Я склоняюсь к ее лицу, замечая россыпь веснушек на носу. От кожи веет холодом, хотя ее душа полна жизни.

– И чего же ты так боишься? – спрашиваю я, мои вопросы задевают Варю, разрушая невидимую броню, в которую она себя заковала.

– Ничего, – чересчур быстро отвечает она, но я намеренно не свожу с нее пристального взгляда, и вынуждаю ее продолжить, – Моя мама бросила меня, потому что я портила ее планы, – ее голос начинает дрожать, и мое сердце сжимается от нежности. Или жалости, второй вариант, все-таки предпочтительнее.

– Я знаю, как все может быстро измениться, – в ее глазах тот же самый страх, что я вижу в своих, – Без предупреждения

И тебе приходится с этим мириться, потому что другого выхода нет.

– Тебе придется научиться доверять другим, – вместо этого говорю я, и выпрямляюсь.

Я веду себя с ней не так, как должен, и это меня настораживает, как уличного пса доброта прохожего. Всего несколько часов назад, я хотел, чтобы она исчезла, а четыре дня назад, я думал о ней, как о самовлюбленной девчонке.

– Моя долгая жизнь научила меня полагаться только на себя и своих близких, – высокомерно отвечает Варя, и я насмешливо приподнимаю бровь.

Долгая жизнь? Неужели она из той породы людей, которые считают себя умнее всех на свете.

Я улыбаюсь.

– А ты? – внезапно спрашивает она, я запускаю пятерню в волосы, убирая с глаз челку.

– Что я?

– Кому доверяешь ты? – Варя смотрит на мое запястье, и это приводит меня в чувство, кое-что никогда не изменится, – Наверное, это тяжело…

Нет, – я незаметно оттягиваю рукава свитера.

Все вдруг становится таким же, как всегда. Угловатым и колким.

Почему я решил, что Варя это изменит?! Она таскается за мной, потому что я единственный, кто может ее видеть. Было бы по по-другому, этот разговор никогда бы не состоялся.

Может быть, все к лучшему.

Решительным шагом направляюсь в коридор. Я рад, что у меня будет время взять себя в руки и сделать то, что я обещал. Прежде, чем всё зайдет слишком далеко. Прежде, чем я ничего не смогу исправить. Варя идет следом за мной. Она извиняется, но на самом деле, не за что.

Я сосредотачиваюсь на своих обычных действиях.

– Матвей?

Мне приходится поднять голову.

– Я не завожу друзей, потому что они мне не нужны, – грубо говорю я, и чувствую ее напряжение, по моей коже бегут мурашки, – Жди меня здесь, Варя – я боюсь, что мама может меня услышать, и понижаю голос до шепота.

Она молча смотрит на меня.

– Всего один день, – предупреждаю я, – И ты уйдешь, – я выскакиваю за дверь, и спускаюсь вниз. Мои изношенные кеды шлепают по бетонной лестницы, и я почти выбегаю на улицу.

Поднимающее солнце начинает золотить серое небо на горизонте, стая птиц похожа на многоточие, растянувшееся на несколько метров вперед. Еще достаточно темно. Утренний воздух еще не прогрелся и мне всё еще холодно.

Сонные прохожие двигаются по улицам, как расставленные на доске фигуры. Я ускоряю шаг, пакет шуршит в моих руках. Я обхожу трехэтажный дом и огибаю гаражи. Вывеска небольшого магазина светится в темноте. Я прохожу мимо. Вдали уже виднеется супермаркет, и я почти срываюсь на бег. У меня начинают гореть легкие от нехватки кислорода, грудь дрожит, и я перехожу на шаг.

      Сегодня я работаю в паре с Димкой, пятидесятилетнем толстяком, любителем поболтать. Я замечаю его кожаную куртку на крючке и сумку, убранную вглубь полки. Я быстро накидываю фартук и иду на склад.

Он уже успел распечатать часть пришедшего за ночь товара и теперь курил сигарету, облокотившись о бутылки с водой. Вообще-то нам запрещалось здесь дымить, но Дима всегда нарушал это правило. Если заметят, нас обоих оштрафуют.

– Здорова, – приветствует он, выдыхая сизый дым через ноздри, – Ты опоздал, сынок – обвиняющим тоном продолжает Дима.

Я смотрю на часы. Всего на пару минут.

– Проспал, – просто отвечаю я и начиню загружать товар в тележку. Сегодня моя очередь раскладывать продукты в зале и клеить ценники.

