Неожиданно становится больно — Генри впивается зубами в кожу на её плече, и Агата вскрикивает, больше от неожиданности, чем от боли.

— Квиты, — шепчет Генри и улыбается, выпрямляясь.

— Дурак, — Агата сердито шлепает его ладонью по заднице (мама бы за подобное словечко, пожалуй, треснула бы Агате линейкой по пальцам, но её рядом нет, и Агата отважно мысленно именует задницу Генри именно задницей, и пусть скажет спасибо, что она именует так только часть его тела, а не его самого — хотя он того стоит, по честному-то), а демон смеется и покидает душевую — чувство пространства у него потрясающее, даже с завязанными глазами он безошибочно находит выход.

— Вытереться не забудь, — восклицает Агата вслед закрывающейся двери, — полотенца в шкафу.

От зубов Генри на коже остается четкий круглый красный след, и он не исчезает до конца, сколько Агата не пытается его растереть. Хорошо хоть не на шее свою отметину оставил, у форменных платьев не высокий воротник, такое бы спрятать не удалось. Агата торопливо заканчивает мыться и вытирается. Ей выходить позже, чем Генри, но проводить его ей очень хочется.

Когда она выходит из душевой, вытирая волосы, в одном только мягком халате, Генри сидит на подоконнике и лопает свои безвкусные лепешки, запивая их черным, очень сладким кофе. Уже одетый, чертовски стильный в этом своем жилете. И смотреть на него сейчас втройне приятней, чем позавчера, когда между ними еще ничего не произошло. Но сейчас особенно сложно удержаться от того, чтобы не отрывать от него взгляда. Он по-прежнему никак не может перестать быть центром её поля зрения, и даже появись кто-нибудь рядом — Агата не заметит. Лишь эти рельефные плечи, на которых, пожалуй, стоит поставить отметину, аналогичную оставленной им. Лишь эти темные, почти что янтарные глаза, глядя в которые кажется, что смотришь прямиком в хищные глаза ночи. Лишь эти невозможные губы, такие горячие, такие пьянящие, что даже от взгляда на них кружится голова, а от прикосновения — весь мир растворяется в сизом тумане. Даже просто глядя на него, Агата ощущает, как щемит в груди. А ведь она знает его тело лучше, чем зрительно, каждый изгиб, каждый участок кожи, она прижималась губами к шраму на его плече, да что там — в душевой она видела его обнаженного, целиком, и черт возьми, она и не думала, что голая и подтянутая мужская задница может оказаться настолько привлекательной для взгляда.

— Не смотри на меня так, — улыбается Генри, — а то я не смогу уйти.

— Ты вообще когда-нибудь устаешь? — ворчит Агата, но на глаза попадается чашка с кофе. Надо же — и ей налил? Непривычная забота.

— Хочешь проверить? — Генри ухмыляется, склоняя голову набок. — Спорим ты сбежишь раньше, чем я устану?

— Не-не, — Агата протестующе болтает головой, — мне и нынешнего ритма многовато.

— Привыкнешь, — безжалостно улыбается Генри, и где-то под ложечкой неприятно покалывает — может, и вправду она для него всего лишь средство для того, чтобы не искушаться лишний раз? В конце концов, он у неё особенно ничего не спрашивает, а когда предлагает — у него такие интонации, что даже мысли поспорить не возникает.

— Иди сюда, — Генри манит её к себе, и Агата, несмотря на тяжелые мысли, подходит.

Он нежно её целует, заставляя слегка оттаять.

— Спасибо, — шепчет он, и их лбы соприкасаются, — спасибо, птичка, за все, что ты для меня делаешь.

Это трогательно. Действительно трогательно. Агата даже чувствует себя слегка виновато за то, что только что думала о нем плохо.

Генри обнимает её тепло, нежно, тихонечко поглаживает по спине, затем с видимой неохотой отстраняется.

— Ладно, — ворчливо вздыхает он, — я должен идти, а то опоздаю отметиться, и теперь уж точно за мной пришлют леди Свон, чего мне категорически не хочется.

Он притягивает к губам её руку, целует её, невесомо ласкает неровный белый шрам, который начинается почти что у самого сгиба локтя и сбегает вниз по запястью.

