Здесь я нашла Генри Сомерсета, молодого Клиффорда и ещё несколько лордов и, конечно, нашего графа Пемброкского, Джаспера Тюдора, который командовал уэльскими войсками и, как и я, очень хотел знать, что произошло с его единокровным братом. Они все, похоже, очень обрадовались, увидев принца и меня. И я тоже была несказанно рада видеть их, хотя утомление и мешало мне в полной мере изъявить свою радость. В тот же день меня свалила болезнь, и я две недели провела в постели, пока силы понемногу возвращались ко мне.
Этот живительный отдых был мне крайне необходим, ибо, едва я поднялась на ноги, как получила известия из Лондона. Даже в самых мрачных кошмарах мне не могло привидеться подобного исхода нортгемптонского поражения.
Генрих и в самом деле был захвачен в плен вместе с Фортескью. И на этот раз повторилась старая история: Генрих отказался покинуть шатёр, потому что он король! О судьбе бедного сэра Джона не сообщалось ни слова. Генриха же препроводил в Лондон Уорик, который был вне себя от радости, ибо одержал ещё одну великую победу: о нём говорили как о лучшем солдате Европы, если не всего мира. О судьбе короля мы получили противоречивые сведения. Гонцы, прибывшие в Харлех, рассказывали, что на него надели соломенную корону и все лондонцы издевались над ним как могли, а затем его как обычного преступника водворили в Тауэр. Йоркисты же утверждали, будто с ним обращались со всем подобающим уважением, перед ним с обнажённым мечом шёл Уорик и что его очень удобно поселили в епископском дворце около собора Святого Павла.
Вообще-то меня не волновало, как с ним обращались, хорошо или плохо, важно было, что он пленник и что он по-прежнему король. И он ни словом не упоминал, что хочет видеть жену и сына. Разумеется, я не поехала бы в Лондон, даже если бы получила такое приглашение; я люблю львов, но не так глупа, чтобы без всякого оружия заходить в их логово.
Хорошенько осмыслив эти новости, я пришла к определённому решению. Какие бы — благоприятные для себя — сведения ни распространяли йоркисты, король — пленник. Мы не знаем их планов, но вероятнее всего, они дожидаются подходящего момента, чтобы разделаться с ним и провозгласить королём кузена Ричарда. Поэтому мой святой долг — продолжать борьбу, освободить мужа и восстановить положение Ланкастерского Дома — и моего сына. К тому же в наших делах наметился явный поворот к лучшему. Пока я болела, Джаспер Тюдор отправился в северный Уэльс, где усмирял непослушных, а заодно вербовал для нас солдат. Господь ниспослал ему удачу: в направленном мне письме он сообщил, что захватил крепость Денбё; все сельские жители готовы выступить с оружием в руках, украсив себя алыми розами. Я тут же приняла решение. Мы вместе с Эдуардом отправились в Денбё, где нас и в самом деле встретили радостными приветствиями. Денбё находится недалеко от Чешира, поэтому в один миг в моём распоряжении оказалась армия в несколько тысяч человек, готовых сражаться ради меня. Я чувствовала, что судьба снова благоприятствует мне, и призвала к себе своих военачальников, чтобы разработать необходимые планы, и тут как раз мы получили свежие известия из Лондона.
До сих пор все боевые действия со стороны йоркистов вели Уорик и его отец. Именно Уорик выиграл битву при Нортгемптоне и с триумфом препроводил Генриха в Лондон. Именно Уорик и Солсбери определили условия содержания короля, и условия, как я поняла, весьма неплохие. Я с досадой узнала, что мой муж, который никогда не хотел охотиться со мной, в превосходном настроении охотится в таких местах, как Элтем и Гринвич. Но последнее слово было не за Уориком и его отцом. Они были лишь исполнителями воли Йорка. И вот кузен Ричард пересёк Ирландское море и присоединился к своим сторонникам.