– Да, вид у тебя нездоровый, – хмыкает Димка, разглядывая меня, – Тебе только в «мавзолей» играть, вместо Ленина, с таким-то бледным лицом, – он гогочет, и я вижу, что два передних зуба у него почти сгнили, – Не обижайся, я в твоем возрасте тоже не высыпался.

Я надвигаю кепку на глаза, мне не нравится работать с кем-то. Но сегодня, видимо, придется.

– Я не обижаюсь, – нехотя говорю я и замолкаю.

Димка опять хмыкает и выкидывает окурок в корзину, к другим таким же. Я хочу сказать, что заметят, но не делаю этого. Тогда мне придется продолжать диалог.

– Димка, принеси две пятилитровки! – кричит кассир из зала, я не отрываюсь от своего монотонного дела: отклеиваю липкие квадратики, сверяюсь с тетрадью и пишу цифры. Это занимает много времени, но сегодня я этому рад.

– Почему сразу я? – притворно ворчит Дима, поглядывая в мою сторону, наверное, его не прельщает мое занятие, поэтому он хватает две бутылки и выходит из склада.

На время я остаюсь один. Димка задержится там минимум на полчаса, и будет флиртовать с женщинами, сколько сможет. Запах табака еще не выветрился из бетонных стен, перебивая другие ароматы.

Я стараюсь не думать об утреннем разговоре. Но мысли то и дело возвращаются к нему. Я чувствую себя другим, когда Варя рядом. Я не могу этого отрицать. Не знаю, лучше или хуже. Просто другим. И я уверен, что мое присутствие так же влияет на нее. Быть может, это просто обман чувств. И я хочу так думать.

Несколько томительных часов, я занимаюсь только работой, но чем ближе стрелка часов к трем, тем больше меня охватывает беспокойство. В кармане брюк вибрирует мобильник, но мне некогда даже ответить.

Я загружаю уже восьмую тележку, и мои пальцы начинает покалывать от неудобного положения рук. На склад заходит ухоженная женщина лет сорока, в светло-бежевом брючном костюме. На шее нитка жемчуга, темно-русые волосы убраны назад и скреплены невидимками. Я никогда до этого ее не встречал, но мне кажется, что она хозяйка.

Женщина мне приветливо улыбается. Димка молчит, это странно, обычно, он не прочь пофлиртовать с женщинами.

– Почему ты не ответишь? – кивает она в сторону жужжащего мобильника, я переложил его на мешок с мукой. Женщина подходит ближе и заглядывает в дисплей, – Это мама, – ее темные брови взлетают вверх, – Может быть, что-то важное, – от меня не укрываются осуждающие нотки в ее голосе.

– Я перезвоню, – обещаю я и тянусь за пачкой печенья, Дима удивленно поднимает на меня глаза, и я напрягаюсь.

Что-то не так.

– Чего? – спрашивает Димка, отвлекаясь от телефона, – Это ты мне? – в его взгляде настороженность, и я через силу пожимаю плечами.

– Нет, сам с собой, – я едва слышно чертыхаюсь, вот откуда эта ноющая боль в затылке и холод, не от бессонницы.

Здесь бродит чья-то душа.

– Мой сын одного с тобой возраста, – грустно произносит женщина, откуда их столько в этом городе и откуда ей знать, сколько мне лет. Из-за них я чувствую себя стариком.

Я вздыхаю.

– Точнее, было, когда я умерла, – быстро исправляется она, – Сейчас он уже старик… – я стараюсь не обращать на нее внимания, – Ты мне не поможешь? – я сжимаю зубы так, что прикусывает язык, металлический вкус вызывает у меня тошноту.

– Эй, парень, тебе нехорошо? – спрашивает Дима, – Что-то ты позеленел весь.

Я хочу закричать ему в лицо, что меня просто одолели духи, не знаешь, что мне делать, а? Может у тебя есть знакомый экзорцист, вычистить весь этот проклятый мир, окропив его святой водой?!

– Нет, просто устал, – говорю я, женщина не сводит с меня своих просящих глаз, этим она напоминает мне Киру. Варю. Они все ее мне напоминают.

Я надеюсь, что так будет не всегда. Иначе, я точно сойду с ума.

– Какая сейчас болезненная молодежь, кутаешься в свитера, как старик, – восклицает он в ответ, – У тебя еще полчаса, надеюсь, ты не облюешь здесь весь пол? – на его лице брезгливое выражение, толстый живот колышется от каждого движения.