— Да что с вами, в самом деле, — произнес он своим ровным механическим голосом, — опомнитесь. Это же я. Я не причиню вам вреда — в глазах общества я ваш муж, я должен охранять и беречь вас. И ваше дитя тоже; никто не знает, что оно не от меня.

Он начал снимать правую перчатку, дёргая за пальцы, но вдруг остановился, словно что-то припомнив, и медленно вернул её на место. В его пустых глазах промелькнуло какое-то чувство, острое, жгучее, и он вдруг упал на колени, с жаром обняв её ноги, целуя их сквозь тонкую светлую ткань платья.

— Ева, милая! — шептал он, прижимая женщину к себе, стискивая её колени с такой силой, что, казалось, его пальцы впивались меж волокон мышц. — Если б ты знала, как я устал! Если б ты знала, как мне надоела эта чёртова война! Давай всё бросим и уедем куда-нибудь? Давай все и всех забудем и просто поживем для себя, — я ведь богат, очень богат!

В его срывающемся голосе, дрожащем от страсти и от какого-то непонятного Еве отчаяния послышались звенящие слёзы, какими плачут совсем юные мальчишки, переживающие первые любовные неудачи, и Вайенс, так напугавший Еву своей мертвенной холодностью, показался ей живым и очень понятным. Сейчас ей было даже жаль его, но…

— Милый, хороший, — произнесла она, и её ладонь легла на тёмный пластик его странного головного убора. — Но вы же знаете, я не могу… я не люблю вас, Орландо, и никогда не полюблю…

Но он, казалось, не слышал. Продолжая тискать, сжимать её тело, он шептал пылкие признания срывающимся голосом взахлеб, и его сбивчивая речь была горячечной, одержимой. Ева попыталась отстраниться, убрать его руки, но он уцепился сильнее, и жадные ладони, словно лапы паука, цепляясь за одежду, ползли всё выше, сжимая женщину и оставляя синяки на коже — даже Вейдер с его механическими руками не причинял ей такой боли своими прикосновениями, — подумала Ева, — а его горячие губы оставляли свои поцелуи-отметины на теле, и казалось, её затягивает в какое-то вязкое, густое, горячее болото, из которого выбраться самостоятельно она не сможет.

— Орландо!

Вайенс продолжал шептать что-то захлебывающимся голосом, и осторожные попытки освободиться были бесполезны — он лишь крепче сжимал свои пальцы на её бедрах.

Стараясь отстраниться, Ева откинулась назад, опершись о стол, но это вязкое болото не отпускало, горячая пятерня мужчины жадно обшаривала её, словно клеймя, словно оставляя свои отпечатки повсюду, и Ева взвизгнула, когда рука в черной перчатке ухватила её за грудь.

— Мне больно!

Ее гневный крик словно отрезвил Вайенса, и его острые жёсткие пальцы, раскаленными штырями впивающиеся в тело, разжались, он отпрянул и поспешно встал на ноги, пряча взгляд.

— Простите, — произнес он своим сухим мёртвым голосом. — Просто устал. Я думал, что вы… простите.

— Я понимаю. Это ничего, — произнесла Ева, стараясь смягчить свой голос, чтобы сгладить ощущение ненависти и отвращения, проскользнувшее в нём по отношению к Вайенсу, но ничего исправить было нельзя.

Вайенс снова взглянул на неё отстранённым странным взглядом, который так не вязался с той отчаянной горячностью, с какой он только что раскрылся перед женщиной, и в прищуре его глаз Еве почудилась злобная, недобрая усмешка.

* * *

Приезд Вайенса и его странное поведение взволновали Еву, и она в конце дня поспешила в свои покои, словно он гнался за ней по пятам

Всё тело горело, и она никак не могла отделаться от ощущения того, что отпечатки его горячих ладоней, наливаясь багровым светом, просвечивают сквозь тонкие розово-голубые шелка платья.

Горячая ванна помогла ей расслабиться, но Ева долго отмывала эти горящие прикосновения со своей кожи, втирая душистые пенящиеся шампуни.

…Впрочем, Вайенс даже не попытался повторно подойти ней, коснуться её. Сразу после сцены в кабинете он принял у неё накопившуюся информацию и решительно отстранил от управления Риггелем.

