Кайли прибежала к нему в один весенний день. Глаза её горели, и в них виделось так много чувств: неверие, страх, радость и злость.

— Форт! — только и выдохнула она, вваливаясь в его роскошную квартиру. Они ещё не жили вместе тогда.

Она прошла в гостиную, не обращая внимания на бардак, горы немытой посуды и грязной одежды. Форт никогда не был опрятным.

— Я беременна, чёрт тебя побери! — почти закричала она, с обвинением глядя на него.

Форт замер посреди комнаты. Смысл сказанного, как то часто бывает, не сразу дошёл до него, но, как только он осознал всё, то схватился за голову, чуть ли не вырывая себе волосы.

Идиот! Тупица просто! Конечно, в Лос-Анджелесе, под кайфом, ни он, ни она не были способны думать о предохранении.

— Сколько тебе нужно? — быстро спросил он первое, что пришло ему в голову.

— Сколько? — Голос Кайли сорвался. Она посмотрела на него с таким ошеломлённым выражением лица, что Форт почувствовал себя ещё более законченным идиотом. — Сколько?! Ты что, откупиться от меня хочешь? Ничего у тебя не выйдет! Ты обязан на мне жениться!!! Обязан, слышишь! — Казалось, у неё начинается истерика. Она подскочила к нему и принялась бить его руками и ногами, и попадала каждый раз так метко, что Форту грозило быть побитым хуже, чем кем-либо из мужчин.

Перехватив её руки, он с силой заломил их и бросил её на диван. Кайли зарыдала, обняв руками колени и уткнувшись в них головой.

Форт присел рядом.

— Кайли, малышка… Хорошо. Мы в самое ближайшее время поедем в Вегас и там поженимся. Обещаю. Я, по правде говоря, давно хотел сделать тебе предложение.

— Правда? — всхлипнула она. Голос звучал приглушённо, но, кажется, она немного успокоилась.

— Конечно, но ты же понимаешь, что этого ребёнка не должно быть.

Кайли подняла голову и уставилась на него:

— То есть как — не должно быть?

— Я заплачу за аборт! — быстро проговорил Форт, опасаясь новой истерики. — Завтра же пойдём в больницу, до или после загса, как тебе удобнее.

— Ну уж нет, Форт! — решительно воскликнула Кайли. — Этот ребёнок имеет право на жизнь. Я всегда была против абортов! И, если я забеременела, значит так нужно! И, в конце концов, я давно уже хочу ребёнка!

— Хорошо, — вздохнул Форт, — а теперь посмотри на это с другой стороны. Мы — наркоманы, Кайли. Да-да! Как бы ты ни называла это «всего лишь увлечением», но правда именно такова — мы наркоманы. И какой ребёнок у нас может быть? Он имеет право на жизнь, ты говоришь? А мы — мы имеем ли право родить его и заставить жить каким-нибудь уродом, отсталым человеком?

— Это всё не обязательно! — в запале воскликнула Кайли. — Это единичные случаи! Я уверена, наш ребёнок будет нормальным.

— Этого никто не может знать, — отрезал он. — А даже если и так, ты разве хочешь, чтобы, когда он вырос, узнал, кем являются его родители? Я — нет.

— Фо-о-орт, — обняла его за плечи Кайли, — я люблю тебя, каким бы ублюдком и конченным наркоманом ты ни был. И твой ребёнок тоже будет любить тебя. Я знаю.

— Я не согласен, Кайли…

Но она уже не слушала — закрыла его рот поцелуем, и вскоре они, позабыв обо всём на свете, отдались сжигающему их изнутри пожару.

А потом всё произошло очень быстро. Они поженились; с каждым днём заказов на его работы сыпалось всё больше, и вскоре «Дэйли Стар» вовсе сделали из него ишака, поскольку он один приносил им прибыль большую, чем трое других художников вместе взятых; и Кайли уговорила его не делать аборт.

Все месяцы её беременности были столь безумными, что Форт до сих пор вспоминал о них с содроганием.

Ему приходилось писать картины почти без продыху и, конечно, совсем без вдохновения. Но, наверное, благодаря природному таланту его работы находили восхитительными и раскупали порой за бешеные деньги.

Форт стал почти ненавидеть всех этих людей, что покупали его картины. Ведь из-за них и из-за давления начальства, он совершенно перестал получать удовольствие от своей работы. При взгляде на холст и краски, у него теперь рождалось отвращение, и он опасался, что теперь так будет всегда.

