Когда Джон возвращается в Чистилище, все проходит довольно рутинно. Сдает шары с душами дежурному инструктору, и тот уносит их в отдел материализации. Там души выпустят из шаров, и они оформятся телесно. Джон часто делает это сам, ему нравится наблюдать за тем, как души из тонких сияющих белых нитей материализуют для Чистилища форму своего тела, но сегодня он чувствует себя слишком уставшим для этого. Два экзорцизма за одни сутки сказываются, все-таки взывать к человеческому в душах довольно сложно. Однако в кабинете на столе — чертов Хартман, теперь, кажется, нужно стол менять — лежит одна четвертинка белого листа, и изящным почерком Артура Пейтона на ней выведено «Зайди ко мне». Артуру даже подписываться не надо.

Могли бы вызвать через знак, но решили не отвлекать и попросту дождаться.

В кабинете Артура не только он сам, здесь собрался весь Триумвират. Анджела что-то читает, устроившись в кресле у книжной полки, Кхатон устало дремлет на кушетке, такая вполне привычная картина. Так Триумвират обычно и дожидается тех, кто ему нужен. Джону хочется развернуть плечи, чтобы выглядеть чуточку бодрее, но он напоминает себе, что это необязательно. Необязательно казаться кому-то кем-то, тем более Триумвирату. Они слишком давно знакомы, чтобы им было важно — кажется ли Джон сейчас бравым оловянным солдатиком, или все, что он хочет, — это наконец поужинать и заблудиться в одеяле.

— У меня была ночная смена, — устало произносит Джон, — поэтому если можно, господа, давайте разрешим ваши вопросы скорее.

— Да, разумеется, — Анджела откладывает книгу, выпрямляется, перетекая из домашней уютной позы в деловую. Она делает это плавно, в отличие от того же Кхатона, который садится весьма резко. Интересно, Кхатон вообще умеет расслабляться? Или так и существует — забываясь в полудреме, вечно напряженный как струна.

— Как там Хартман? — без личных предисловий интересуется Артур. На его столе — выписка о текущем состоянии счета Хартмана, там наверняка отражен сегодняшний экзорцизм.

— Общая динамика лично меня обнадеживает, — Джон пожимает плечами, проходит, садится рядом с Кхатоном. Можно было бы дождаться приглашения, но эта черта стерта давно. Он здесь свой. Практически свой.

— Я бы сказала — напротив, — замечает Анджела, — ежедневные экзорцизмы… Частые греховные порывы. Даже после прогрева на верхнем слое. Джонни, ты не заметил разве, что сегодняшнее Увещевание даже возымело эффект не сразу.

— Заметил, — нехотя признает Джон. Бесполезно обманывать Триумвират, статистика, которую им сообщают Небеса, весьма честна.

— Он набирает силу, — емко подводит черту Кхатон, — с каждым днем.

— Он не грешит, — возражает Джон.

— Отрицательная динамика есть, — спокойно замечает Артур, — просто она минимальна.

— Я бы сказал, что она ерундовая, — ужасно хочется вспылить. Нет, Триумвират имеет право на свои подозрения, но ей богу. Пусть Хартман ведет себя как мальчишка, это ни в какое сравнение не идет с тем его состоянием, в котором его распинали. Тогда он смог разделаться с пятым Орудием Небес, и Джону пришлось уйти из Триумвирата, чтобы не возникало спорных ситуаций при общем равенстве голосов. Практически, сейчас чаще всего решения принимаются Анджелой и Кхатоном, у них примерно одинаковое видение ситуаций.

— К сожалению, в нашем случае ожидания… не то, что мы себе можем позволить, — осторожно говорит Анджела, — ты же знаешь, друг мой, если Хартман сорвется после того, как его силы к нему вернутся… У нас еще нет пятого Орудия, мы не сможем справиться с ним снова.

— Мы не можем предполагать, что его сорвет, — Джону кажется, что спор бесполезен. Кажется, эти трое уже все обсудили до него и все решили, но просто невозможно не попытаться их переубедить. И как, черт возьми им не хватает пятого.

— Значит, нужно его испытать, — пожимает плечами Анджела, — если он действительно заинтересован в исправлении — удержится. Если нет — значит, справимся с ним сейчас, пока он еще слаб.

— Сам подумай, Джон, — отстраненно произносит Артур, — кто пострадает, если Хартмана сорвет внезапно? И можем ли мы сейчас рисковать душой Орудия, которое еще даже не раскрыло своей силы?

