У себя за спиной он слышал топот преследователей, взгляд скользил от одного предмета к другому. Корби метнулся к двери подъезда. Кодовый замок. Следующая была такой же, и к ней Корби уже не побежал – люди Токомина выскочили из подворотни у него за спиной. Он увидел последний маршрут спасения: старая машина, гараж, лестница на крышу. Не давая себе времени испугаться, он сиганул на капот легковушки, с капота – на крышу, с крыши машины – на крышу гаража. Чувствуя под босыми ногами теплый, прогретый солнцем металл, он разбежался и с криком прыгнул на лестницу.

Перелетев провал в два с половиной метра, он повис на ржавых перекладинах. Колено больно ударилось о прутья, конструкция под ним закачалась, но устояла. Он оглянулся. Один из громил подбежал под лестницу под ним и попытался допрыгнуть до нижней перекладины, но не тут-то было – она оказалась слишком высоко. Корби засмеялся истерическим хриплым смешком.

– Рано радуешься. На гараж, как он.

Второй громила, повторяя маневр Корби, полез сначала на капот машины, а с него на крышу гаража. Корби понял, что погоня не закончилась, и принялся лихорадочно взбираться вверх по лестнице, чувствуя, как ржавые перекладины врезаются в его больные ноги. Ступенька. Ступенька. Ступенька. Одна из планок выломалась, он повис в облаке красной ржавой пыли. Такой высоты он не боялся, он был над пропастью в сто раз выше, и все-таки он понимал, что сейчас может разбиться точно так же, как при прыжке с крыши небоскреба.

Когда до последней планки оставалось полметра, Корби услышал, как один из охранников разбегается по гаражу. Из последних сил он рванул вверх, вцепился руками в жестяной карниз двускатной крыши, подтянулся, забросил ногу и, задыхаясь, упал на пыльную поверхность. В этот момент охранник прыгнул. Старую лестницу встряхнуло. Мужчина был тяжелым, в два раза тяжелее Корби, под его весом ржавые крюки со скрежетом начали выходить из стены. Лестница, по которой Корби взбирался минуту назад, с грохотом обрушилась. Один из охранников неподвижно распластался на земле. Другой так и не успел прыгнуть и стоял на крыше гаража, угол которого разнесло упавшей лестницей.

В подворотню вбежал отставший от своих людей Токомин, увидел Корби и остановился. Корби посмотрел на него и отрицательно покачал головой. Он мог бы крикнуть, что не убивал Андрея, но у него уже не было на это сил. Медленно, боясь соскользнуть, он подполз к коньку, поднялся на ноги и пошел прочь. Гулкие скаты пружинили под ногами, крыши старой, трехэтажной Москвы срастались вместе старой и новой жестью, извиваясь как хребет серебряного дракона. Впереди, за очередным веером поднявшихся пластинок его чешуи, за рядом тарелок и антенн, Корби видел переплетение железнодорожной развязки – больно сверкали на солнце рельсы, люди в оранжевых спецовках что-то делали с синим щитком, выступающим из земли между железнодорожных путей, а дальше начинались пассажирские платформы. Корби узнал место. Это был Киевский вокзал. Он нашел лестницу и спустился вниз.

Когда он спрыгнул на землю, его охватила слабость. Он сел на корточки и стянул с ног жалкие ошметки обуви. За всю свою жизнь он еще ни разу не был таким грязным и измотанным. Но он был жив, и помнил все, что с ним случилось. Медленно, устало он пошел в сторону вокзала. Он хотел смешаться с толпой, чтобы Токомин больше не смог его найти.

Площадь перед вокзалом. Было трудно и непривычно идти по асфальту босиком, ноги устали, болели, и вообще Корби чувствовал все ушибы и ссадины на своем теле. С утра он почти не ел, его мучили голод и жажда, но хуже всего было чувство одиночества и беспомощности. Без денег. Без телефона. Без дома, в который можно вернуться. В непонятных отношениях с друзьями. Он шел мимо киосков, мучительно-мечтательным взглядом заглядываясь на пирожки и хот-доги, бутылки с квасом и «пепси». А вот ларек, где продают белье. «Мне не помешали бы носки», – подумал он, но был вынужден пройти мимо. Проверяя свои карманы, он не нашел в них даже десятикопеечной монеты. Люди Токомина не оставили ему ничего. Возможно, боялись, что он может использовать против них любой кусочек металла.