— Я сам займусь текущими делами… или кто-нибудь другой, — спокойно произнёс он, просматривая сводки. — Вам вредно теперь так много работать. В вашем положении нужно больше отдыхать. Сходите, развейтесь куда-нибудь. Вы вообще были на Риггеле где-нибудь помимо тюрьмы? Если уж вы моя жена, то извольте хотя бы в этом отношении меня слушаться. Я не знаю, как принято у ситхов, но по моим личным правилам я не могу позволить вам хоть один лишний день провести здесь, за работой в тюремном секторе.

Ева покраснела и поспешила спрятать взгляд. Эти постоянные напоминания скучным будничным голосом о том, что она по закону принадлежит мужу, были намного хуже, чем крики, агрессия и открытые попытки овладеть ею.

Вайенс словно уже обладал ею, и ему не нужно было лишний раз подтверждать свои права. Поэтому он просто отдавал распоряжения, приказывая, как она должна поступить.

— Хорошо, — ответила она и покинула свой кабинет.

После ванны, накинув тяжёлый халат, пригладив подсыхающие волосы щеткой, Ева решила связаться с Борском, чтобы разузнать, как движутся поиски Ирис. Нервное возбуждение не покидало — Еве необходимо было поговорить с кем-нибудь. Одиночество? Она страшилась оставаться одна. Оставшись без дела, она с удивлением поняла, что просто не знает, куда тратить свое время. Ей казалось, что она стала никому не нужной, лишней, как вещь, завалившаяся за шкаф.

Фей'лия ответил не сразу, и это показалось Еве недобрым знаком.

Обычно ботан отвечал моментально, и, как правило, начинал свою речь, рассыпаясь в комплиментах.

На этот раз его лицо показалось Еве напряжённым, и он ограничился вежливым замечанием относительно прекрасного цвета её лица.

— Доброго дня, — произнесла Ева осторожно, всматриваясь в голографическую картинку за его спиной. — Есть ли новости для меня?

— Нет, к сожалению, — притворно грустно вздохнул ботан. — Новости одни: наши силы успешно наступают.

Ева немного помолчала, сбитая с толку его фразой. Что она могла означать? Борск не может говорить? Его прослушивают?

Или эта стерва до него добралась?!

От последней догадки Ева так и подпрыгнула на месте, еле сдержав крик. Если кто-то был с Фей'лией рядом, от него не укрылось волнение Евы.

— Вести с линии боёв? — переспросила она поспешно, лихорадочно соображая, что бы такого сказать. — Вы… что-нибудь слышали о Лорде Вейдере?

— О, разумеется, — оживился Фей'лия, заёрзав в кресле. — Он как раз сейчас у меня. Желаете поговорить?

Ответить она не успела — невидимый для неё Вейдер что-то произнёс, и ботан разочарованно пожал плечами.

— Лорд Вейдер уже уходит, — сказал Борск. — К сожалению.

— Да, к сожалению, — охрипшим голосом произнесла Ева. — Передайте ему мои наилучшие пожелания. До связи.

Отключившись, Ева откинулась на спинку кресла и потёрла лоб.

Вейдер не пожелал с ней говорить. Он, словно комета, прошел где-то мимо, задев своим призрачным шлейфом, и исчез в мировом пространстве.

Так странно.

И Фей'лия ничего толком не сказал. Может, его поиски и увенчались успехом, но ботан не хотел бы, чтобы Вейдер знал, какую работу он делает для Евы.

— Ничего, — произнесла Ева, — разузнаю новости завтра.

Несмотря на то, что её рабочий день окончился, едва успев начаться, Ева ощущала себя жутко уставшей и разбитой. Жутко хотелось спать — казалось, что какая-то непонятная сила, проводя невидимой ладонью по её лицу, запечатывала глаза, тяжестью повисла на плечах, наливая свинцом тонкие руки.

Ева еле доползла до постели. Скользнув под одеяло, она со стоном положила гудящую голову на подушку и провалилась в душный, тяжёлый сон.

Но и уснув, Ева с удивлением поняла, что сознание её не погасло, не отключилось. Наоборот, оно работало так же отчетливо, как и во время бодрствования, только реальность в этом сне была какая-то странная.

Еву словно грубо вырвали из тела и поместили в чёрное холодное небытие — в неживую черноту космоса, в котором где-то далеко тускло сверкали звезды.

— Это я позвал тебя, — в чёрной тишине свистящий уродливый голос, подзывающий Еву к себе, звучал гулко, злобно. В нем слышалась лютая издёвка и предвкушение чего-то жуткого, гнусного.