— Удачной смены, — улыбается Агата и нежно оставляет поцелуй в уголке его губ. Она ужасно боится вопросов про этот шрам. Наверняка рано или поздно речь обязательно о нем зайдет, но лучше бы не сейчас. Она еще не готова сталкивать Генри с неприятной своей частью.

— И это все? — с упреком вздыхает Генри, и его глаза смеются. Мол, могла поцеловать и покрепче.

— Как будто тебя можно обделить, — Агата даже показывает ему язык. Кажется, он чувствует её тревогу и чутко молчит, не желая поднимать неприятную тему. А может, ему просто это не особенно интересно. Если она ему нужна только для борьбы с голодом — то наверняка не интересно. Какая разница, что там в прошлом у девушки для соитий, да? Неприятная вязкая горечь снова растекается на языке. Теперь его внимательность кажется всего лишь раздражающим безразличием.

— Я встречу тебя вечером, ладно? — вот это серьезный вопрос, у него даже глаза напрягаются. Кажется, она действительно может отказаться. Что ж, хорошо, что он спрашивает, может, это ему действительно важно?

— Встречай, — улыбается Агата, — поужинаем вместе.

— Не забудь зайти к Пейтону, — напоминает Генри, уже выходя на площадку для взлетов.

Смена Агаты в Лазарете начинается после обеда, сегодня её очередь нести вахту при угасших душах, и практически закончился выходной, положенный на восстановление после посещения верхнего слоя.

От печенья уже малость подташнивает, да и Генри его практически доел вчера за вечер. Неохотно Агата идет в столовую. Вчерашний разговор с Джоном до сих пор портит настроение. Не ожидала она от него такой реакции, такой резкости. Вот тебе и «Миллер не захочет терять такого друга».

В кафешке Агата видит Рит и с удовольствием подсаживается к подруге. Рит — уже бывалая сестра милосердия, ходит на верхний слой три раза в неделю, вот и сейчас, кажется, только что пришла со смены, стол завален бумагами.

— Привет, Рози, — улыбается она, — я видела Найджела.

— И что он тебе сказал? — спрашивает Агата, покусывая ноготь. Она по-прежнему подозревает Найджела в подглядывании за чужими поцелуями. Хотя он вроде не болтун и не станет распространяться.

— Правда, что амнистировали Хартмана? — Рит произносит этот вопрос недоверчиво, будто какую-то сплетню.

— Да! — твердо отвечает Агата. — У него испытательный срок.

— С одной стороны обнадеживает, — Рит ежится, на её лице озабоченное выражение, — с другой стороны, лично мне — страшно, он тогда говорил настолько уверенно — аж мороз по коже. Так и кажется, что он придет ко мне… за этим!

— Не волнуйся, — Агата касается ладошки Рит, — Генри тебя не обидит.

«Ага, потому что в качестве объекта для удовлетворения собственной похоти он выбрал меня», — мелькает язвительная мысль. Даже слегка ревнивая, ведь Агата помнит, что Генри говорил о чувствах Рит к нему.

— Рози, мне иногда кажется, что ты блаженная, — Рит вздыхает, смотрит на подругу с сочувствием, — я вообще не представляю, почему Хартмана могли помиловать. Редкостный же козел.

— Нам нельзя осуждать, помнишь? — напоминает Агата, гася в себе раздражение. Никого нельзя осуждать. А подруг — и вовсе не стоит.

— Ага, помню, — Рит снова кривится, — просто вот конкретно с ним это просто сложно.

— Неважно с кем.

Интересно, как быстро станет известно, что Агата стала любовницей Генри? И как среагирует на это та же Рит? Сейчас особенно не хочется терять друзей, когда Джон из списка друзей исчез — хорошо бы если бы не навсегда.

— Черт, — Рит огорченно смотрит на таблицу посещений.

— Что-то случилось? — лицо у подруги действительно расстроенное. Она редко тревожится из-за ерунды.

— Да так и знала, что тогда, психанув, не дошла до еще одной девочки, — Рит огорченно вцепляется в волосы, — и спокойная девочка же, нет причин её без воды оставлять. И сегодня чертов последний день, когда воду до неё нужно донести.

— Что за девочка? — уточняет Агата, радуясь, что Рит перестала говорить о Генри.