Артур не выглядит очень уж довольным, тем что он говорит. Скорей всего, он вновь остался в одиночестве против Кхатона и Анджелы. Как же им сейчас не хватает Сесиль… В ней удивительным образом балансировало и здравомыслие, и сочувствие. Но нет, душа Сесиль — прямое доказательство того, какую на самом деле опасность представляет Генрих. Он не только отравил её, он еще и растерзал её на клочки, на ниточки, и её возрождение затянулось на долгие десятилетия. Обретя же форму, Сесиль оставила Чистилище, пожелав избавиться от воспоминаний о нем. Начать с чистого листа новую смертную жизнь. Её никто не осуждал. Но Артур и Джон — регулярно вспоминали.

Дело сейчас даже не в душе Орудия, не в том, что Небеса могут вновь лишиться инструмента своего волеизъявления. Дело в том, что под ударом окажется друг Джона. Близкий друг. Девушка с сильной душой. Та, которая ни разу в Чистилище не искусилась на новые грехи. Что умудрялась сочувствовать умиравшим смертным, голодным демонам на лондонских улицам и конченным распятым грешникам. Тем, кому уже никто не сочувствовал. Она была так похожа на Сесиль в этом своем милосердии, что невозможно было не опасаться что и её постигнет та же судьба.

— Что вы хотите от меня? — он пожалеет о том, что согласился. Уже через несколько минут. Но если выбирать между душой Хартмана и Агаты — то никаких колебаний быть не может. Все, на что надеется Джон — то, что Хартман все-таки выдержит…

— Ты выглядишь не выспавшейся! Хоть чуть-чуть спала этой ночью?

— Ага.

— И голос севший — сорвала?

Агата раздраженно глядит на Анну. Суккуба смотрит на неё весело и крутит в пальцах ручку. Да уж, она-то выглядит такой свежей, выспавшейся, что аж завидно слегка.

— Тебе заняться нечем? — сердито бурчит Агата. — Инструктаж читай!

— Ой-ой, — Анна хитро улыбается, — не дуйся, я просто смертельно завидую. Меня бы кто так… Всю ночь… Да еще и чтоб я столько орала…

— Целое общежитие парней, а ты никого на ночь не нашла? — с иронией уточнила Агата.

— Бесы… — брезгливо морщится Анна. — Это же все равно, что с девственниками…

Агата чувствует, как стекленеет её взгляд. Пытается не думать, что у Генри могут быть похожие мысли. Ему это не важно. Не важно же?

— Не напрягайся так, — фыркает Анна, — ему-то точно плевать, сколько ты умеешь в постели.

— Это ты с чего вообще взяла? — огрызается Агата. Почему-то не так бесит, что Генри легко понимает, о чем она думает.

— Ну, вообще он сам сказал, — ухмыляется Анна, — вчера, когда я ему предлагала покувыркаться. Сказал, что шлюхи его не интересуют.

Агата почти не слышит окончание фразы. Будто сквозь вату. Лишь спустя минуту доносит до мозга информацию. Он отказался… Можно выдохнуть.

— С ума сойти, какая сила чувств, — восторженно ахает Анна, — черт возьми, я ему даже теперь завидую.

Агата смотрит в одну точку и пытается выдохнуть. Это суккуба. Похоть у них — основной компонент греховного голода. Для них подобные вещи в норме вещей… Как там Генри про них утром говорил? Только и умеют, что ноги раздвигать за клок души? Грубо. Но сейчас, кажется, именно этого цинизма Агате не хватает, чтобы относиться к словам суккубы спокойно. Все равно мысли о том, что, в отличие от неё, Анна вряд ли в постели настолько бестолковая. Агата — этакая просроченная девственница, у которой нет ни девственности, ни мало-мальской сноровки. И да, Анна — красивая. Нереально красивая. Саму себя Агата может, в принципе, охарактеризовать симпатичной, но не более.

— Расслабься, малышка, — ласково улыбается Анна, — правда. Я тебе не соперница, у него и в мыслях нет никого кроме тебя.

В это хочется верить. Ужасно хочется верить. Так, почему она вообще отвлекалась? Немедленно читать! Права Поручителя демонов… «Поручитель имеет право выступать сопровождающим курируемого им работника штрафного отдела в смертный мир, даже в случае, если вышеупомянутый сотрудник не получил разрешения на подобную деятельность. Ответственность за то, что вверенный под попечение Попечителя работник окажется перед лицом искушений смертного мира, а также возможная опасность возлагается…»