Обо всех последующих событиях, как это обычно бывает с известиями, приходящими издалека, мы получали довольно путаные сообщения. Но все они были неблагоприятными. Ричард имел достаточно много времени, чтобы обо всём поразмыслить, и, видимо, пришёл к выводу, что пора действовать со всей решительностью. В этом, кстати сказать, угадывалась рука Гордячки Сис. Как бы там ни было, он повторил свой старый трюк, посетив бедного Генриха в полном боевом снаряжении, с мечом на боку, тем самым доведя моего мужа до состояния нервного шока. Сделать это, разумеется, оказалось не так уж трудно.
Заручавшись всеми необходимыми обещаниями Генриха, Йорк, всё в том же боевом снаряжении, отправился в парламент, который был созван Солсбери и Уориком, дабы принять всё, чего пожелает Йорк. Все, кому случилось прочитать эти строки, вероятно, неплохо представляют себе, какого я мнения о парламентах. Но на этот раз они, к счастью, доказали, что я не права, наделали это весьма удивительным образом. Герцог Йоркский, в полном, как я уже сказала, боевом снаряжении, вошёл в палату и, подойдя к пустому трону, спросил, осмелится ли кто-нибудь отрицать его право занять этот трон. Этого никто не осмелился сделать, но парламентариев, готовых удовлетворить требование Йорка, можно было пересчитать по пальцам обеих рук, остальные сидели молча, с каменными лицами и несколько зловещим видом.
Для такого человека, как кузен Ричард, которые постоянно сомневался, правильно ли поступает, это было серьёзное препятствие. Как нам рассказывали, он побледнел, пробормотал что-то невнятное и покинул палату. Оказавшись снаружи, он снова обрёл решимость, к тому же на него наверняка наседали Сис, её брат и племянник, и необходимое решение было провёрнуто через совет. Поэтому, хотя я и радовалась, что Йорку не удалось осуществить задуманный государственный переворот, результат оказался не менее для нас убийственным. Решение гласило, что Генрих пожизненно останется королём, тогда как Йорк всё это время будет при нём регентом, когда же Генрих умрёт, он взойдёт на трон.
Это была своего рода лицензия на убийство. Ещё хуже то, что моего сына признали незаконнорождённым и, следовательно, не имеющим права на престол. Могло ли быть нанесено более тяжкое оскорбление женщине?!
Эти новости потрясли нас. Но я не оставила намерений продолжать борьбу за законные права моего сына. К несчастью, нечего было и думать о немедленном начале военных действий. Несколько тысяч отважных чеширцев и валлийцев готовы были последовать за мной, но даже самые верные люди нуждаются в оружии и деньгах. Наши бомбарды были потеряны в Нортгемптоне. Сундук с сокровищами украли мои слуги. Все мои лорды были беглецами, находившимися вдали от своих поместий.
В этих обстоятельствах я посоветовалась со своими приближёнными, и мы пришли к нескольким решениям. Важнейшее из них заключалось в том, чтобы я обратилась за финансовой помощью к нашему ближайшему соседу, шотландскому королю. Яков II был младшим братом бедной Маргариты Стюарт, покойной жены кузена Луи. Таким образом он приходился мне если не родственником, то свойственником. В действительности он не был врагом Англии, но хотел завладеть кое-какими крепостями на севере, и мои советники решили, что мы могли бы с ним договориться.
Это решение, как и в своё время обещание отдать Лондон на разграбление, аукнулось нежелательными последствиями. Впрочем, оно не понравилось мне с самого начала. Пристало ли английской королеве, с чашей в руках, просить подаяния при другом дворе? Моё нежелание ехать в Шотландию ещё более усилилось, когда я узнала, что придётся, для моей же безопасности, плыть на корабле. Я вопросительно посмотрела на лордов, когда они обратились ко мне с этим предложением. Как они могут поручиться за мою безопасность на корабле? С тех пор как пятнадцать лет назад пятнадцатилетней девушкой я проплыла на барке по Темзе и высадилась в Портсмуте, я поклялась, что никогда не ступлю на палубу какого-либо корабля, а тут мне предложили проплыть по солёной морской пучине. И эти глупцы даже не постеснялись предупредить меня, что плавать по Ирландскому морю куда более рискованно, чем пересекать пролив, тем более в это время года.