Кайли, потому ли, что добилась свадьбы, или из-за своей беременности, стала совершенно нестерпимой. Она растрачивала деньги на ветер, более всего их уходило, конечно же, на её собственную персону: она старалась выглядеть, как и всегда, прекрасной и не желала, чтобы беременность портила её внешний вид. С этим ещё было не сложно смириться, но жить в скандалах по поводу и без и с её постоянными истериками было гораздо сложнее. Это выматывало его окончательно.

Возможно, и даже более вероятно, что им так плохо было тогда вместе, потому что они одновременно слезли с иглы. Форт полагал, что это должно было объединить их, ведь они оба испытывали недостаток в героине, а справляться при поддержке близкого человека — всегда проще. Однако такая ситуация, наоборот, плохо повлияла на их отношения. Кайли обвиняла его во всём, начиная с вполне обоснованного — зреющего в ней ребёнка — и заканчивая совершенно бессмысленным обвинением в том, что именно Форт виноват в том, что она когда-то десять лет назад впервые выкурила травку. Естественно, что и Форт, бывший также на грани психической неуравновешенности, срывался и говорил ей кучу гадостей, на что Кайли не могла промолчать. Это был какой-то замкнутый круг, который, к счастью для них, разомкнулся в тот день, когда родился Дэйв.

Тут, казалось бы, всё должно было окончательно наладиться. Они были счастливой семьёй. Кайли ощутимо подобрела и вся светилась довольством, сам Форт стал лучше выглядеть и менее раздражался даже на очередной заказ «Дэйли Стар». Сын стал их отрадой, и они не могли налюбоваться им. Форт почти ни на минуту не покидал Дэйва, часто сидел рядом с ним, говорил всякие бессмыслицы или просто смотрел, как он неуклюже двигает своими ручонками и ножками.

Тем не менее такая идиллия продолжалась недолго.

Одна особо ретивая дама, жившая по соседству, подала заявление в орган опеки, требуя, чтобы Форта и Кайли лишили родительских прав. Каким-то образом она прознала об их с Кайли «увлечении» и решила вынести это на свет. Свора с органом опеки, а затем и с судом, затянулась на долгие полгода, и, в конце концов, дело было решено в пользу молодых родителей, благодаря большой сумме денег и некоторому влиянию, которое и Кайли, и Форт к тому времени уже успели приобрести.

Прошло уже два года с тех пор, как он женился на Кайли, и его малышу Дэйву уже полтора, а жизнь не стала хоть чуточку лучше. И, чёрт его раздери, он от неё устал.

— На вот, держи, — протянул ему гамбургер Этан.

Форт устало поднял на него глаза и молча принял еду. Немедля принялся прожёвывать, словно сомнамбула. Зачем только он начал всё это ворошить в своей памяти? Ведь всё в прошлом.

— Ты выглядишь, как Иисус на кресте, — недовольно сказал друг. — Что случилось-то?

— Не важно, — отмахнулся Форт.

Покончив с гамбургером, Форт встал, и они с Этаном вытащили троих парней на улицу, положив на стоявшие неподалёку скамейки. Как ни странно, вокруг не было ни души, чему Форт вслух удивился.

— А ты чего думал? — хохотнул Этан. — Как никак сейчас пять утра.

— Сколько?! Чёрт, Этан, ты какого хрена припёрся ко мне в такую рань?

— Да я только из Саванны приехал, а здесь у меня нет постоянного жилья, знаешь ведь. Ну, вот и пришёл к тебе. Думал, сначала к вам с Кайли в дом, но потом решил, что лучше в студию.

— Отлично, — хмуро сказал Форт, — мог бы ещё раньше заявиться.

Этан нисколько не обиделся явному недовольству друга. Он и сам понимал, что после столь бурной ночки радости вообще мало.

— Эй, Форт, — окликнул он его, уже идущего в противоположную от студии сторону, — так ты мне скажешь, почему втихаря от Кайли снова начал увлекаться героином?

— Сколько тебя не было? — резко обернулся Форт.

— Ну и вопрос! — засмеялся Этан. — Может, спросишь ещё, какая у меня фамилия? Ну хорошо, хорошо, — примирительно поднял он руки, видя, что Форт сейчас совсем не расположен шутить, — я уехал почти сразу после того, как вы с Кайли поженились, значит, два с лишним года…