурого парня, стоящего в стороне от всех. Он держит в руках поднос и медленно продвигается в очереди. Я смотрю на него с безопасного расстояния.

Одет как деревенщина, скривившись, думаю я, потертые джинсы и простая клетчатая рубашка, поверх нее черная шерстяная олимпийка с капюшоном.

И это в такую-то жару.

Ничего особенного, ни в лице, ни в одежде. Хотя… Не могу ни признать, фигура у него хороша, в этом я знаю толк, могу написать целую диссертацию о пропорциях мужского тела.

Природа отыгралась только на его воспитании и мозгах. Какая ирония!

– Где? – Натка наклоняется ко мне еще ближе, ее длинные волосы щекочут мне лицо, и я убираю их в сторону. Я успела вкратце рассказать ей о неприятном инциденте с участием этого парня, спокойно накладывавшего в свой поднос тарелку с пастой и стакан сока.

Столовая постепенно заполняется студентами, все разговоры были только о внезапно вспыхнувшем пожаре.

– Ты ослепла? – шиплю я на сестру, – Вот он! – Мишка за нашей спиной фыркает, я кидаю на него грозный взгляд. Он закатывает глаза, делая глоток горячего кофе, – Наверное, он больной или у него помутнее какое, – задумчиво рассуждаю я, – Ну что, увидела? – с надеждой интересуюсь я.

– Так это же Матвей, – нахмурившись отвечает Наташка, ее ярко-синие глаза темнеют,– Он новенький, перевелся из другого города, – продолжает она, – У нас с ним один общий предмет, – Ната на секунду задумывается, скривив пухлые губы, – Очень талантливый, ты должна была его запомнить по… – но я уже не слушаю, что она мне говорит.

Я слежу, как Матвей направляется в нашу сторону, у меня возникает одна неплохая идея, как проучить этого выскочку.

– Подожди, – бросаю я сестре и походкой от бедра, направляюсь в его сторону. Матвей не смотрит по сторонам, опустив глаза, он спешит покинуть столовую, словно ему было неуютно в помещении, полного людей.

Мне было это на руку, я незаметно толкаю его плечом, и содержимое его подноса опрокидывается на олимпийку.

– Ой, прости, – восклицаю я виновато, – Я такая неловкая, – продолжаю я, сокрушенно глядя на жирные следы, расползающиеся по его груди, – Нужно застирать, иначе пятна останутся, – со знанием дела добавляю я и уже собираюсь отойти от него, как парень тихо обращается ко мне.

– Тебе ее здесь отдать, – в тон в тон отвечает мне Матвей, стряхивая вермишель на пол, я поднимаю на него глаза и встречаюсь все с такими же большими зрачками. Они словно гипнотизируют меня.

– Что? – непонимающе переспрашиваю я.

– Толстовку, – спокойно отвечает Матвей, вся столовая обращается вслух. Я чувствую, как жар опаляет мои скулы.

– Если ты настаиваешь, то моя домработница с радостью сделает это, – нахожусь я, гордо вскинув подбородок, так я общаюсь с персоналом в нашем доме,– В качестве гуманитарной помощи, – воркую я, вызывающе улыбаясь ему.

– Я могу это сделать сам, не утруждая других стирать мои вещи, – насмешливо произносит Матвей и мне это не нравится.

– Конечно, – изящным движением, я убираю кудрявый завиток со своего лба, – У тебя разве есть выбор? – я приподнимаю изогнутую бровь.

–Выбор есть всегда, – шепчет Матвей, наклоняясь к самому моему уху, – Если ты думаешь иначе, значит, ты еще глупее, чем я думал, – я чувствую исходящий от него сосновый аромат с примесью соуса для пасты.

Матвей задерживает на мне свой взгляд и, не глядя больше ни на кого, выходит из столовой.

Странный тип.

– Странный тип, – озвучивает мои мысли Мишка, как только я возвращаюсь обратно. Матвей первый, кто не обращает внимания на мой сногсшибательный внешний вид. Едва ли это может повлиять на мою самооценку, но всё же, это меня удивляет.

– Он мне не нравится, – заключает мой брат, и я с ним соглашаюсь. Миша улыбается мне на все свои тридцать два идеальных зуба.

Когда мы втроем собираемся где-нибудь вместе, то непременно все восторженные взгляды направляются на нас, как прожектора на сцену в театре. Разве может быть иначе? Михаил выглядит как кинозвезда эпохи шестидесятых. Густые платиновые волосы, чистая загорелая кожа и небесно-голубые глаза. Добавьте к этому широкие плечи, накаченный торс и вы получите идеального мужчину, которого все хотят.

Ах, да, еще мой брат очень умен, я даже не знаю, сколько у него ученых степеней и в какой области. Отличное чувство юмора. Это все делает его еще более опасным для женских сердец. Смотря на него, мне становится жаль человеческих женщин.

Увы, альвы выбирают для жизни только из своих. Такая традиция.

–Считай, ты лишилась девственности, – задумчиво говорит сестренка, я с недоумением смотрю на нее, не понимая, к чему она клонит, – В первый раз за такую длинную жизнь узнать, что кто-то может посчитать тебя непривлекательной, это очень-очень больно, – она громко смеется, следом за ней, хохочет и брат.

Я скрещиваю руки на груди, и строго смотрю на них.

– Поверь мне, это просто невозможно, – я улыбаюсь, просто не могу оставаться надолго серьезной, особенно с близнецами, – Правда, Миш, посмотри на меня, – обращаюсь я к брату, – Разве можно оставаться равнодушным к такому, – я кручусь перед ним, оборки на моем шифоновом платье оживают, подчеркивая каждое мое движение, – Ну?

– Я буду не компетентным, – с грустью в голосе отвечает мне Мишка, и я ударяю его по руке, – Ай, – он отдергивает ладонь, – Ты вынуждаешь меня тебе льстить.

– Неправда! – притворно охаю я, вытаращив на него глаза, – Ты ведь мой брат! – с нажимом повторяю я, скрестив пальцы, – И всегда должен быть на моей стороне.

– Кто-то ведь должен тебя тормозить, – кривится Мишка, и направляется к выходу. Пока мы спорили, звенит звонок, и стоило поторопиться, – Увидимся, – он посылает мне воздушный поцелуй.

– Держи свой кофе, – Наташка вручает мне стакан, – Пока, – она тоже скрывается за дверью.

– Пока, – ворчу я им вслед и выхожу в холл последней, мне совсем не хочется идти на пары, подождав секунду, я спешу к выходу. По дороге выкидываю остывший кофе. Никто не расстроится, если я уеду домой, в замкнутом пространстве университета, мне становится… Скучно.

На улице не продохнуть, невыносимая жара парит в воздухе, обжигая кожу ярким ультрафиолетом. Сощурив глаза, я несколько секунд стою в тени козырька крыши, наблюдая, как колышутся ветви деревьев от малейшего дуновения ветерка. Около самого кампуса, располагается фонтан, шум воды напоминает мне об океане.