Корби хотел зайти на вокзал, но сквозь прозрачные двери заметил тройку полицейских и передумал. Он прошел мимо и спустился в подземный переход. Здесь была тень. Он обрадовался ей – он хотел отдохнуть, побыть в прохладе, подумать о том, что ему делать дальше. «Жаль, что здесь нет лавочек», – огорчился он. Но ему уже было все равно. «Моими джинсами вытерли три километра дороги, вряд ли я смогу их испачкать, если здесь присяду». Он прислонился к стене, потом неловко опустился на пол. Кафель был приятным, холодным. Корби расслабился, закрыл глаза под подаренными ему Алексом темными очками и долго-долго не шевелился.

Его разбудило легкое прикосновение. Он открыл глаза и увидел, что у него на коленях лежит сторублевая бумажка. Вдоль по переходу, не оборачиваясь, уходил мужчина лет тридцати.

«Что это? Милостыня? Неужели я шел сюда? – с легким удивлением подумал Корби. – Неужели я должен был оказаться именно здесь? Дно. Я дошел до крайней точки. И я, наконец, спрятался. Никто из тех, кто раньше меня знал, не найдет меня здесь. Не сможет даже представить».

Мимо шли люди. Десятки и десятки. Взгляды прохожих невольно цеплялись за босоногого подростка, сидящего в горнолыжных очках на грязном полу. Корби взял бумажку, с силой сжал ее в почти бесчувственной руке. «Деньги, – подумал он, – в какое же беспомощное ничтожество превращается человек, когда у него их нет. Куплю себе попить». Медленно, но целенаправленно он поднялся на ноги. Ему вдруг пришло в голову, что есть еще место, куда он может пойти. Он может попытаться опередить деда и забрать выручку у съемщиков квартиры родителей. За эти четыре года он дважды ездил туда, когда дед плохо себя чувствовал. Двадцать пять тысяч – это достаточно, чтобы купить себе ужин, обувь, одежду и телефон. Корби представил, как странно он будет выглядеть, когда заявится к ним в таком виде, но сейчас было неважно, о чем они подумают. Главное, чтобы они дали ему деньги. Теперь, когда у него есть эта сотня, он за какие-то сорок минут может доехать туда на метро и на маршрутке. Скручивая мятую бумажку в пальцах, он пошел вдоль по длинному переходу.

За пятьдесят рублей Корби купил бутылку пепси. Он пил жадно, как никогда раньше. Сладкая, холодная, газированная вода, вкус кофе и шипение пузырьков – что может быть лучше? Потом он спустился в метро, купил проездной билет. После этого у него осталась примерно четверть изначальной суммы. Он мог только надеяться, что за последний год маршрутка не подорожала. Было странно босиком идти по платформе метро, сидеть в поезде, допивать пепси и чувствовать, как взгляды людей невольно притягиваются к твоей рваной одежде и голым ногам. Выходя из поезда, Корби обратил внимание на время: шесть вечера. Он удивился. На часах должно было быть либо больше, либо меньше. Ему казалось, что все его приключения укладываются в два десятка минут, но одновременно он чувствовал, будто прошла целая вечность. Когда он вышел из метро, он увидел, что солнце зашло за тучи; на небе еще оставалось достаточно голубых просветов, но было уже не так жарко, как в середине дня. Он пересек знакомую площадь, нашел подходящую маршрутку, заплатил за проезд, и у него на ладони осталось пять рублей. Хватит разве что на самую дешевую зажигалку. Он снова был нищим. У него не было плана «б», он не знал, что будет делать, если ему не повезет и он не получит с жильцов деньги. «Мне нужно еще немножко удачи, – подумал Корби. – Я знаю, что использую удачу весь сегодняшний день. Но мне нужно еще немножко. Пожалуйста».

Водитель внимательно оглядел странного пассажира, но ничего не сказал. Корби забился на одиночное место в самом конце салона. Двадцать минут ему пришлось ждать, пока маршрутка наполнится. Он поджимал пальцы босых ног и смотрел в окно. Он хорошо знал эту площадь, этот выход из метро. Он помнил, как под новый год шел здесь с родителями: папа выпил немного лишнего, и его заносило на поворотах, а мама вела их, одной рукой держа сына, другой – мужа, и все время смеялась. У Корби появилось странное чувство, что он возвращается домой. Сейчас он приедет в свой микрорайон, войдет в свой подъезд, на знакомом лифте поднимется в свою квартиру. Ему откроет двери отец и спросит: «Где ты был? Мы ждали тебя четыре года».