— Высшие, — недовольно фыркнула Лекси, опуская кошку на пол.

Форт уже входил, держа в одной руке свой портфель, а другой яростно теребя мокрые волосы. Лекси улыбнулась, вспомнив недавний вопрос о дожде. А вот о том, как долго ещё этот дождевой сезон затянется — забыла спросить.

— Джон не предлагал подвезти разве? — шутливо спросила она, подходя и обнимая его.

Она уже чувствовала, когда он находится в хорошем настроении, а когда — в плохом. Сейчас, несмотря на своё кажущееся раздражение, он был в хорошем настроении, и Лекси скоро в этом убедилась, когда он прижал её к себе и завладел губами в долгом поцелуе.

— А чего Джон-то? — поддразнил он. — Эми предлагала.

— И ты, конечно, отказался? — приподняла Лекси бровь, не спеша покидать его объятий.

— Конечно? — фыркнул он. — Ещё чего.

Она ударила его по плечу, но Форт только рассмеялся. Видимо, подумала надувшаяся Лекси, ему нравится видеть её ревность. Хотя она и понимала, что Эми не соперница ей совсем, приятного в том, что на её Форта поглядывает другая, было мало.

— Ну, гранатик мой, — просюсюкал Форт, потрепав её за щёки, — я же к тебе спешил! Соскучился.

— Издеваешься, — рассмеялась Лекси, когда Форт перешёл к щекотке. — Смотри, я кое-что тебе купила!

Лекси вырвалась и побежала в гостиную раскапывать купленные сегодня вещи. Пока Форт нехотя и ворча натягивал на себя обновки, Лекси с увлечением рассказывала ему о своих похождениях с Трейси.

— Как Этан и предрекал, — вздохнул Форт. — Вы подружились.

— Где счастье в голосе? И мне нравится! — удовлетворённо заключила Лекси, когда Форт оделся. — Надо же, я и с размерами угадала. Я — молодец, правда? — скромно прибавила она, надеясь на похвалу. Похвалы всегда улучшали ей настроение.

— Сложно не угадать. Ты же от меня глаз никогда не отрываешь, — заметил Форт, деловито поправляя манжет.

Лекси только глаза закатила, всё ещё не до конца привыкнув к этой непробиваемой самоуверенности. Форт извиняюще улыбнулся, будто говоря «ну что поделать, объективная реальность», и упал на диванчик. Поудобнее развалившись, он взял купленный Лекси роман и, посмотрев на обложку, скривил губы.

— М-да, что ты читаешь… — протянул он, поцокав языком.

— Что? Читаю, можно сказать, о том же, что случилось с нами.

— Но с нами это случилось, — резонно заметил Форт. Открыв наугад страницу, он прочёл: — «Циничный и расчётливый сэр Рауль никогда не влюблялся по-настоящему, но сейчас, глядя на то, как переливаются на ярком солнце волосы молодой беглянки, не мог не почувствовать странный укол в сердце…». Ха-ха, представляешь: укол в сердце?

— Вполне себе, — серьёзно ответила Лекси. — Ты разве не чувствовал чего-то такого?

Форт косо взглянул на неё.

— Честно — нет. Я просто понял, что влюбился.

— Просто понял, — передёрнула Лекси плечами. — Что-то же должно было случиться, чтобы ты понял? Ну, здесь, например, отблеск волос… Ну хватит смеяться! — возмутилась она, хотя и саму тянуло улыбаться. — Ладно, забудь. Приходил Светлячок, — призналась она, усаживаясь рядом с Фортом. Взгляд её упал на кольцо на его пальце, и она тяжело вздохнула. — Он сказал, что не может ничем помочь.

— А ты понадеялась? — спросил Форт, привлекая её к себе. — Нам не нужна ничья помощь.

— Ага, — сочла за лучшее согласиться, — но, если бы он мог нам помочь, было бы гораздо легче. А ещё он так и не признался, что нас связывает. Он был знаком с моей прабабушкой, но они не любили друг друга. Врёт наверняка!

— Наверняка, если ты похожа на свою прабабушку, — подтвердил Форт.

— Э, не знаю, — улыбнулась она. — И дождь! Он сказал, что такая погода из-за меня.

— Я подозревал. Слушай, у меня есть предложение как провести этот вечер, — таинственным шёпотом поделился с ней Форт.

— Дома? — попробовала угадать Лекси.

— Нет. Хочу сводить тебя кое-куда.

— О-о-о, снова сюрприз, — радостно протянула Лекси. — И ку… ладно-ладно, узнаю, когда время придёт, — сдалась она. — И когда пойдём? Прямо сейчас?

В подъезде вдруг послышались какие-то крики и уже через несколько секунд в дверь к ним кто-то яростно застучал.

— Опять вы меня затопили!!! — оглушающе громко завопил старушечий голос.

Лекси и Форт растерянно переглянулись.

Глава 24

Саванна, 22 июля — 14 августа

Форт расшиб костяшки, но едва обратил внимание на появившиеся капли крови. На фоне сжигающей, выворачивающей суставы боли во всём теле, это было ничто. Он валялся на полу в комнате и сходил с ума, едва боролся с отчаянными позывами к рвоте.

Реальность искажалась, исчезала совсем. Он не видел комнаты, не видел паркета, который скрёб скрюченными пальцами в очередном припадке неконтролируемой боли. Сколько времени прошло, он не знал. Для него мучение растянулось на часы, дни, недели — пусть в реальности прошло всего несколько минут. Для него — не было реальности, только вечная боль, вечные пытки. Они повторялись день за днём.

Он чуть не лез на потолок; если бы мог подняться на ноги, то и полез бы. Хотелось забраться высоко-высоко, спрятаться от боли, или забиться в угол, скрыться в тени, обмануть себя и судьбу. Он пытался выбить эту адскую боль из тела. Легче не становилось. Агония, будто питаясь его никчёмными попытками превозмочь её, возгоралась сильнее. Огонь пожирал его, превращал в пепел внутренности, разрывал сосуды.

Из глаз его текли слёзы. Он кричал, плакал. Омерзительно. В слабом, полубезумном мозгу билась мысль: омерзительно! Он молил о помощи, бился о пол, о стены. Всё было без толку. Его рвало — рвало внутренности, тошнило так, что, казалось, желудок выскакивает из горла. Он видел его; видел желудок, видел другие части тела, лежавшие на полу. Не сразу он понимал, что это галлюцинации — они были реальны! Его новая реальность — невыносимый ад.

Он корчился на полу, трясся от жуткого холода. Руки впивались во что-то до крови, но такая боль была облегчением. Ногти ломались, он слышал их треск. Грязные, свалявшиеся волосы облепили потное лицо. Он желал и боялся, что это последние его минуты. Он был так одинок!.. Никого рядом — один в этой комнате, один на свете. Все его оставили. И он снова кричал от ярости, от бешеной злобы на себя и на всех людей, а потом гнев утихал — и была только липкая жалость к себе. Он так опустился. Омерзительно.

Моментами боль была настолько ослепляющей, что ему было на всё плевать. Он забывал о том, кто такой, что здесь делает, где живёт. Уже не важно было, видит ли кто, как он ползает, корчится на полу, словно жирный червяк, вытащенный на свет из влажной земли. А всё равно кого-то умолял — бога или дьявола? — чтобы прекратил эту пытку, унял его страдания.

Он приходил в себя — и его вновь тошнило, от вони, от отвращения к себе, от слабости. Он не мог подняться, пошевелить даже пальцем. Кости ломило беспощадно; выворачивался похлеще акробатов — без всякой тренировки. Хоть сейчас беги в цирк тешить народ трюками. Форт хохотал до упаду, а потом хрипел, снова плакал. В его реальности всё было иначе; чувства подменяли друг друга со скоростью света.

Бросало в холодный пот. Он стучал зубами, обнимал себя за плечи; слабые пальцы не могли ухватиться за собственное тело, сползали, безжизненными обрубками падали на пол, смеялись оттуда. И снова галлюцинации наводняли его мозг: такие живые, такие настоящие! Он ругался, когда мог, а если слова не шли, мысленно поносил всё на свете. Себя — в первую очередь. А потом пугался, что освобождения может не настать никогда и тогда истово молился, рыдал, как ребёнок, божился, что заплатит любую цену, только бы всё прекратилось.

И опять нарастала злоба, только не на ком было её сорвать. В голове извергался вулкан, раскалённая лава бежала по лицу, обжигая глаза, искусанные губы, стекая по подбородку. Голова едва не лопалась. Язык распухал. И снова ломота, с которой невозможно бороться.

Ему отчаянно хотелось умереть, но не было сил встать, чтобы исполнить своё желание. А если чудом удавалось встать, мысли разлетались, трескались, ломались — ничего не оставалось. Зачем он вставал? И он валился на пол, моля о забытьи, о перерыве. Но сознание всегда оставалось при нём. Новая реальность не желала его отпускать; она хватала его в свои когти, словно изголодавшийся коршун, крутила его, вертела, швыряла оземь, хохотала до упаду, презрительно кривилась, наблюдая за его страданиями. О, как он её ненавидел! И как молился подарить ему забвение.